Комфортность среды обитания.
Комфортность среды обитания — понятие до некоторой степени условное. Древним грекам, например, казалось невозможным жить в степях Крыма — они считали эти места Севером. Страбон полагал, что земли, лежащие в Заполярье, вообще бесполезны. Во времена французского Просвещения вся Канада считалась «диким» Севером, и из-за этих «нескольких арпан снега», утверждал Вольтер, Франции воевать не стоило вовсе.
По оценкам многих исследователей, почти 3
/4
территории современной России крайне неблагоприятны или малоблагоприятны для жизни человека. Но даже столь негативная оценка комфортности природных условий России, по-видимому, слишком оптимистична. В аналогичных климатических условиях зарубежного севера Канады и Аляски наблюдается почти полное отсутствие постоянного населения и тем более крупных городов, в то время как на юге Сибири и Дальнего Востока проживают десятки миллионов человек, а вдоль трассы Транссибирской железнодорожной магистрали располагается целая вереница крупных городов (в том числе города-миллионеры Омск и Новосибирск).
Авторитетными экспертами установлено, что территории, где средняя годовая температура ниже двух градусов мороза, а высота над уровнем моря превосходит 2000 м, вообще малопригодны для постоянного проживания людей. В этой связи появилось понятие так называемой эффективной территории
каждой страны — той ее части, которая лежит вне пространства с экстремальными природными условиями. Именно эта мысль дала в свое время академику Н. Моисееву основание для следующего вывода: Россия, оказывается, никакой не сверхгигант, она лишь одно из больших государств. В специальной литературе имеются указания на то, что Российская Федерация по эффективной площади занимает лишь пятое место в мире (5,52 млн км2
), пропуская вперед Бразилию (8,05), США (7,89), Австралию (7,68) и Китай (5,95).
Даже по крайне «сиротскому» критерию продолжительности лета (количество дней со среднесуточной температурой воздуха выше 10 °С, что для парижанина выглядит нонсенсом), принятому в отечественной практике, на большей части страны этот наиболее благоприятный для жизни человека период длится менее трех месяцев. Не случайно бо'льшая часть пространств России официальными правительственными постановлениями отнесена к зоне Крайнего Севера и приравненным к нему территориям, для жителей которых в свое время были установлены специальные надбавки к заработной плате.
Экономическая и политическая цена холода.
Ярко выраженная континентальность климата, характеризующегося низкими зимними температурами и повышенной возможностью заморозков в теплое время года, — главный лимитирующий фактор развития российского сельского хозяйства.
Сегодня северная граница сельскохозяйственных культур открытого грунта в Европейской России достигает 65—66-й параллели (Карелия, Мезень, Усть-Цильма и др.), несколько снижаясь за Уралом (Березово — 64°, Енисей — 60° и др.) и далее «опускаясь» на Дальнем Востоке (Камчатка — 57—58°).
Ощутимое влияние природные условия России оказывают и на развитие животноводства. Традиционно северная граница скотоводства в Европейской России примерно совпадает с границей земледелия, а в Сибири эта граница проходит даже несколько севернее, поскольку сочные травы в долинах рек растут и при более суровом климате. Лишь олени, хорошо переносящие холода и довольствующиеся ягелем, а также собаки, питающиеся рыбой и мясом, разводятся значительно севернее границы возделывания хлебов.
Разносторонни связи между человеком и природой в промышленной сфере России. Они не столь специфичны, как в агросекторе, но важно помнить, что необыкновенно суровые в сравнении с главными индустриальными странами мира климатические условия Сибири и Дальнего Востока приводят к беспрецедентному росту себестоимости продукции практически всех отраслей материального производства. Здесь особенно актуальна формула «Больше техники — меньше людей». Причем эффективная замена живого труда машинами возможна только при широчайшем использовании техники, выполненной именно в «морозоустойчивом» варианте и максимально приспособленной к работе в условиях Севера.
Освоение громадной территории России — это главным образом борьба с пространством, и чтобы выиграть эту борьбу, необходимо иметь развитую транспортную систему
. Между тем своеобразные природные условия традиционно мешали развитию сухопутного транспорта. Огромные пространства, большую часть которых занимали леса и болота, тяжело было связать сухопутными дорогами. Их буквально прорубали через густые леса, заваливая топи местным грунтом, привозным песком, лесом. Однако подобная технология оказывается бессильной перед замерзающими грунтовыми водами, которые быстро приводят в негодное состояние даже те дороги, которые строятся в соответствии с западноевропейскими стандартами дорожного строительства. Данная проблема остается достаточно актуальной и в начале XXI в.
