А.Л. Баркова, доцент Института истории культур УНИК
Толкинистская субкультура как массовое явление (объединяющее тысячи людей) существует немногим более пятнадцати лет, и за это время она претерпела ряд существенных изменений. Они настолько серьезны, что невозможно описать толкиниста как такового: есть достаточно четкий образ толкиниста начала 1990-х годов, более размытый образ субкультуры рубежа тысячелетий и вполне отчетливый образ толкиниста сегодняшнего дня. Автор настоящей статьи имел возможность наблюдать толкинистский фэндом
[1]
[220] с начала 1990-х годов, возглавляя в 1995–2000 годах один из ведущих московских клубов – «Форменос», а с 2006 года – исполняя обязанности главного хранителя крупнейшего интернет-собрания толкинистских текстов «Библиотеки Тол-Эрессеа» (www.eressea.ru).
Отчасти мы уже делали попытки описать субкультуру и ее творчество
[2]
[221], однако сейчас попробуем, с одной стороны, обобщить данные, а с другой – дать современный срез субкультуры, поскольку наша статья 2003 года уже отчасти устарела: слишком быстро меняется предмет исследования. По этой причине я вынуждена внести датировку данной статьи в текст: она написана в 2007 году. Уверена, что года через три этот анализ уже отстанет от действительности.
Представления о толкинистах
Нужно ли пояснять, кто такие толкинисты? «Поклонники творчества Толкиена» – ожидаемый ответ. В сущности, такое определение не говорит ничего. Под этим словом могут подразумеваться серьезные переводчики, которые, не жалея своих сил, создают русский текст HOME
[3]
[222]. Это же слово может означать личностей, которые всерьез отождествляют себя с теми или иными персонажами книг Толкиена. Так же определяют себя и те, кто не имеет собственной квэнты
[4]
[223], но в чьей системе ценностей книги Толкиена занимают более чем высокое место. Так же называют и рядовых представителей «тусовки», которые группируются вокруг традиционных толкинистских мест сбора по принципу «там прикольно».
Проблема заключается в том, что самоопределение различных групп толкинистов является взаимоисключающим (и неудивительно, что любые мои работы вызывали резкое неприятие определенной части субкультуры), поэтому образ «среднестатистического толкиниста» вывести на данном этапе просто невозможно. Так что мы попытаемся описать сегодняшний срез субкультуры в ее неоднородности и, отчасти, противоречивости.
Прежде всего, мне представляется важным вербализовать несколько мифов о толкинистах.
Миф первый. Толкинисты – это ребята в плащах из занавесок, бегающие с деревянными мечами.
Пятнадцать лет назад это так и было... отчасти. Уже тогда высоким уважением пользовались те, кто обладали высокими умениями и в фехтовании, и в создании костюмов, и в редкостном тогда (для большинства – до Интернета) знании непереведенных текстов Толкиена, и во многом другом. «Занавесочные эльфы», как их тогда называли, либо покинули субкультуру, либо перешли на существенно более высокий уровень.
На сегодняшнем этапе, когда уровень профессионализма, необходимого, чтобы занять видное место в любом (отнюдь не только толкинистском!) фэндоме, возрос, – это утверждение просто анахронизм. Оно не только не соответствует реалиям ядра субкультуры, оно даже не описывает периферию (см. миф четвертый).
Миф второй. Толкинисты – это «ушельцы», «глюколовы», то есть личности экзальтированные, живущие в вымышленном мире, далеком от так называемой «реальности»; они неспособны реализоваться вне субкультуры.
Этот аспект был детально прописан нами в упомянутой выше статье «Толкинисты: архаическая культура в центре мегаполиса». Кратко суммируя ее выводы, можно утверждать, что личность, успешная в «реальной жизни», вполне может занять видное место в субкультуре, и наоборот: большинство лидеров субкультуры, то есть людей, являющихся авторитетом для некой группы, так или иначе реализовали себя социально.
«Глюколовы», маргиналы не занимают яркого места в субкультуре – именно потому, что они не способны на то творчество в любом проявлении, которое является определяющим для фэндома. Сочинителям собственных миров (каковые, собственно, и именуются «глюколовами») нет особой разницы, будут ли это видения по Средиземью, миру Гарри Поттера, «Звездным войнам» или по всему вместе, вкупе с собственными фантазиями. Поэтому они в любом фэндоме, будь то толкинистский, поттеристский, StarWars или какой-нибудь другой будут составлять периферию, если они не являются яркими личностями, достигающими успеха не за счет своего визионерства, а благодаря совершенно другим способностям.
Миф третий. Толкинисты – это то же, что ролевики. Это ребята, регулярно носящиеся по лесам с деревянными мечами, разыгрывающие что-то такое по мотивам книг Толкиена... и так далее.
