Э.В. Баркова
Развитие образования как направления культуры, «ответственного» за трансляцию высших ее достижений и форм человеческого освоения мира, в принципе невозможно вне категориального раскрытия фундаментальных принципов бытия. Для конкретизации его целеполагающих стратегий и логики реформирования и разработки связанной с этим новой проблемы — формирования футурологии образования как востребованного сегодня раздела философии образования, — важно осмыслить главную задачу — какого человека мы хотим сформировать в перспективе? Просвещенного Homo sapiens? Или интерактивного homo ludens? Или прагматичного homo faber? Или способного к быстрому переключению своих и компьютерных программ homo informaticus?
Отметим, что категории, отразившие формы рефлексии сущности и природы самого человека — от Homo sapiens и homo faber к homo ludens и homo informaticus, — выступают как концентрированные общие формы мышления человека о своем собственном бытии, его смысле и тех следах, которые бы он хотел оставить на планете Земля. Путь культуры отразил в этих дефинициях последовательные вехи социально-исторического процесса и доминанты их представленности в культуре-природе человека.
Каким же критериям должно отвечать современное определение человека — как ориентира образования — для того, чтобы и в будущем стало очевидно, как писал А.Т. Твардовский, что «все то, чего коснется человек, приобретает нечто человечье». Или это уже не существенная установка в отличие от ориентиров современной культуры Запада? Но какого Запада?
Недавно директор Института лингвистических исследований РАН, профессор Н.Н. Казанский в лекции «Что такое филология?», прочитанной в программе «Академия» на телеканале «Культура», рассказал о малоизвестном у нас факте, характеризующем современный Запад. Несколько лет назад президент Франции
Н.Саркози в одном из публичных выступлений задал вопрос: «Кому сегодня нужна «Принцесса Клевская?», имея в виду ненужность включения в современные образовательные программы для госслужащих этого французского романа XVII века. В ответ на это заявление студенты и преподаватели Сорбонны вышли на улицы Парижа и вслух читали роман Мари де Лафайет «Принцесса Клевская». Но главным был Манифест студентов и их аргументы: «Мы хотим жить в мире, где могли бы говорить о “Принцессе Клевской”, о каких-то других текстах, да и об искусстве и кино с нашими согражданами, какую бы должность они ни занимали. Мы убеждены, что чтение литературного текста помогает нам встретиться лицом к лицу с этим миром, профессиональным или личным. Мы верим в то, что без сложностей любые размышления и культура демократии мертвы. Потому что мы верим, что университет есть и должен быть местом красоты, а не показателей, размышлений, а не рентабельности». При этом по всей Франции они разослали коммюнике с призывом выйти на улицы и прочитать «Принцессу Клевскую», что породило целое движение в поддержку культуры [9].
Рассказывая об этом в связи с катастрофически падающей филологической культурой нашей системы образования и общества в целом, профессор Н.Н. Казанский задал риторический вопрос: если бы кто-то из наших руководителей сказал нечто подобное о русской литературе XVIII века, кто бы сегодня вышел на улицы читать оды Ломоносова или «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева? Может быть, есть смысл взять пример с такого Запада?
Но переходы от одного определения человека в философии образования к другому — не случайны: за ними — объективная логика истории, включая историю страны и освоения в ней человеком своей собственной природы, сконцентрированная в категориях философии. А философия, как справедливо подчеркивает Е.Ф. Солопов, всегда работает с помощью «понятия всеобщего, охватывающего, включающего в свой объем все существующее без единого исключения. Свойственная человеческому мышлению способность обобщать доводится в философии до предела, до охвата мыслью о всеобщем мира в целом, не какого-либо ограниченного бытия, а бытия вообще. При этом философия познает всеобщее, подвергая анализу соотношение «всеобщее - отдельное», уточняя его понимание по мере обогащения знаний об отдельных явлениях и взаимосвязях между ними» [8: с. 24].
Категории при этом оказываются не пассивными зеркалами, механически отражающими действительность, жизнедеятельность и жизнетворчество человека, а их живыми, активными и — что существенно — необходимыми элементами. В этом качестве категории не только сохраняются, но непрерывно развиваются, и потому категориальный аппарат современной философии образования, как и все ее элементы и разветвления-констелляции, — свидетельство содержательности осуществленных путей, содержательности поисков объективной истины.