Трудность прокладки магистральных шоссе и эксплуатации проселочных дорог в России связана, помимо прочего, еще и с осенне-весенней распутицей, а проще говоря — с грязью, с которой отчаянно борются во многих регионах нашей страны. Большинство западноевропейцев не имеют даже представления об этой проблеме, во многом обусловленной суровостью природы, среди которой россияне вынуждены постоянно жить и работать.
В современной России географическая среда детерминирует развитие различных форм собственности (в частности, фермерских хозяйств), становление рыночных механизмов в отдельных сферах экономики, в том числе на транспорте (если транспортные тарифы будут формироваться на сугубо рыночной основе, то пересечь страну с запада на восток смогут очень немногие, не говоря уже о неминуемом банкротстве подавляющего числа сибирских товаропроизводителей, себестоимость продукции которых в значительной степени будут определять транспортные издержки).
«Вечное» объяснение хронического отставания России, подающееся в латентной, неназойливой форме, — это невероятная суровость ее природных условий, гибельность Русской зимы, неприспособленность северо-восточного евразийского пространства для жизни, якобы обрекающие на неудачу все евроориентированные реформы.
В большинстве стран мира население и промышленность концентрировались в регионах с наиболее благоприятным климатом, в то время как в России они перемещались в суровую Сибирь, в результате чего сейчас наша страна стала более холодной, чем она была в начале XX в. В условиях плановой экономики понятия «цена», «стоимость», «экономическая эффективность», «рентабельность производства» были наполнены идеологическим содержанием, а потому огромная часть валового внутреннего продукта страны попросту «выгорала в костре морозных сибирских зим».
Подобная логика вполне понятна, но она содержит существенный изъян, упуская из виду важное обстоятельство: освоение Сибири с конца XIX в. диктовалось не столько экономическими или социальными, сколько военными
соображениями. Применительно к России следует говорить не просто об индустриализации, а о военной индустриализации. Иное дело, что «советская индустриализация является “патологией” только с точки зрения англо-саксонской модели рыночной экономики (которая формировалась в исключительно благоприятных условиях и в ситуации геополитической защищенности), а с точки зрения экономики, направленной на выживание в условиях очень жестокой мировой войны, это была очень рациональная и очень успешная экономика» (Г. Дерлугьян).
Таким образом, в качестве структурного ограничителя выступает не только российский холод, но и милитаризация государства, сделавшая, в частности, советскую армию лучшей армией XX столетия.
На протяжении всего XX в. Россия «плыла против течения», концентрируя производительные силы и население в не очень уютной Сибири, в то время как благоприятные для хозяйствования регионы оставались в запустении
.
Географы старшего поколения, вероятно, помнят довольно смелый тезис Энгельса о равномерном распределении производительных сил, рассматривавшийся в качестве принципа социалистической экономики и, увы, осуществлявшийся на практике Госпланом СССР. «Поэтому, — как отмечает американская исследовательница Ф. Хилл, — сейчас сложилась уникальная ситуация: те сибирские отрасли, которые привязаны к природным ресурсам (например, нефть и газ), на самом деле работают вполне эффективно. В то время как тяжелая промышленность, в особенности предприятия ВПК, которые были построены в Сибири не из-за ресурсов, а из-за попытки выровнять размещение производительных сил, работают с очень низкой или отрицательной эффективностью».
Рынок углеводородов скорее благоприятствует развитию Сибири, в том числе Восточной. Как известно, российский углеводородный экспорт чересчур жестко завязан на европейских потребителей. Участившиеся нефтегазовые демарши Украины и Грузии, множащиеся проекты альтернативных путей транспортировки каспийских углеводородов не в последнюю очередь расчитаны на элементарный шантаж России. В этой связи сибирские нефть и газ способны усилить наши переговорные позиции и дать дополнительные аргументы в геоэкономическом «торге».
Природа и социосреда.
Природная специфика России действительно всегда оказывала прямое или опосредованное влияние на материальное производство, а через него — на всю сферу социальных и политических отношений, духовную жизнь общества, этнические традиции.
Барщинно-крепостническая система была характерна в основном для зоны умеренного климата с относительно хорошим агроприродным потенциалом.