Здесь, пожалуй, сложнее всего. Толкинистская и ролевая культура взаимосвязаны очень тесно, в каком-то смысле ролевики выросли из толкинистов. Четкой границы между субкультурами нет, но их ядро различается: для толкинистов главное – это ориентация на реальность мира Толкиена, как бы оная реальность ни понималась; ролевик же играет сегодня персонажей одного мира, завтра – другого, ни с чем особо себя не связывая.
Систематическое отождествление толкинистов с ролевиками, регулярно встречающееся в газетных и журнальных статьях, чрезвычайно возмущает представителей толкинистского сообщества.
Миф четвертый, ныне просочившийся даже на страницы бульварных детективов. Толкинисты, как и ролевики, сидят на шее у своих родителей – доспехи на игры, равно как и платья на балы, покупают исключительно на их деньги, а сами не зарабатывают ничего.
Заметим, что этот миф успешно противоречит мифу первому – и столь же далек от реальности. Возможно, где-то и есть такие ребята, но мне не доводилось их видеть ни разу в жизни. Зато я хорошо знаю юношей с самым разным образованием (программистов, врачей, массажистов), зарабатывающих вполне достаточно, чтобы обеспечить себе и своей семье (включая толкинистов во втором поколении) всё необходимое для полноценного игрового сезона. Среди девушек-толкинисток особо распространена профессия переводчика. Кстати, в субкультуре немал процент матерей-одиночек, содержащих себя и ребенка и успешно ездящих на конвенты в другие города, на игры и т.д.
Попытка классификации
Итак, что же представляют из себя толкинисты как ядро одноименной субкультуры?
Предвижу вопрос и/или возражение: кроме ядра, у субкультуры есть и периферия. Описание только ядра может быть некорректным.
Эти возражения нам представляются несущественными, и вот почему. Толкинистская субкультура совершенно не стремится к расширению, скорее наоборот. Разрастание рядов толкинистов негативно воспринималось еще в начале 1990-х годов, когда собственно и началось рождение субкультуры как явления, объединяющего тысячи людей. Стремление «отделить толкинистов от тусующихся» было присуще фэндому практически на всех этапах, и оно отнюдь не ушло в прошлое. Когда автор этих строк была руководителем клуба «Форменос» (1995–2000), мне периодически приходилось объявлять, что посторонние могут приходить на собрания клуба только по рекомендации членов, что часть праздников является закрытой, – и это притом, что необходимо было платить за помещение, то есть с прагматической точки зрения высокая посещаемость была выгодна. Но она разрушала дух клуба, настрой собраний – и поэтому приходилось ограничивать число гостей. В настоящее время точно такой же жесткий отбор участников бывает на тех ролевых играх, где главная задача – воссоздание духа эпохи.
Собственно, тот факт, что сегодня, несмотря на очень сильные изменения в субкультуре, проходят закрытые для посторонних игры и существуют достаточно замкнутые сообщества (даже не клубы!), – говорит о том, что не претерпел изменений главный принцип, по которому и идет разделение на тол-кинистов и не-толкинистов: установка на восприятие мира Толкиена как реальности. Соответственно, всё, что мешает этому ощущению реальности (сопричастию, если использовать термин Л. Леви-Брюля
[5]
[224]), должно быть отметено.
И вот здесь нас ожидает весьма любопытная проблема: кто же эти «мешающие», коих надлежит изгнать из среды «истинных» толкинистов? Нетрудно предугадать ответ: каждая группа считает «неистинными» остальных.
Внутри фэндома толкинистов мы бы выделили следующие группы.
Переводчики и исследователи. Для них «реальное Средиземье» – это тексты Толкиена и только это. Любое творчество по мотивам, за редчайшим исключением, вызывает у них неприятие или отторжение (иногда – яростное отторжение). Этой группе толкинистов («истинные номер раз») мы обязаны тем, что подавляющее число текстов Толкиена теперь доступно по-русски, а некоторые даже полулегально вышли в «бумажном» виде. Им же мы обязаны многочисленными систематизациями фактов по истории Арды, сведением в сравнительно непротиворечивую концепцию разных версий черновиков Толкиена. В этом есть огромный плюс – такие интернет-энциклопедии (крупнейшей из которых является «Арда-на-Куличках»: www.kulichki.com/tolkien) существенно облегчают не только знакомство с миром Толкиена для начинающих, но и помогают опытным толкиноведам. Заметим, что применительно к этой части субкультуры термин «толкинист» означает примерно то же, что «пушкинист» относительно исследователей Пушкина. В рамках фэндома их называют «канонисты», «текстологи», используя эти термины, в зависимости от ситуации, уважительно или уничижительно.