Логика развития информационного общества во второй половине XX века, как и философии, привела к формированию нового типа человека — homo informaticus. Но она же привела к парадоксальной ситуации, которую можно выразить вопросом: человек информационный — человек ли он? Что собственно человеческого вызрело и раскрылось в нем, если, став источником, транслятором и адресатом все возрастающего потока информации, и пересекаясь тем самым с неизмеримо большим, чем когда бы то ни было раньше, количеством субъектов, человек все более утрачивает способность к саморазвитию субъективности. Ориентация не на стереотипы сознания и набор элементарных алгоритмов общения, в которых востребован не богатый мир чувств, души, интуиции, интеллекта и духа, а на серийность пустой по содержанию, личностной позиции ведет к атрофии чувства стыда, совести, способности к серьезному внутреннему диалогу. Не подтверждается ли, таким образом, бихевиористская логика, сводящая все внутреннее к внешним поведенческим клише и тем самым решающая проблему наблюдаемости и управляемости мира человека. Homo informaticus в этом отношении — модификация тенденции рационализации общества, раскрытой еще в трудах Ф. Тенниса. Г. Зим- меля, М. Вебера, показавших, как расширение пространства социальных отношений оборачивается их формализацией.
В этой связи homo informaticus оказался в драматической ситуации дуализма: чтобы сохранить свою социальную основу, он должен максимально развернуть свою индивидуальность и многообразие векторов ее развития, но, с другой стороны, попытки проявить свою личностную уникальность оборачиваются для него социальным отчуждением, отсутствием нравственной поддержки и отсутствием понимания со стороны других. Это противоречие, как видим, разрешается в усиленном развитии игры и реалити-шоу как доминанты образов мира, в которых именно правила игрового поведения замещают возможности личностных коммуникаций. Именно поэтому homo ludens — человек играющий — органично связан с homo informaticus как субъектом рационализации открывшегося для него информационного пространства жизни. А механизмом обновления такого общества становится не Человек как цель, не развитие его природы, включая творчество, а технологически-игровое обновление программ.
В этих условиях, по справедливому суждению С.С. Аверинцева, «одна из актуальных обязанностей интеллигента — противостоять распространяющемуся злу кружкового сознания, грозящего превратить всякую активность в сфере культуры в подобие игры за свою команду, а программы и тезисы, расхожие словечки и списки хвалимых и хулимых имен — в условные знаки принадлежности команде вроде цвета майки. В этой сфере все переименовано, все значения слов для “посвященного” сдвинуты. Если открытый спор, в котором спорящий додумывает до конца свою позицию, может привести к подлинному понимаю хотя бы при самом серьезном несогласии, то оперирование знаками группового размежевания закрывает возможность понять не только оппонента, но и самого себя» (курсив мой. — Э.Б.) [1: с. 30].
Совершенствуя искусство информационных манипуляций — от простейших детских игрушек до сложнейших компьютерных игр, человек постепенно утрачивает способность к постижению высоких смыслов классической культуры, и как следствие этого — способность к сочувствию, состраданию, стремление к освоению нравственных и эстетических ценностей, к постижению интерсубъективных социальных смыслов. Однако, как ни парадоксально, именно эти тенденции развития информационного общества в силу демократизации системы доступа к информации порождают в своих глубинах новую социокультурную ситуацию, вследствие которой на наших глазах зарождается новый тип человека — homo communicativus, выходящий за границы жестко заданных рамок информационно-игрового социального пространства. Переход в XXI веке к этому определению человека — homo communicativus — обусловлен формированием новых социокультурных тенденций, парадигм в науке и той ролью, которую играет в обществе система коммуникаций как субстанция бытия современного человечества.