В этих условиях помещики могли более или менее успешно эксплуатировать своих крестьян. В местах с более суровой январской изотермой и малоплодородными почвами барщинно-крепостническая система приживалась плохо.
В специальной литературе отмечается связь даже между природными условиями и закономерностями проявления крестьянского недовольства, народными бунтами. По-видимому, их главной причиной являлась интенсификация крестьянского труда во время страды, когда помещики требовали большего количества барщинных дней, чем в холодное время года. Разумеется, в данном случае связь получалась опосредованной — через экономику. При этом классовые столкновения способствовали массовому уходу крестьян, стремившихся избавиться от феодальной повинности, на окраины российского государства — в лесостепи и степи, на Дон и Северный Кавказ, в Приуралье, Сибирь и на Дальний Восток.
Специфика социальных форм России во многом связана с «деревянным» характером ее цивилизационного развития. Обилие леса служило легким и почти даровым подспорьем для строительства. Однако дерево как основной конструкционный и поделочный материал объективно тормозило развитие материальной культуры. Во-первых, для его обработки не нужны столь изощренные технологии и столь прочные инструменты, как для обработки камня — а значит, не получают дополнительных стимулов к развитию металлургия и металлообработка. А во-вторых, дерево слишком легко и часто горит, уничтожая результаты труда, объективно задерживая тем самым накопление. Вспомним, сколько раз оказывалась «спаленной пожаром» деревянная Москва, о меньших же городах и говорить не приходится.
Суровая природа и инертность развития.
Можно ли, с учетом колоссального влияния неблагоприятной природной среды на ход и темпы социальной эволюции российского социума, говорить о ее фатальной роли, об отсутствии иного варианта исторического развития России?
Конечно, в условиях менее обширного пространства организовать устойчивый социально-территориальный комплекс было бы легче. Наличие колоссальных неосвоенных территорий объективно препятствовало развитию общественных отношений, их серьезной эволюции.
Между тем природно-детерминистская концепция запаздывания социально-экономического развития России уязвима на основании того хотя бы соображения, что природа Северного Кавказа (особенно Краснодарского, Ставропольского краев и Ростовской области), Центрально-Черноземного района, Средней Волги, Приморья (не говоря уже об «отпавших» Украине, Закавказье, Средней Азии) никогда не мешала созданию эффективной экономики, а в их не столь уж многолюдных пределах могла бы разместиться не одна Япония (Великобритания, Франция или Швеция).
Речь ни в коем случае не идет об «антисибирских» настроениях автора. Интенсивное хозяйственное освоение достаточно узкой полосы Южной Сибири (примерно вдоль Транссиба) и далекого Приморья вряд ли привело бы к деформации социально-экологической системы России. Освоение этого региона становилось неизбежным (хотя бы в целях своеобразного «геополитического коридора» для связей с Центральной Азией и Тихоокеанским Востоком) и экономически («рыночно») было вполне безубыточным мероприятием; идея скрепления двух все более отдаляющихся друг от друга частей нашей страны становится и в наши дни все более актуальной.
Изобилие природных ресурсов — бремя России?
Россия располагает огромными, по мировым меркам, природными ресурсами — минеральными, водными, гидроэнергетическими, биологическими. Обилие и разнообразие ресурсов во многом обеспечило индустриализацию страны в XX в.
Очевидно, в определенных условиях
изобилие природных ресурсов формирует расточительное к ним отношение, которое тянет за собой целую цепочку экономических, хозяйственных и поведенческих последствий. Осознанная необходимость придерживаться принципов постоянной экономии вызывает к жизни ресурсосберегающие технологии, активизирует науку, стимулирует поиск новых, нетрадиционных источников энергии, необычных конструкционных материалов, заменяющих привычные металлы. Что же касается требующегося сырья, то его можно купить у «бедных богатых» стран, предлагая им взамен готовую продукцию в виде станков, транспортных средств и продовольствия.
