Макроэкономическая оценка роли российского нефтегазового комплекса

Макроэкономическая оценка роли российского нефте­газового комплекса

Е.Т. Гурвич,

кандидат физико-математических наук,

руководитель Экономической экспертной группы

Стандарти­зованная стоимость нефтегазового экс­порта растет, однако её доля в суммарном экспорте довольно стабильна, а отношение углеводородного экспорта к ВВП име­ет выраженную тенденцию к снижению. Последний показатель упал с 18,7% в 1999 г. до .13,3% ВВП в 2003 г.

Снижается и отношение дополни­тельных валютных поступлений при удоро­жании нефти на 1 долл./барр. (и пропор­циональном изменении цен на газ) к ВВП: если в 1999 г. эта величина составляла 1,06%, то в 2003 г. - 0,65% ВВП. Факти­чески влияние колебании цен на нефть меньше, поскольку цены на газ реагируют на удорожание нефти с запаздыванием и не так сильно.

Эффект возможных колебаний внеш­ней конъюнктуры целесообразно оценить с точки зрения устойчивости монетарной си­стемы. Как известно, едва ли не главной проблемой денежно-кредитной политики в России в последние годы была необхо­димость стерилизации избыточной эмис­сии, связанной с покупкой ЦБ РФ конъюнктурных сверхдоходов экспортеров. По­этому мерой зависимости монетарной сферы от внешних условий может слу­жить отношение эмиссии при покупке дополнительных экспортных доходов, возникающих в результате повышения цены на нефть на 1 долл./барр. (и соответствующего повышения цены на газ), к денежной базе. На рисунке 3 видно, что такое отношение быстро па­дает: с 21% в 1999 г. до всего лишь 8% в 2003 г. — соответственно ослабляет­ся потенциальное дестабилизирующее влияние внешней конъюнктуры на мо­нетарную сферу. Заметим также, что оба представленных на рисунке 3 показате­ля практически вернулись на уровень 1998 г.

Полученные результаты позволяют сделать вывод о том, что с макроэкономи­ческой точки зрения значение экспорта углеводородов последовательно умень­шается. Однако это происходит не за счетпоявления альтернативных статей экс­порта, а общего уменьшения роли ориен­тированных на экспорт отраслей (доля эк­спорта товаров и услуг в ВВП сократилась с 44% в 2000 г. до 35% в 2003 г.).

Представляет интерес сравнение прямого влияния колебаний мировых цен на ВВП (через стоимость экспорта) для России и других ведущих нефтедобываю­щих стран. Этот показатель зависит и от вклада нефтяного сектора в экономику страны, и от того, какая часть продукции сектора экспортируется. В сопоставимом изме­рении (% ВВП) российская экономика характеризуется втрое меньшей чувстви­тельностью к колебаниям внешних цен по сравнению с Саудовской Аравией и Ку­вейтом, вдвое меньшей, чем Алжир и Ве­несуэла, и практически одинаковой с Нор­вегией.

С точки зрения оценки общего вли­яния внешних условий на российскую эко­номику важно отметить наличие явной по­ложительной связи между величиной конъюнктурного дохода экономики и чис­тым оттоком капитала без учета наличной валюты. Корреляция между квартальными значениями этих показате­лей (после «очистки» показателя оттока капитала от сезонности) в 2000-2003 гг. составила 0,47. Такую связь можно объяснить тем, что конъюнктурные дохо­ды, концентрируются в нефтегазовом ком­плексе, который не в состоянии быстро превратить эти ресурсы во внутренние инвестиции, слабость же финансовой си­стемы не позволяет эффективно инвести­ровать их в другие отрасли.

Бюджетная система

При рассмотрении вклада НГК в формирование бюджетных доходов мы затрагиваем сразу несколько проблем. Во-первых, полученные нами оценки раз­меров нефтегазового комплекса позволя­ют уточнить налоговую нагрузку на него, учитывая и ту часть ДС, которая перево­дится в посредническую сферу. Во-вторых, появляется возможность точнее про­анализировать влияние налоговой рефор­мы на названную нагрузку в отраслях НГК. Наконец, мы анализируем роль углеводо­родного сектора в формировании бюд­жетных ресурсов и степень зависимости бюджета от колебаний внешней конъюн­ктуры.

Рас­четные показатели налоговой нагрузки, определяемые как отношение уплаченных налогов к полной добавленной стоимости (для НГК — с учетом той части, которая была формально перемещена в торговлю). В состав налогов включались все, связан­ные с деятельностью НГК либо начисляе­мые на его продукцию (например, акцизы), даже если их платили другие отрасли. Данные о налоговой нагрузке на НГК не учитывают некоторые из уплаченных по­средническими (трейдерскими) компани­ями общих налогов (прежде всего налог на прибыль). Однако их учет не мог бы суще­ственно повлиять на конечный результат: во-первых, основная цель перемещения заключается в оптимизации налогов; во-вторых, весь уплаченный в торговле налог на прибыль составлял в 2000-2003 гг. от 0,3 до 0,8% ВВП (трудно представить, что доля нефтегазовых трейдеров в этой сум­ме превышала половину).