Причем, по точному замечанию Хольгера
[6]
[225], есть две разновидности канонистов. Одни воспринимают тексты Толкиена только как продолжение литературной традиции, как отражение тенденций литературы и общества – и, соответственно, подходят с чисто литературоведческих традиций; другие пытаются реконструировать полную картину событий в Арде, воспринимая мир Толкиена как реальный (как правило, не задаваясь вопросом, какова природа этой реальности). Они отчасти входят и в следующую группу толкинистов – в квэнов.
Группу квэнов составляют те, кто, выражаясь языком фэндома, «помнит себя – там», соотносит себя с определенной средиземской личностью (на начальных этапах это часто один из главных героев книг Профессора), а затем создает собственную квэнту. Уважительно таких называют квэнами, уничижительно – «дивными» (с презрительной интонацией), «дивнюками», «глюколовами». От последнего термина ряд толкинистов решительно открещивается, поскольку «глюко-ловство», как и ролевые игры, явление несравнимо более широкое, нежели толкинизм.
В отличие от «глюколовов», выделяется также категория «мироглядов».
Теория «мироглядства» принадлежит Хатулю
[7]
[226], описавшему в своих статьях неоднократные случаи, когда люди независимо друг от друга одинаково характеризовали некие миры:
«Мы выкладывали друг другу историю, географию и физику "изобретаемых" нами миров. Мы оба осознали, что по сути дела не столько "изобретаем", сколько "открываем" их; поскольку в том же за тридцать лет до нас признался профессор Толкиен, нас это мало смущало. А вот когда, изложив друг другу всё, мы поняли, что описываем один и тот же мир, увиденный с разных сторон – нас проняло. В течение нескольких лет мы совместно "открывали" этот мир. Находясь далеко друг от друга, мы записывали наши "открытия", и всё сходилось воедино до последней черточки. Более того: сверяя и сравнивая нашу информацию, мы постепенно обнаруживали скрытые в ней планы, законы и явления, о которых мы не подозревали. Эти прозрения превратились из одиночных в постоянные»
[8]
[227].
В той же статье Хатуль подчеркивает, что «мирогляды» – люди, преуспевающие профессионально и социально; первым (и по времени, и по значимости) мироглядом он считает самого оксфордского профессора.
Термин «глюколовы» (или, еще более жестко – «глюконавты») выступает как окказиональный антоним к «мироглядам». Отличие между этими довольно близкими группами субкультуры хорошо видно из следующего высказывания:
«Ведь что такое есть глюконавт? Это человек, который использует некий прием для того, чтобы увеличить свой авторитет или привлечь к себе мнение. Прием состоит в том, что глюконавт намекает на некие обстоятельства, в силу которых он видит нечто. Как правило – мир»
[9]
[228].
Если Хатуль характеризует «мироглядов» как социально адаптированных, то «глюколовы», наоборот, воспринимаются как личности, не состоявшиеся вне субкультуры.
Из описания «мироглядства» следует, что его важнейший принцип – сотрудничество, а цель визионерства вообще – описание мира либо «истинное» (если в реальность этого мира верят), либо непротиворечивое и психологически достоверное
[10]
[229].
В собственно толкинистской среде «мироглядство» было чрезвычайно распространено в первой половине 1990-х годов, почти все апокрифы
[11]
[230] к текстам Толкиена (наиболее известна из них «Черная книга Арды» Ниэннах и Иллет
[12]
[231]) были написаны именно тогда. Затем волна начала спадать, и сейчас можно смело утверждать, что толкинистский апокриф изжил себя. «Мироглядство» и апокрифистика переместились в другие фэндомы, в частности в поттероманский (кстати, многие нынешние поттероманы – это бывшие толкинисты).
Заметным явление в субкультуре 1990-х годов были ниеннисты (грубое название: «ниеннахнутые», «эллериахнутые») – поклонники «Черной Книги Арды» (ЧКА). Поскольку ЧКА – произведение, рассчитанное на эмоциональное восприятие, то большинство приверженцев этого текста были чрезвычайно эмоциональные девушки. Юношеский культ страдания, так или иначе присущий многим молодежным субкультурам, в среде ниеннисток был развит в высшей степени, что служило темой многочисленных пародий.
В связи с ЧКА нельзя не отметить, что степень ее влияния на фэндом склонны занижать те, кто не приемлет ее идеологию (и, шире, нетерпим к идеологическим апокрифам):
«Агрессивная проповедь, основанная на отрицании текста на основании того, что Ниенна все видит по-другому. Свое выражение этот глюк обрел в ЧКА, которая самой формой своей свидетельствует, насколько достоверен он был. То есть – не достоверен вообще, ибо не убедителен. Плохой текст, плохая идеология»
[13]
[232].