Эксплуатация природных ресурсов оказывается делом весьма дорогостоящим и в определенных условиях
малоприбыльным. Экстремальные природные условия страны многократно усложняют и удорожают организацию добычи ресурсов, а также обустройство необходимого для их освоения населения. При этом снижается производительность труда. По существующим подсчетам, добычей золота в стране в начале 2000-х годов было занято 350 тыс. чел. Каждый в среднем в день добывал 1 г золота (350 г в год), тогда как в мировой практике на одного занятого в этой сфере человека ежегодно приходится до 10 кг драгоценного металла. При такой производительности труда столь ли
Существует мнение, что именно изобилие природных ресурсов не позволяет нам относиться к ним рационально и, пока это изобилие не иссякнет, России будет обеспечено отставание от развитых стран в деле налаживания для большинства населения комфортных условий жизни. Вероятно, со временем сложившееся положение будет скорректировано.
Сегодня же вместо экспорта облагороженной продукции — высококачественного бензина, продуктов оргсинтеза, машин и оборудования, добротных стройматериалов, мебели и т.д. — страна продолжает за гроши поставлять на мировой рынок сырую нефть, сталь, строевой лес, разбазаривая национальное богатство и лишая средств к существованию грядущие поколения.
Географическая справка
: львиная доля добычи органического топлива России (73% нефти, 87% газа и 75% угля) приходится на Сибирь и Дальний Восток, в то время как около 80% суммарного потребления топливно-энергетических ресурсов сосредоточено на европейской территории страны. К этому добавим: по оценкам Минприроды в морских акваториях России (читай: Севера!) сосредоточено 23—26 млрд т нефти и 90—100 трлн кубометров газа.
Евразийское «неудобье»?
Ссылки на «северность» географического положения российского государства и порождаемые ею напасти, накладывающие жесткие ограничения не только на возможности земледелия (в особенности зернового хозяйства), но и на освоение территории вообще, давно уже стали общим местом в публикациях как западных, так и отечественных географов-детерминистов (включая автора настоящей работы).
Колоссальные издержки России в сравнении с подавляющим большинством высокоразвитых государств связаны, в частности, с необходимостью бороться с холодом: с повышенным расходом энергии на обогрев зданий в производственной и коммунально-бытовой сферах, увеличением объема используемых конструкционных материалов, производством теплой одежды, обуви и т.п. Дополнительных средств требуют строительство и поддержание в надлежащем порядке дорожно-транспортной сети, разрушаемой замерзающими грунтовыми водами, укрепление инженерных сооружений, страдающих от обильных снегопадов, обледенения и деформаций металла, вызываемых перепадом температур. Немалые убытки государство терпит в связи с ликвидацией ежегодных последствий ледостава и ледохода, паводковых наводнений, снежных лавин.
Освоение государственной территории, и прежде всего Сибири, — это борьба, естественно, не только с холодом, но и с пространством
. Огромные территории, значительную часть которых занимают леса и болота, тяжело связать сухопутными дорогами. В прежние десятилетия их буквально прорубали через густые леса, заваливая топи местным грунтом, привозным песком, лесом. Подобная технология оказывалась бессильной перед замерзавшими грунтовыми водами, которые быстро приводили в негодность даже те дороги, которые строились в соответствии с западноевропейскими стандартами.
Столкновение мнений
«Могущество России будет прирастать Сибирью».
М. Ломоносов «Если бы за Уралом плескался Океан, скорее всего Россия уже давно была бы полнокровным членом сообщества цивилизованных стран».
А. Трейвиш (географ
|
…Историю заселения России нередко называют «историей изгнания из Рая». Действительно, возникнув в «тепличных» условиях тропиков и субтропиков (толкователи Библии и Корана соотносят начальное место обитания Адама с Месопотамией), первая человеческая популяция (или популяции) медленно продвигалась в районы с менее благоприятным климатом, туда, где природа уже не могла, как прежде, «выгуливать людей на помочах» и требовала от них большой энергии и изощренности в налаживании жизни.
Среди историков распространена точка зрения, в соответствии с которой славяне, обитавшие первоначально в Центральной Европе, не смогли выдержать жесткого прессинга германских племен и были оттеснены дальше, на восток и северо-восток, хотя отдельным славянским этносам (чехам, полякам, балканским и полабским славянам
) ценой различных уступок (стагнации самосознания, принятия католичества, «онемечивания») удалось закрепиться на месте. Для русских же, уходивших все дальше к «ледяным изотермам», «крестный путь на Голгофу Зимы» (выражение С. Рогачева) спустя тысячелетие оборвался у ледяного припая Северного Ледовитого и Тихого океанов, где экстремальные природные условия как нельзя лучше отражают понятие «евразийское неудобье».