Полученные результаты свидетель­ствуют о резком росте налоговой нагруз­ки на НГК в 2000-2001 гг. (что связано в первую очередь с восстановлением экс­портных пошлин). Однако сравнение с на­грузкой в других секторах позволяет сде­лать неожид

анный вывод: повышение на­логообложения в НГК выглядит столь зна­чительным прежде всего потому, что оно изначально находилось на очень низком уровне. Существовавшая в тот период на­логовая система не могла в достаточной мере отреагировать на резкое увеличение размеров НГК вследствие девальвации рубля. В итоге до 2001 г. нагрузка на нефтегазовый комплекс была ниже, чем на остальную экономику. Кроме того, на­чиная с 2000 г., в нем появились конъюн­ктурные сверхдоходы, которые стали об­лагаться по более высокой норме, чем ре­гулярные доходы (что представляется вполне оправданным). Отметим также, что в 2002-2003 гг. налоговая нагрузка на НГК в целом снижалась (по многом благо­даря реформированию налога на при­быль).

При сравнительной оценке налого­вой нагрузки в НГК и других секторах сле­дует учитывать, что значительную часть «остальной экономики» составляют не об­лагаемый налогами неформальный сектор (включающий как принципиально нереги­стрируемую активность, например, рабо­ту в личных подсобных хозяйствах, так и скрываемую от налогообложения деятельность) и нерыночные услуги, где налоговая нагрузка очень мала. Более подходящим объектом сопоставления для НГК пред­ставляются аналогичные секторы — про­мышленность и транспорт (в обоих случа­ях исключая элементы нефтегазового комплекса). Факт сравнительно низкого налогообложения в НГК до 2001 г. при этом становится еще более очевидным. Впоследующие годы налоговое бремя на НГК находилось практически на том же уровне, что и для промышленности без нефтегазовой отрасли.

Из-за отсутствия данных о распре­делении уплаченных налогов между от­раслями нефтепроводного и газопровод­ного транспорта нельзя рассчитать на­грузку в целом в нефтяном и газовом сек­торах. Однако расчеты показывают, что общая нагрузка на добычу и транс­портировку газа в последние два года была ниже, чем на промышленность без углеводородного сектора. Насколько радикально ме­няется оценка налоговой нагрузки на уг­леводородный сектор, если не учитывать перемещенную оттуда добавленную сто­имость. В этом случае оценка налогово­го бремени оказалась бы в 1,5 раза выше, составляя 60-62% от полной ДО. Кроме того, корректно построенные оценки налоговой нагрузки показывают, что в последние два года она снижалась, а не росла, как можно было бы заклю­чить, если не делать поправку на пере­мещение ДС.

Данные о вкладе НГК в бюджетные доходы показывают, что большая часть прирос­та доходов в посткризисный период была обеспечена сектором углеводородов (ранее на это обратил внимание Г. Квон). При этом поступления в бюджет из НГК в процентах ВВП за последние четыре года повышались только за счет нефтедобычи и нефтепереработки, тог­да как уровень поступлений из газового сектора и трубопроводного транспорта в целом за период не изменился. Рост бюджетных доходов, полученных из НГК, объясняется двумя причинами. Во-пер­вых, если сравнивать с 1998 г. (как это делает Г. Квон), то девальвация и после­дующий более чем двукратный рост цен на нефть привели к существенному уве­личению размеров нефтегазового комп­лекса. Во-вторых, как было показано выше, возросла налоговая на­грузка на сектор углеводородов. В то же время отметим, что после 2001 г. поступ­ления в бюджет из НГК стали постепенно сокращаться.

Доля дохо­дов расширенного бюджета, поступающих из НГК, после резкого повышения в 2000-2001 гг. до 25% несколько снизилась и стабилизировалась на уровне 22,0-22,5%. Таким образом, вопреки распрос­траненному мнению о сверхзначимости углеводородного сектора для бюджета его вклад даже при высоких ценах на нефть лишь незначительно превышает удельный вес сектора в ВВП. Тем самым еще раз подтверждается вывод о том, что в целом налоговая нагрузка на этот сектор отнюдь не чрезмерна.

В консолидированном бюджете роль НГК несколько больше: он обеспечи­вает 28% доходов, хотя и здесь нельзя го­ворить о доминирующем значении данно­го источника. Определенную проблему со­здает концентрация углеводородных дохо­дов в федеральном бюджете. В него по­ступает 80% налоговых отчислений НГК, в результате удельный вес НГК в структуре источников федеральных доходов дос­таточно высок (33% в 2003 г.). Соответ­ственно сильнее и зависимость фе­дерального бюджета от внешней конъюн­ктуры.

Как и в случае с вкладом НГК в ВВП, экспортные поступления и величина пла­тежей из этого сектора в бюджет весьма чувствительны к внешней конъюнктуре. Вопрос о зависимости бюджета от миро­вых цен на нефть и газ был детально рассмотрен в упомянутой выше работе Г. Квона. Он обратил внимание на то, что введение привязанных к мировым ценам экспортных пошлин и НДПИ усилило зави­симость бюджета от внешней конъюнкту­ры. По его оценкам, чувствительность до­ходов федерального бюджета (в диапазо­не цен на нефть 20-25 долл./барр. воз­росла с 0,08% ВВП на 1 долл. изменения цены на нефть марки «Юралс» в 1998 г. до 0,35% ВВП в 2003 г. Это означает, что в 2002 г. при нормальной конъюнктуре федеральные доходы оказались бы на 1,1% ВВП меньше фактических, а в 2003 г. — на 2,5% ВВП меньше. Сравнивая эти показатели с расходами, мы получаем, что при стандартных внешних условиях в 2003 г. федеральный бюджет имел бы де­фицит в размере 0,8% ВВП вместо профицита 1,7% ВВП.