Данная точка зрения довольно распространена и находится в противоречии с действительностью: если книга вызвала самостоятельное движение в субкультуре, то ее странно считать «неубедительной».
Завершая абрис этой части фэндома, приведем объяснение, которое дает «глюколовству» (в широком смысле) Вальрасиан
[14]
[233]:
«Это – явление, определяемое экспериментальной психологией второй половины нашего века как "управляемая шизофрения". Не стоит делать скоропалительных выводов – это состояние аномально, но не деструктивно. "Управляемая шизофрения" представляет собой создание внутри себя еще одной личности – как правило, урезанной, но всё же вполне самостоятельной. На использовании этого приема основан метод "альфа-коллегии" П. Нормана, структурные методики А. Борисова и др. В конце концов, всякий (...) качественно отыгранный персонаж в ролевой игре – результат именно такого психологического процесса. Любой из нас является безумным – с чьей-нибудь точки зрения. Скупец – с точки зрения мота (...) и прочая, прочая, прочая»
[15]
[234].
Завершая описание этой группы толкинистов, отметим ее чрезвычайно высокую внутреннюю разнородность и разобщенность – полярность идеологий, восприятий мира Толкиена. Именно у этой группы будет наиболее высокий уровень символизации – практически у всех будут те или иные, явные или скрытые атрибуты принадлежности к «своему» миру, причем таким символом может быть не только антуражная деталь костюма, но и совершенно обыденная для постороннего глаза вещь.
Третью группу толкинистов составляют ролевики, или ХИшники (от «ХИ» – то есть «Хоббитские Игрища», наиболее крупная ежегодная игра по Толкиену). Четко определить границы этой группы невозможно: в нее так или иначе могут входить представители всего движения. Как уже говорилось выше, толкинистское движение настолько тесно связано с ролевым, что разграничить их подчас трудно. Тем не менее, мы попробуем это сделать.
Существует очень распространенный тип толкиниста-ролевика, который никогда не станет философствовать о мире Толкиена, ему скучны споры текстологов, он будет смеяться над теми, кто верит, что жил в Средиземье, – и при этом не пропускать ни одной большой игры. Разумеется, с точки зрения текстологов и квэнов такой ролевик является «неистинным» толкинистом; однако именно эти люди составляют едва ли не большинство играющей массы субкультуры; из них получаются ведущие мастера игр и капитаны команд, не говоря уже о том, что ролевые дружины практически поголовно относятся к этой категории.
Если в первых двух группах толкинистов преобладали девушки, то эту группу составляет мужское большинство фэндома, причем многим из них – за 30. Эта часть субкультуры тесно смыкается с реконструкторским движением (многие заметные личности являются толкинистами-ролевиками-реконструкторами), поскольку изготовление даже игровых доспехов требует глубокого знания исторических реалий.
Именно к этой группе относится популярный образ толкиниста-ролевика с деревянным мечом. Действительно, в первой половине 1990-х годов непрестанные схватки на деревянных мечах были формой существования значительной части фэндома, причем их никогда не называли «фехтованием». Для них субкультура выработала свой термин – «маньячество» или «маньячка», а также «дрыномашество» (от слова «дрын» – то есть деревянный меч). Эти термины не носили уничижительного характера, они просто обозначали схватки на деревянном оружии. «...И тогда мы с ним стали маньячиться» – нормальная фраза из рассказа об игре.
Ролевая игра всегда была, пожалуй, основной формой толкинистского движения. В настоящее время игры существуют в трех основных формах: полигонной (то есть в лесу), сетевой (то есть в Интернете) и кабинетной (чаще всего на квартире). Первые два вида игр могут как объединять большое число участников, так и быть исключительно «для своих»; установкой может быть либо отыгрывание приключений, создание своей игровой реальности, либо отыгрывание характеров, воссоздание заранее заданных событий. Сетевые игры, о которых в данном случае идет речь, также называются «словесками». Это игры на интернет-форумах, принципы их организации и состав участников практически не отличается от полигонных, за исключением очевидной разницы в материальном обеспечении игры (доспехи, костюмы, палатки в одном случае, компьютеры с хорошим выходом в Сеть в другом) и географическим положением игроков. Сетевые игры, организованные в России, привлекают многих русских из других стран мира. Впрочем, это относится к любым событиям, происходящим в сегодняшнем Интернете и Рунете. Кабинетные игры, или «кабинетки» весьма популярны среди квэнов. Это игры на десяток человек, проводимые дома у одного из игроков. Наилучшим описанием хода кабинетки, состава участников и настроения игроков является рассказ Ассиди «Поединок с собой»
[16]
[235].
Тилис в своей спорной, но интересной статье «Три источника и три составные части российского толкиенизма» приходит к выводу, что важнейшими составляющими толкинистского движения являются «глюколовство, маньячество и игра», они «вполне соответствуют известн
[17]
[236].