Двоякое воздействие на социальные и экономические отношения всегда оказывали обширность территории
и долго не исчерпывающийся резерв пригодных для освоения земельных площадей. Существует отнюдь не надуманная точка зрения, согласно которой наличие колоссальных неосвоенных территорий объективно выступало в роли консерванта общественных отношений, нивелируя необходимость их быстрого, серьезного и глубокого изменения. В старину резерв земель способствовал естественной пространственной диффузии социума, иногда спасал от грабительских недругов, а гораздо позже (при социализме) предоставлял молодежи романтическую возможность испытать себя на новостройках Сибири (осваивались сибирские земли, тогда как территории Европейской части СССР оставались в запустении). При этом простор и богатство природы позволяли жителям России веками воспроизводить экстенсивные формы существования и средства поддержания жизни.
Климатический детерминизм.
Природная уникальность России заключается прежде всего в том, что она наиболее холодное северное государство мира. Этот достаточно грустный вывод приобрел особый оттенок после коллапса Советского Союза, когда Закавказье, Украина, Молдавия и Средняя Азия — южные территории с гораздо более благоприятными природными условиями и высоким биоклиматическим потенциалом — перестали быть составными частями некогда единого государства. Тот факт, что Саха (Якутия) — один из мировых полюсов холода — получает летом почти столько же тепла, сколько и расположенный много южнее Париж, мало о чем говорит. Индикатором климатической специфики России служит вовсе не июльская, а январская изотерма (+2°С в Париже и около –35°С в Якутске). Обращение к обычной климатической карте наглядно показывает, что соответствующие изотермы как бы удушают Россию и отгораживают ее от стран Западной Европы и Японии «ледяным забором».
Крупнейшие города России — Москва и Санкт-Петербург — расположены, соответственно, на параллелях южного Лабрадора и Аляски, ассоциирующихся с малоосвоенными, а то и вовсе незаселенными пространствами. В целом же Россия расположена к северу от 50-й параллели. При этом часто проводящаяся аналогия между природными условиями Канады и России не вполне корректна. Во-первых, полюс мирового холода северного полушария находится на севере евразийского материка, а не в Канаде (достаточно опять взглянуть на январскую изотерму). Во-вторых, главная полоса расселения Канады проходит вблизи границы США — на широтах между Крымом и Припятью (то есть на широте Украины), в то время как огромный контингент российских жителей обитает в экстремальных природных условиях, а жители Норильска и других северных районов — в условиях и вовсе беспрецедентных: жесточайшая зима представляет вполне реальную угрозу для жизни людей. В-третьих, основные земледельческие районы Канады — юг провинций Альберта, Манитоба и Саскачеван — хотя и соответствуют по широте центрально-черноземным областям, характеризуются более щадящим климатом и не относятся к зонам рискованного земледелия (в российском понимании).
Ярко выраженная континентальность климата, характеризующегося низкими зимними температурами, краткостью переходных сезонов (весны и осени), повышенной вероятностью заморозков в теплое время года, — главный лимитирующий фактор для российского сельского хозяйства.
По сумме температур вегетационного периода Российская Федерация заметно уступает юго-западным регионам бывшего СССР (Украине, Молдавии), республикам Средней Азии. На основной территории преобладает сумма температур от 1000° до 2000°, что по мировым стандартам не дотягивает даже до так называемого нижнего уровня рентабельности земледелия.
Для оценки экономических издержек, которые несет Российская Федерация из-за экстремальных климатических условий, Ф. Хилл и К. Гэдди предлагают использовать показатель температуры на душу населения (ТДН), который рассчитывается на основе средних январских температур, взвешенных относительно распределения населения. Расчеты авторов подтверждают тот более или менее очевидный факт, что Россия — самая холодная страна мира (–12,6 °С) и что по рассматриваемому показателю она явно обгоняет Канаду (–8,9 °С). Парадоксальный вывод авторов состоит в том, что в течение XX в. ТНД в России и Канаде смещались в противоположных направлениях: у нас показатель становился все хуже, в то время как в Канаде он улучшался в результате концентрации населения и промышленности в местах с наиболее благоприятным климатом. «Россия становилась холоднее, — констатирует А. Кокшаров, — поскольку миллионы человек насильственно или добровольно переселялись в Сибирь и другие холодные регионы. Способствовала этому и система планирования, ориентированная на равномерное размещение производительных сил по территории СССР, включая районы с экстремальным климатом. Вопрос “стоимости холода” для экономики — будь то отопление либо ускоренный износ техники — тогда в расчет не брался».
