Для того чтобы до конца понять своеобразие японского сада, ощутить его самобытную прелесть, нужно понять и осознать его философскую основу. Человек, абсолютно не знакомый с духовными традициями Японии или имеющий о ней лишь самые общие представления, не постигнет всей мудрости создания сада, которая, как во всех произведениях японского искусства, не лежит на поверхности.
На каноны формирования садов наложили отпечаток различные религиозные и философские системы. Наиболее глубокий след оставили синтоизм, даосизм и буддизм (точнее, одно из его направлений — дзэн).
Основная религия Японии — синто (то есть «путь богов») — возникла из местных культов природы. Это одна из самых древних религий мира. Она утверждает божественное происхождение японского народа: император — микадо — потомок духов неба, а каждый японец — потомок духов второго разряда — ками. Для японца ками означает божество предков, героев, духов и окружающей природы. Мир японца населен бесчисленным множеством ками (пантеон синто насчитывает свыше восьми миллионов божеств).
Синтоизм сформировал у японцев особый взгляд на мир вещей, на природу, взаимоотношения. В синтоистском мировоззрении нет деления на живое и неживое: для приверженца синто все живо — и животные, и растения, и предметы; во всем природном и в самом человеке живет божество ками. Синто утверждает, что все в природе одушевлено, а значит, наделено святостью. Кроме того, согласно синто, ками объединены с людьми, поэтому людям не нужно искать спасения где-то в другом мире — спасение обеспечивается путем слияния с ками в природе и в повседневной жизни. Отсюда присущее японцам поклонение горам, горным источникам, камням, деревьям, наряду с животными, многие из которых считаются священными.
Но обожествление природы в синтоизме происходит не от трепета перед ее стихиями, как во многих других языческих культах, а от чувства благодарности природе за то, что она, хотя и демонстрирует иногда свою непредсказуемость и грозную силу, полна гармонии и порядка и довольно часто проявляет к человеку доброту и щедрость. Глубоко укоренившийся в сознании японцев синтоистский взгляд на природу является причиной того, что они умеют по-особенному наслаждаться ее непостоянной, переменчивой красотой и относятся к природе с благоговением и нежностью.
Этот взгляд на окружающий мир прививается в Японии с детства. Японские дети не обнаруживают к деревьям, насекомым, животным той наивной, но холодной жестокости, которая зачастую свойственна европейцам. Ребенок, воспитанный в уважении к традиционным японским ценностям, никогда не позволит себе сделать зарубку на коре дерева, поймать и убить какого-нибудь жука, наконец, привязать консервную банку к хвосту кошке. Японский ребенок готов сказать любому существу или предмету: «Мы с тобой одной души», и эта фраза наделена для него глубоким и понятным смыслом. Законы природы священны для него, как для любого японца — даже общественные отношения издавна строятся так, чтобы не нарушать их.
Таким образом, синтоизм учит, прежде всего, поклонению культу предков и природе. А поскольку японский сад — это во многом некий осколок дикой природы, в нем есть несомненное влияние системы синто.
Еще одна отличительная особенность синтоизма — необыкновенная веротерпимость и отсутствие препятствия одновременно с синто исповедовать какую-либо другую религию. Это его качество помогло распространению на территории Японии целого ряда религиозных направлений, многие из которых благоприятно повлияли на художественную культуру страны.
Так, например, во всех сферах искусства в Японии нашла отражение доктрина мироощущения и деятельности, восходящая к даосизму — философскому учению, возникшему в Китае в VI веке до н. э. Главная категория даосизма — дао (путь) — понимается как первопричина материального мира и духовной жизни людей. Дао также представляется как общий путь развития.
Согласно концепции даосизма, задача человека состоит в том, чтобы стремиться к дао путем слияния с природой, с окружающей жизнью. Основным принципом деятельности человека является принцип «недеяния», который заключается в том, чтобы следовать природе вещей и пути развития мира, не стараясь преображать его. Поэтому и японское садоводство, как одна из областей культуры, во многом базируется на правиле «невмешательства» в естественную природу. Это не означает, что японский сад — слепая копия окружающих ландшафтов, просто сам образ природы лежит в основе его композиции.
Исследователи утверждают, что наиболее сильное влияние на формирование философии японского сада, как и на все мировоззрение японцев, оказал дзэн. Слово «дзэн» обычно ассоциируется с одним из направлений буддизма. Однако для самих японцев это понятие значит гораздо больше: это и религия, и философия — одним словом, это образ жизни.
Классический буддизм, с которым дзэн имеет ряд общих черт, но гораздо больше различий, начал распространяться в Японии с VI—VII веков. Этому способствовала деятельность буддийской секты сингон, члены которой примиряли приверженцев синто и буддизма. В результате произошло соединение двух религиозно-философских концепций и в дальнейшем осуществлялось их тесное взаимодействие.