Завершая абрис этой части субкультуры, отметим, что многие толкинисты, повзрослев, переходят из квэнов в ролевики. Утратив с годами эмоционально обостренное восприятия мира Толкиена, они остаются в движении как организаторы ролевых игр – с багажом знаний по Средиземью, домашним арсеналом от деревянного кинжала до железного меча, гардеробом костюмов всех рас и эпох, а также многолетним опытом.
На своих начальных этапах ролевое движение было более чем тесно связано с толкинистским, но с годами многократно переросло его. Для ролевиков Средиземье – один из множества миров, по которым проходят игры, причем отнюдь не самый интересный.
В последние годы благодаря фильму П. Джексона «Властелин Колец» образовалась еще одна категория фэндома – «джексонисты». Эта группа крайне расплывчата и неопределенна, «типичный» ее представитель – это подросток, книг Толкиена не читавший (или бросивший: скучно), восхищающийся фильмом, его героями и актерами. Перед выходом первого фильма трилогии толкинисты «старшего поколения» серьезно боялись массового прихода в фэндом подобной молодежи, но ожидаемой катастрофы не произошло: одних фильм привел к прочтению Толкиена и дальнейшему росту внутри субкультуры, другие остались на той же периферии, которую всегда составляли знакомые со Средиземьем понаслышке. Среди джексонисток особо выделяются поклонницы Леголаса – Орландо Блума, относящиеся скорее к типу кинофанатов, чем к толкинистам.
Таков основной состав субкультуры. За пределами этой схемы остались толкинисты, никогда в субкультуру не входившие, – те, кто 1970–1980 годы читали Толкиена в оригинале и стояли у зарождения толкинистского движения
[18]
[237].
Попытка этнографического описания
В любое описание толкинистской субкультуры входит характеристика внешнего вида ее участников.
Традиционные представлениях об «эльфах в плащах из занавесок» относятся к началу 1990-х годов – и, увы, не изжиты до сих пор. Однако если 10–15 лет назад на улицах больших городов было вполне возможно увидеть юношей и девушек в плащах и с деревянными мечами, то с начала нового века подобное практически невозможно. Это отнюдь не значит, что «толкинистского костюма» больше нет; сменились принципы его создания
[19]
[238].
Вряд ли будет ошибочным утверждение, что вся российская культура начала 1990-х годов была демонстративна. Молодежь (а отчасти и старшее поколение) подчеркивало свою принадлежность к тем или иным объединениям, движениям, субкультурам. В значительной степени это было реакцией на обезличенность советского времени.
Для толкинистов середины 1990-х демонстративная оригинальность одежды была не просто средством выражения причастности к субкультуре, но и «пощечиной общественному вкусу». Помню характерный диалог 1995-го года: юноша-студент гордо заявлял, что он пришел на лекцию в кольчуге, на что я отвечала, что способна на более экстравагантный поступок: придти в длинном платье читать лекцию. Упоминавшийся выше Хольгер рассказывал, как он на V Международной школе по гравитации и космологии на стенде с обзором своих публикаций разместил три флага: России, Бразилии и Дома Феанора.
Если в 1990-е годы эти элементы субкультурного облачения всячески демонстрировались окружающим, то с конца 1990-х эта знаковость из внешней практически полностью ушла в скрытую. В этом смысле показательна фраза, высказанная в ходе упомянутой дискуссии одной из толкинисток (в фэндоме – с 1995 года): «Фиг вы распознаете толкиниста, если он правильно маскируется!» Маскировать свою принадлежность к фэндому становится достаточно обычным делом, особенно среди толкинистов за тридцать: фенечки, если их носят, прячутся под длинными рукавами или широкими браслетами, одежда выбирается так, что она одновременно может выглядеть как «прикид» (ролевой костюм) и как «цивил» (обычная, не эпатирующая).
Однако, несмотря на всю «маскировку», толкинисты вполне узнаваемы и в сегодняшнем городе. Наиболее характерная черта их облика – некоторое несоответствие элементов костюма. Оно может проявляться по-разному, нам удалось описать три типа.
Сниженная деталь: строгий стиль одежды, но на лацкане пиджака – бисерная булавка, или из-под рукавов виднеются фенечки, или приколот значок с надписью типа «Учусь на мага».
Деталь высокого статуса: обратная картина – одежда предельно скромна, но человек носит очень дорогие украшения или кожаную сумку авторской работы; разумеется, это касается по преимуществу девушек. Для юношей такой деталью может быть наладонный компьютер.
Рукодельная деталь: сделанный собственными руками чехол для мобильного телефона, ремень для сумки, часть украшений и т.п. Сюда же относится и привычка рукодельничать в транспорте.