Действительно, в современном обществе нарастает осознание личностной невостребованности, узости предлагаемых практик, при которой субъекты — как индивидуальные, так и коллективные — все больше начинают испытывать потребность в ином типе самоопределения, а общество — в конструктивно-творческих личностях, соответствующих масштабу стоящих перед человечеством задач и способных реально решать его проблемы на уровне целостности. В связи с этим не случайно начинается переосмысление роли высокой культуры как общей ф
Соединение личностного начала с культурой и природой открывает глубину как измерение мира человека и культурного пространства. А требования природы человека не сводятся к присвоению готовых и завершенных естественных или искусственных продуктов, но связаны с естественной потребностью находиться во взаимосвязях, в принципиально открытом, творческом, а значит, коммуникативном процессе. От роли простого проводника- транслятора сообщений человек, таким образом, на основе богатства определений и глубины освоения, раскрытия своей субъективности, переходит к роли творца мира Культуры, в том числе информационной.
Эта ситуация предполагает переосмысление связи категорий «деятельность» и «коммуникация» в контексте такого определения человека. Односторонность анализа общества и культуры будущего теоретиками развития информационного общества [4] заключается в замене социальной деятельности коммуникативной активностью, что исключает человека из статуса субъекта деятельности, ответственного за будущее Земли, но сохраняет его в пространстве уже созданных структур и институтов. Единство коммуникации и деятельности как выражения природы человека не является их простой суммой, но представляет собой процесс восхождения как перехода от коммуникации к деятельности, активизирующей личностные позиции человека, его знания и высокие ценности для самоопределения в современном мире. Homo communicativus поэтому, не утрачивая своего человеческого начала, становится человеком дея- тельно-коммуниктивным. А экология его коммуникаций — которая сегодня все более актуализируется — может быть осмыслена не только как регулятор содержания сообщений, направляющий их в сторону ценностных ориентиров и норм, но и как основа самосознания homo communicativus, предотвращающая его развитие как пассивного потребителя информации.
Становление homo communicativus представляет собой не очередной этап — «виток», поворот в переопределении человека, но синтез накопленных в истории Культуры личностных качеств. Их единство — условие и основа развития обновленной формы гуманизма, сохраняющей приоритет человека по отношению к любым проявлениям коммуникативной среды. Инвариантным в этом отношении является качество человека быть субъектом, проявления которого в реальности расширяются за счет проходимых исторических этапов и опыта соответствующих им, предшествующих моделей. Без этого синтеза определение homo communicativus будет односторонним и потому неистинным.
Эти процессы и тенденции дают основания для постановки проблемы о том, что подлинным пространством развертывания homo communicativus является духовно-культурное Возрождение — содержание общества и культуры, переводящее ориентиры гуманизма в приоритетные основания детерминации бытия в целом. Возрождение XXI века, естественно, не может быть простым возвратным порывом, возвращением к идеям и образам итальянских и европейских гуманистов XIV-XVI веков, но и не может быть абсолютным отрывом от их наследия. В центре Возрождения как проекта XXI века — та же идея антропоцентризма и ведущей роли личности человека-творца, осваивающего гармонию в природнокультурных и космических процессах. Но сегодня для сохранения планетарного человечества эта роль должна быть развернута не на индивидуальность, а на человечество как ценность, на универсальность его природы и потребность в творческом эколого-ноосферном освоении Земли, культуры и себя как целостности. Именно в этой логике homo communicativus можно вновь понимать как культурно-природный микрокосм, который воспроизводит — переживает, содержательно оценивает, осваивает всю ту сеть коммуникаций, которая пронизывает планету и жизнь мирового сообщества, обеспечивая самосознание, взаимопонимание и включенность homo communicativus во все его планетарные процессы, включая сохранение природного и культурного наследия.
Связь homo communicativus Возрождения XXI века с обществом и культурой выражается не столько в ролевых проявлениях, сколько в причастности к коммуникативной целостности и полнокровности бытия, что, вероятно, и является на уровне нашей цивилизации завершенным выражением развития целостности — тотальности: человек - культура - общество - природа - космос - человек-как-космос. Сохраняя свою уникальность и индивидуальность, homo communicativus не только открывает себя через коммуникации с близкими и со всем миром, обживает свой город, страну, планету как Дом, осваивает новые коммуникации-траектории своей деятельности, но постоянно вносит в нее определения ценностей и идеалов других субъектов.