Четыре основные истины буддизма гласят: жизнь есть страдание; причина страдания — страсти, желания, потребности людей; чтобы избавиться от страданий, надо пресечь все желания; сделать это можно только путем ухода от действительности и достижения нирваны (высшего просветления, небытия). Таким образом, главное в буддизме — уход от житейской действительности, проповедь отречения от страстей, провозглашение тщетности мирских забот, призыв к душевному покою. Материальный, чувственный мир (сансара) признается иллюзией, и только нирвана — мир подлинный.
Японский буддизм имеет ряд особенностей, отличающих его от исповедования этой доктрины в других странах. Так, японский вариант буддизма не проповедует категорического отказа от желаний, а рекомендует разумное отношение к ним. Страдания причиняют только нереальные желания. Просветление (по-японски — «сатори») для японца никак не связано с отказом от радостей жизни. Достигнув просветления, можно и нужно продолжать наслаждаться жизнью. Эти идеи, окончательно оформившись, и составили основу особого направления, именуемого дзэн-буддизмом.
Японское слово «дзэн» восходит к санскритскому «дхьана» (самоуглубление, медитация, сосредоточение). В китайской традиции это слово стало произноситься как «чань», а в Японии, в соответствии с фонетическими законами японского языка, приняло форму «дзэн».
Школа чань-буддизма возникла в Китае в VI веке. В XII в. это направление получило распространение в Японии. Идеи дзэн наложили печать на всю японскую действительность. На основе дзэн культивируется чайная церемония, складывается методика аранжировки цветов и, что особенно важно для нас, формируется садово-парковое искусство.
Культура дзэн достигла расцвета к XIV—XV вв. К этому времени дзэн стал регулировать нормы поведения, превратившись из религиозной доктрины в этико-философскую. Содержание этой доктрины обрело специфические национальные черты (так, вместе с другими ритуалами, обязательным элементом дзэн стали считать церемонию чаепития). Дзэн стал регулировать повседневное поведение, сформировал определенные стереотипы мышления и восприятия.
Согласно доктрине дзэн, любой настоящий художник в своих произведениях передает истину. Истина — это Будда, который находится повсюду: и в природе, и в человеческом сердце. Чтобы отразить истину, художник должен почувствовать в себе Будду, а. значит, слиться с природой. Он должен отрешиться от своего эгоизма, от сознания собственного Я, которое иллюзорно, и почувствовать себя частицей единого и гармо
Определенная творческая активность требуется и от зрителя. Созерцание сада должно вызывать определенный ассоциативный ряд: у буддиста он будет связан с его религиозными представлениями, человеку, незнакомому с доктриной дзэн, форма и расположение камней и растений напомнят что-нибудь из его прошлого опыта и наведут на размышления. Но самое важное заключается в том, что произойдет концентрация внимания и самоуглубление — в этом состоит главное назначение японского сада.
Японский сад не только дает возможность наслаждаться красотой природы и гармонией мироздания. Предаваясь созерцанию, человек должен ощутить свою причастность общему пути, почувствовать себя частью единой прекрасной Вселенной. Видя окружающую гармонию, он должен разобраться в себе и обрести внутренний покой и умиротворение. После долгого спокойного созерцания камней, песка, воды должно заработать сознание, а скорее подсознание, интуиция. Японский сад должен помочь человеку освободиться от всех привычных представлений, от того, что диктует ему во многом примитивное логическое мышление. Созерцание сада побуждает к работе скорее не мысль, а душу, способствует выходу на принципиально новый уровень мышления — поэтическиметафорический.
Вот строки классического японского трехстишия — хайку (или хокку), которые были написаны под впечатлением такого созерцания:
Сколько воспоминаний
Вы разбудили в душе моей,
О вишни старого сада!
Таким образом, садовое искусство Японии складывалось под влиянием разных религиозно-философских течений, которые, однако, имеют много общего. Например, всем им свойственно обожествление природы. Благодаря этому в Японии возник своеобразный культ красоты, причем именно природа считается эталоном прекрасного. Японцам присуще стремление жить в согласии с природой. Общий девиз японского искусства: «Не сотвори, а найди и открой». Создавая свое произведение из природного материала, художник прежде всего стремится сохранить его фактуру и выявить изначально уже заложенную в нем красоту. Он не диктует материалу свою волю и не навязывает зрителю свое представление о красоте. Те же требования предъявляются и к создателю сада: он должен наиболее полно раскрыть первородную прелесть камней, песка, воды, мха, растений.
Сущность прекрасного японцы выражают четырьмя понятиями, называемыми «саби», «ваби», «сибуй» и «югэн». Корни первых трех категорий уходят в синто, последняя — «югэн» — навеяна буддийской философией.