Разумеется, это не обязательно характеризует толкиниста, это может быть и ролевик. Другими чертами облика тех и других будут длинные волосы (как у девушек, так и у юношей), иногда распущенные. В отличие от маргиналов, толкинисты не ходят со спутанными, грязными волосами – их волосы ухожены, но естественны: окраска или завивка практически не встречаются. У девушек могут быть ухоженные руки, но маникюр – у единиц.
Руссоистский принцип простоты и естественности вполне воплощается в отношении толкинистов к одежде. Главное требование к одежде: она должна быть удобной (в частности, девушки редко надевают обувь на высоком каблуке). Разумеется, ни о каком следовании моде нет и речи: этот вопрос толкинистов не интересует; из многообразия нарядов, предлагаемых сегодняшними магазинами, будет выбрано то, что удобно, и то, что помогает создавать образ. Если возможно – образ, отчасти напоминающий средневековье, однако не вызывающе анахроничный («почти прикид», говоря языком субкультуры).
Толкинистам (отчасти, вероятно, и ролевикам) присущ особый стиль поведения. Это отчасти старомодность манер (привычка слегка кланяться, здороваясь отнюдь не только с представителями субкультуры; подавать руку девушке, выходящей из транспорта), отчасти большая естественность поведения, связанная с близостью к природе. Последнее вовсе не означает непременные выезды в лес на игры, скорее иное: умение найти в любой части города уголки природы, места, где не ощущается городская суета.
Однако есть еще одна черта, которая с наибольшей вероятностью будет присуща именно представителям этой субкультуры. «А есть еще странные люди со светящимся взглядом – видимо, эльфы от природы (я не шучу, просто не знаю, как еще назвать)». Собственно, это следствие оговоренной выше сопричастности природе, поскольку следствием жизни на природе, как нам кажется, является более высокая эмоциональность. Особенностью толкинистов является более эмоционально насыщенная жизнь, причем не столько по силе эмоций, сколько по спектру и тонкости оттенков. Это в фэндоме называется, например, «нездешний звездный свет в глазах»
[20]
[239]; отчасти служит причиной насмешек («дивные», «дивнюки»), однако по этому признаку можно опознать «своего» в любой толпе.
«Улыбнитесь им, как знакомым, – и они улыбнутся в ответ».
«Девушки! Вы же просто светились обе! Я за вами следом 40 минут ходил. Любовался!».
«…отличается более живым, выразительным взглядом и лёгкой отстранённостью откуда-то чешущих рядом сограждан. Даже если он сам чешет туда же».
Таким образом, даже отсутствие пресловутого плаща из занавески и деревянного меча нисколько не мешает толкинистам узнавать друг друга при случайной встрече. Как пример: двое толкинистов (автор – один из них) видят в метро двух девушек в черных рубашках навыпуск и спрашивают: «Вы ниеннистки, нолдоры или вообще не наши?» – на что следует ответ: «Ниеннистки».
Эпическая среда толкинистов
Отдельный аспект толкинистской субкультуры – это литературное творчество. Если о 1990-х годах можно было говорить, что творчество в любой форме является отличительной чертой толкинистской субкультуры, то в настоящее время, при расхождении толкинистов и ролевиков, слова о распространенности творчества вообще становятся применимы уже скорее к ролевикам. Толкинистов отличает именно литературная деятельность определенной тематики: можно сказать, что толкинист – это человек, пишущий по мотивам Толкиена. О людях, обратившихся от творчества по Толкиену к творчеству по «Гарри Поттеру» (таких очень много), вполне можно сказать «они больше не толкинисты».
Круг замыкается. У субкультуры, порожденной книгой, основной формой существования становятся тексты. Но эти тексты нельзя назвать литературой; и дело отнюдь не в художественном уровне, а в форме бытования и целях авторов.
Как было показано нами в докладе «Творчество толкинистов как трансформация эпоса в условиях постфольклора» на пленарном заседании конференции «Эпический текст: проблемы и перспективы изучения», толкинистская субкультура сохранила то, что утратило или медленно теряет большинство этнических культур: эпическую среду, то есть такую ситуацию, когда весь социум владеет знанием традиции и хочет слушать регулярно воспроизводимые сказителем эпические тексты. Как показывают исследования фольклористов
[21]
[240], причиной вымирания эпоса становится не отсутствие сказителей, а то угасание интереса слушателей (вплоть до трагической ситуации, когда ирландский сказитель излагает легенды собственной телеге, поскольку больше никто не хочет его слушать)
[22]
[241].
Нет никаких сомнений, что по формальным признакам толкинистские тексты не имеют ничего общего, например, с эпическими песнями. Говоря о сходстве с эпосом, мы имеем в виду только и исключительно сходное функционирование, исполнение одних и тех же задач в рамках культуры социума.