Другой чертой гуманизма современного Возрождения является обеспечение максимально возможной свободы, необходимой для самореализации личности и выбора ею коммуникативных стратегий. Развитие коммуникативной культуры и технологий дает возможность для открытия новых достижений высокого мира Культуры планетарного сообщества с его культурным разнообразием и традициями. Иначе говоря, основа современного гуманизма — это социокультурное и технологически-коммуникативное обеспечение человеческих качеств homo communicativus как субъекта.
Субъектная основа человека поэтому выступает как неснимаемая основа, изменяющаяся в процессах освоения достижений культуры и обеспечивающая возвышение человека над все более усложняющейся информационно-коммуникативной средой. И если гуманисты Возрождения XV-XVI веков мыслили совершенствование личности как ее индивидуализацию, утверждение ее достоинства и чести, то современное Возрождение дополняет эту логику, вскрывая в историческом процессе его основную ось — движение человека к самому себе, к универсальности своей культуры-природы и развертывание собственно человеческих качеств. Поэтому Возрождение XXI века, закладывая эту основу как детерминанту развития, выступает и своеобразным развитием антропного принципа: пространство развития человека должно быть всегда соизмеримо с человеком, должно поддаваться его разумно-творческому воздействию, преодолевающему стихийно-иррациональные процессы. Это не значит, что homo communicativus снимает личностно-неповторимую сторону своей жизни. Наоборот, она раскрывается лишь в той мере, в какой человек открывает и осваивает, обнажает для мира свою природно-культурную сущность через высокую нормативность и содержательность коммуникаций. Таким образом, homo communicativus — не только этап, но и уровень процесса саморазвития и самопостижения человеком универсальности своей культуры-природы. Расширив пространство коммуникаций, этот этап выявляет и новые стороны человека и человечества, и эколого-ноосферные нормы освоения ими социокультурной среды. Поэтому в пределе оказывается, что этап становления homo communicativus совпадает с другим определением человека — человек космопланетарный; это второе определение человека выступает как новое пространство и смысл субъектной самореализации первого. И приоритетом в пространстве адекватного для него развития может быть только приоритет Культуры — детерминанты Возрождения XXI века.
Сегодня — в условиях глобализации планетарного бытия — масштаб и алгоритм обозначенных процессов изменяется: развитие человека и культуры делает процесс категориального саморазвития опыта передачи знаний и умений в образовании осознанным предметом социально-гуманитарного познания. И в этом качестве новая модель человека как целевая установка философии образования может развиваться в приоритетах и даже «под контролем» культурной политики с ее бытие-утверждающими и человечески выраженными перспективами. Таким образом, изменение определения природы человека — это ответ философии на вызовы нашей эпохи с ее драматической и предельно неустойчивой ситуацией. И смысл такого ответа — как и логика его формирования и осуществления — в утверждении возможности сохранения Человеком своего субъектно-деятельностного статуса, способности к возвышению над современными наличными социальными обстоятельствами и созданию пространства-времени Культуры в обновленных категориальных формах возрождающей статус истины, добра и красоты.
Список литературы
Баркова Э.В. Классика в пространстве современного художественного зрения и умозрения // VIII Румянцевские чтения: мат-лы Международной научно-практической конференции «Экономика, государство и общество в XXI веке». М.: РГТЭУ, 2010. С. 251-259 .
Баркова Э.М. Философия культуры в экологоориентированной перспективе // Культура. Наука. Интеграция. 2012. № 2. С. 14-21;
Бессонов Б.Н. История и философия науки: учебное пособие для магистров. М.: Юрайт, 2012 . 560 с.
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: Изд-во ГУ ВШЭ, 2000. 608 с.
Крылов В.Л. Убить искусство. М.: Астрея, 2005. 304 с.
МихайловаМ.В. Эстетика классического текста. СПб.: Алетейя, 2012. 296 с.
Пантин В.И, Столярова Т.Ф. Вырождение или Возрождение? М.: Культурная революция, 2006. 304 с.
Солопов Е.Ф. Сущность философии: Наука о всеобщем в его отношении к обществу. М.: ЛИБРОКОМ, 2013. 176 с.
9. Французские ученые забастовали во имя романа «Принцесса Клевская». — http://www.infox.ru/science/past/2009/02/13/sarkozy_princesse_de_cleve.phtml.