Понятие «саби» связывает воедино красоту и естественность. То, что неестественно, согласно этому принципу, не может быть красивым, но ощущение естественности можно усилить добавлением особых качеств. Естественную красоту вещей, как считают японцы, с наибольшим успехом выявляет время. Поэтому особенно притягателен для японского глаза замшелый камень в саду, потемневшая от старости древесина. Все эти черты также входят в понятие «саби» (это слово буквально означает «ржавчина»). Этот критерий прекрасного, таким образом, подчеркивает, что естественное несовершенство, отмеченное печатью времени, может быть по-настоящему красивым.
Понятие «ваби» воплощает связь между искусством и повседневной жизнью. Ваби — это мудрая воздержанность, отсутствие чего-либо вычурного и броского, благородная простота.
Третье понятие — «сибуй» — появилось в результате слияния первых двух принципов. Таким образом, сибуй — это красота естественности в сочетании с красотой простоты. Сами японцы говорят, что сибуй — это то, что человек с хорошим вкусом называет прекрасным, универсальный критерий оценки.
Но чтобы быть совершенным с японской точки зрения, произведение должно соответствовать требованиям еще одного принципа — «югэн». Это понятие поэтизирует изменчивость, недолговечность, недосказанность. На формирование этого принципа оказали влияние идеи дзэнбуддизма, согласно которым с вечной изменчивостью мира несовместимо понятие завершенности. Поэтому и в искусстве не может быть места статичности, однозначности; произведение должно показывать процесс совершенствования, а не готовое совершенство. Оттого и в японской живописи, и в поэзии как бы намеренно оставляется место, которое каждый заполняет своим собственным воображением. Японский сад, как и все искусство Страны восходящего солнца, создается так, чтобы каждый созерцающий становился его сотворцом и одновременно чувствовал себя частью единого, но изменчивого и многообразного мира.
Не принимая завершенность, югэн отрицает и симметрию, считая ее также несовместимой с вечным движением жизни. Кроме того, симметричность воспринимается японцами как повторение, а любое дублирование элементов несвойственно природе. Поэтому, располагая растения и предметы в саду, художник старается поддержать нарушенное равновесие, асимметрию, которая олицетворяет для него живой и подвижный мир. Предметы в саду ни в коем случае не должны быть одного и того же размера и формы, а воображаемые линии, соединяющие эти предметы, чтобы не нарушать первозданную гармонию, не могут располагаться параллельно или быть одинаковой длины.
Сознательная недосказанность, заложенная в понятии югэн, лучше всего проявляется в целой поэме из камня и песка, которую представляет собой философский сад. Самый знаменитый такой сад был создан в монастыре Рандзи в Киото мастером чайной церемонии Соами в XVI в. Красота этого сада настолько непонятна западному человеку, что многие туристы, незнакомые с тонкостями буддийской философии, называют его теннисным кортом. С их точки зрения, это всего лишь прямоугольная площадка, посыпанная белым гравием, среди которого в беспорядке разбросано полтора десятка камней. Наиболее внимательные, правда, замечают, что композиция из каменных «островков» составлена таким образом, чтобы с любой точки наблюдения ее нельзя было охватить взглядом всю целиком: всегда будет видно на один камень меньше, чем есть на самом деле.
Западный человек видит в этом загадку, но мудрые японцы понимают, что это действительно поэзия. Они не нуждаются в примитивных объяснениях, что камни, торчащие из песчаных волн, олицетворяют тигрицу, переплывающую реку, или что здесь изображены горные вершины над морем облаков. Философский смысл сада камней невозможно до конца выразить словами. Асимметричная гармония выражает бесконечность мира в его вечной изменчивости. Недоговоренность является творческим приемом, благодаря которому художник приглашает зрителя по-своему пережить настроение, владевшее автором в момент создания сада.
В полной мере почувствовать красоту японского сада может только тот, кто понял значение еще одного важного термина — «масс бумей» ( «цивилизация сосновой иглы»). Под этим имеется в виду умение наслаждаться красотой сосновой хвоинки, вместо того чтобы пытаться охватить взором целый лес. Отсюда и эстетическое наслаждение от зрелища одной-единственной капли росы или ветки сакуры, эмоциональный отклик, вызываемый скупой выразительностью композиций икебаны.
Японский сад не выглядит роскошно: во всем, что его составляет, чувствуется благородная сдержанность, мудрая недоговоренность. Созерцающий его должен уметь видеть внутреннюю красоту каждой его составляющей, отдельных участков, которые несут различные смысловые нагрузки, если смотреть на них с разных мест наблюдения, и, наконец, чувствовать своеобразную гармонию, разлитую во всем саду в целом. Углубившись в созерцание, отрешившись от повседневной суеты, нередко занимающей все его мысли, чуткий зритель откроет эту гармонию и в глубине своей души.