Сходство проявляется в следующем.
Общая база знаний. В традиционном обществе эпос известен всем с раннего возраста. Сказитель – это не человек, в принципе знающий сказания, это тот, кто знает их глубже и умеет их исполнять. Слушателям не надо объяснять, кто такой главный герой эпоса или второстепенные герои, они представляют себе весь корпус образов и сюжетов.
В толкинистской среде всё это относится к знанию текстов Толкиена. Причем если «Властелина Колец» большинство осваивает по книге, то весьма непростой для неподготовленного читателя «Сильмариллион» часто выучивается благодаря общению в субкультуре, обсуждениям и пересказам.
Хотя перед нами авторский текст, он бытует в субкультуре как коллективное знание.
Отсутствие новизны информации. Сказитель, исполняющий традиционный эпос, поет то, что и так известно слушателям; он не имеет права вносить в сказание что-то свое, как-то видоизменять его
[23]
[242].
Большинство толкинистских текстов
[24]
[243] также не содержит новой информации. Наиболее распространенная их форма – психологические зарисовки, авторы которых обращаются к «своему» кругу читателей – им достаточно одного-двух имен героев и географических названий, чтобы полностью представить себе время и место действия. Сюжет этих зарисовок, как правило, оказывается вынесен за пределы текста. Но даже если сюжет и наличествует, то в центре внимания как автора, так и читателей находится не он, а система образов, трактовок, уже упомянутые переживания героев. Автор не стремится сообщить нам нечто новое, он лишь хочет расцветить известный сюжет дополнительными красками, тонами, подать его под своим углом зрения.
Добавим, что эта установка на отсутствие новизны, во-первых, является главной чертой, позволяющей сопоставлять толкинистские тексты с эпосом, а во-вторых, она характерна именно для этой субкультуры: так, среди поклонников «Гарри Поттера» основной формой являются сюжетные рассказы, часто мало связанные с основной линией книг Роулинг. Для поттероманов установка на занимательность и оригинальность является одной из основных, для толкинистов главное – узнаваемость, эмоциональное сопричастие Средиземью.
Отсутствие профессионализма (не мастерства, а средства получения постоянного заработка). Ни для одного типа сказителей, кроме слепцов, исполнение эпоса не было основным источником дохода, а многие русские певцы былин вообще отказывались брать деньги, когда собиратели им предлагали
[25]
[244].
Аналогично толкинисты способны написать роман, опубликовать его в Интернете и быть вполне довольным, что книгу активно читают. Разумеется, данная черта характерная далеко не только для толкинистской субкультуры.
Установка на достоверность. Как показано фольклористами, эпос существует ровно до тех пор, пока слушатели верят в реальность описываемых событий и героев. Если они начинают считать сказания выдумкой, то интерес к ним падает и эпос умирает, несмотря на наличие сказителей.
В толкинистской среде вера в реальность Средиземья существовала и существует – хотя бы на эмоциональном уровне, а в 1990-е годы велись довольно бурные дискуссии, где именно – во времени или в пространстве – находится этот мир.
Общение с героями сказаний. В архаических культурах самым важным типом слушателей оказываются сами эпические герои, незримо присутствующие на исполнении эпоса: в культурах Сибири, Средней и Центральной Азии неоднократно зафиксированы рассказы о том, как герои эпоса внушают юноше, что тот должен стать сказителем, как награждают за прекрасное исполнение или жестоко карают за неудачное. Следы присутствия эпического богатыря во время исполнения сказания о нем могут быть не только моральными (удача сказителя после успешного исполнения, болезнь после плохого), но и вполне материальными: так, рассказывают о появившихся следах копыт незримого скакуна
[26]
[245]. Именно для незримых героев эпоса певец старается в максимальной степени.
В 1990-е годы толкинисты, рассказывая о Средиземье или исполняя песни, ощущали присутствие как «своих» героев, так и разнообразных врагов. Сохранилось ли такое мироощущение сейчас – сказать трудно; общий уровень эмоциональности культуры снизился. Но вероятно, в среде двадцатилетних это сопричастие существует и по сей день. Подобное практически отсутствует в субкультуре поттероманов – хотя бы по той причине, что действие книг Роулинг происходит в недавнем прошлом и не отделено от сегодняшнего для «абсолютной эпической дистанцией».
Толкинистские тексты стали активно распространяться благодаря Интернету, и, более того, сама возможность опубликовать свой текст в Сети вызвала подъем письменного творчества (разумеется, ничего специфически толкинистского в этом нет). Старейшим толкинистским сайтам – около десяти лет, и анализ текстов, выложенных в «Библиотеке Тол-Эрессеа» (в свое время собиравшей практически всё, что пишется в субкультуре), позволяет сделать некоторые выводы, интересные с культурологической точки зрения.
В 1990-е годы был чрезвычайно развит жанр апокрифа – то есть текста, подвергающего пересмотру идеологическую и/или фактографическую сторону книг Толкиена. Как уже было сказано, наиболее масштабным и популярным апокрифом является «Черная Книга Арды» Ниеннах и Иллет (издание 1995 года; позднейшие переработки не имели ничего похоже на первоначальный успех). Но накопление знаний по миру Толкиена, выход и перевод томов HOME, а также уже упомянутое снижение эмоциональности субкультуры – всё это привело к тому, что апокрифы уже практически не пишутся. Но с отмиранием апокрифа начал зарождаться другой жанр – альтернативная история, то есть сюжетные тексты, в которых отменяется некое общеизвестное событие и автор смотрит, как бы разворачивалась история в этом случае. Если автор апокрифа искренне убежден, что события происходили именно так, как он считает, то автор альтернативной истории может предупреждать: «Этого не было!» Для него построение такого заведомо невозможного сюжета – игра, не более.
«Альтернативки» чрезвычайно распространены в среде поттероманов, среди толкинистов их сравнительно мало. Это неудивительно – из-за описанной выше установки на достоверность. Появление альтернативных историй есть знак ослабления эмоциональности восприятия мира Толкиена и усиления игрового начала.
Игровое начало в отношении к Средиземью не связано с ролевыми играми, это способ видения мира, а не воспроизведения его. Если в 1990-е годы принадлежность толкиниста к определенной средиземской расе, народу, семье была достаточным основанием, чтобы резко отрицательно относиться к тем, кто считал себя принадлежащим к враждебной группе (для «эльфа» могло быть неприемлемым общение с «орком» или «назгулом», хотя ребята видели друг друга впервые), то со временем в фэндоме стала развиваться толерантность, умение встать на точку зрения другого. Применительно к творчеству это означает способность высоко оценить текст, даже если не согласен с его концепцией. В отзывах на интересные произведения стали появляться фразы типа: «Я вижу это совершенно по-другому, но рассказ мне понравился». С социальной точки зрения эта толерантность не может ни радовать, но прежнее мироощущение субкультуры она разрушает полностью.
Широкое проникновение Интернета в жизнь молодежи сказывается и на толкинистах. Развивается новый вид деятельности – форумные ролевые игры («словески»). Это нечто среднее между обычной ролевой игрой и литературным творчеством. Уровень текстов, коллективно создаваемых в ходе таких игр, бывает разным, в том числе и очень высоким. В отличие от полевых игр, где превалирует действие, в сетевых играх больше описываются взаимоотношения, переживания персонажей, а также создается прекрасная возможность для описания мест действия и внешности персонажей: нет необходимости видеть в палаточном лагере средневековый замок. По стилистике и содержанию тексты сетевых игр близки к уже упомянутым психологическим наброскам; они часто и представляют собой цепь мини-зарисовок, нанизанных друг на друга.
15 лет спустя
Завершая этот абрис пятнадцати лет развития толкинистской субкультуры, можно констатировать, что, вопреки многочисленным прогнозам, фэндом не «загнил», и даже напротив – стал явлением более целостным, чем это было в начале 1990-х. Если сначала толкинистское и ролевое движение было единым и собирало в своих рядах людей самого разного уровня, статуса и устремлений, то произошедшая в конце 1990-х дифференциация сузила ряды толкинистов до... собственно тех, для кого на первом месте стоит мир Толкиена, а ролевые игры, разнообразное рукоделие и пение под гитару являются возможными (но не обязательными) формами установления сопричастия этому миру.
Уменьшение степени эмоциональности мировосприятия (характерное, разумеется, отнюдь не только для толкинистов) привело к изменениям во всех проявлениях субкультуры. На внешнем плане это – более «цивильная» одежда, полное исчезновение «плащей из занавесок»; это и чрезвычайно возросшее мастерство изготовления ролевых костюмов, в том числе и серьезные реконструкции эльфийской одежды. На социальном плане – в прошлое ушло деление фэндома на «своих» и «врагов» (не по внутрифэндомским отношениям, а по принадлежности к миру Толкиена), перенесение средиземских взаимоотношений на реальную жизнь. На внутреннем плане – это гораздо более глубокое знание мира Толкиена, активная переводческая и исследовательская деятельность; значительное ослабление визионерства.
За эти 15 лет толкинистское движение утратило позиции одной из ведущих молодежных субкультур – и благодаря этому выжило. В настоящее время оно сильно уступает по значимости и ролевому фэндому (развившемуся на основе толкинистского), и поттероманскому (куда, как уже отмечалось, ушли многие толкинистские авторы).