Хотя изобретенный американским авторами показатель температуры на душу населения и нельзя признать идеальным (жизнь в Сахаре вряд ли может считаться более комфортной, чем в Тюмени!), он, в сущности, верно акцентирует внимание на климатической специфике России.
Многолетняя мерзлота — «божий бич» для государства.
Стоит лишь удивляться тому, что популярная и учебно-методическая литература, а также средства массовой информации окружают романтическим ореолом этот жуткий природный феномен, рассказывая больше о местах естественного захоронения в озерно-аллювиальных отложениях надпойменных террас мамонтов и шерстистых носорогов, нежели о том, что огромная часть национального богатства России в течение столетий периодически «съедается» многолетней мерзлотой.
По самым скромным подсчетам многолетняя мерзлота занимает около 9 млн км2
, то есть значительно больше половины территории страны.
Специфика природных условий страны связана также с мощным снеговым покровом, продолжительность залегания которого в разных районах зависит от количества осадков и тепла. Если в Краснодарском крае снежный период длится 1—2 месяца, то на Таймыре — до 260 дней. Наряду с полезным эффектом (снежный покров задерживает тепловое излучение земли, пополняет запасы грунтовой влаги и т.п.), снежный феномен сильно осложняет условия жизни.
Природа Европейской России и Западной Европы.
Основной контингент населения и основные производственные мощности России сосредоточены в ее Европейской части. В этой связи логично сопоставить природную специфику этого региона с естественными условиями Западной Европы.
Снеговой покров у нас лежит длительное время — от трех-четырех (Волгоград, Москва) до шести-семи месяцев (Екатеринбург, Архангельск, Петербург), в то время как прибрежные страны Западной Европы вовсе не сталкиваются с таким явлением, как постоянный снеговой покров (он образуется при температуре ниже –3°С). Весна и осень там несравненно теплее и более растянуты во времени, что имеет огромное значение как для развития агросектора, так и для жизнедеятельности человека.
В странах Западной Европы, удельный вес снегового питания рек минимален, в связи с чем весенние половодья там явление чрезвычайно редкое. К тому же реки на Западе (за исключением Скандинавии) практически не замерзают, в то время как речные артерии Европейской России длительное время (от 3 до 7 месяцев) скованы льдом.
По обеспеченности минеральным сырьем и лесом Европейская Россия не уступает Западу. Крупные, хотя и изрядно оскудевшие минеральные богатства Урала, углеводородное топливо и сырье Севера, колоссальные ресурсы железа Курской магнитной аномалии и т.д. свидетельствуют о незаурядном минерально-ресурсном потенциале нашей страны. Еще более внушительны по своей ценности сохранившиеся, несмотря на бесхозяйственные вырубки, обширные массивы северных хвойных лесов — в этом отношении Россия традиционно превосходит другие европейские страны.
Холод и расселение жителей России.
В сравнении с бывшим СССР изменилось местоположение географического центра страны и центра расселения. Если в бывшем едином государстве координаты географического центра составляли 57°25' с.ш. и 80°45' в.д., то в России они сместились на северо-восток — к 60°25' с.ш. и 97°30' в.д. В аналогичном направлении «передвинулся» и центр расселения граждан новой страны: с 52° с.ш. и 44° в.д. к 55°30' с.ш. и 45°30' в.д.
Весьма красноречива картина распределения населения на территории Советского Союза и новой России относительно географической широты местности (табл. 1; см. также графики на с. 14). Здесь обращает на себя внимание на первый взгляд несколько странное повышение доли жителей юга в новом государстве. Причины этого явления кроются в смещении «среднестатистической» параллели и резком уменьшении доли населения северного сектора РФ в сравнении с СССР. Об этом же свидетельствует и заметно понизившаяся здесь плотность населения. «Северность» географического положения России накладывает жесткие ограничения не только на возможности земледелия (в особенности зернового хозяйства), но и освоения территории вообще. Колоссальные издержки России в сравнении с подавляющим большинством высокоразвитых государств связаны, в частности, с защитой от холода.
Еще более детальные сравнительные сведения о распределении территории и размещении населения в зависимости от средней многолетней температуры января двух государств содержит таблица 2 (см. также график на с. 15). Здесь особенно бросается в глаза катастрофическое перераспределение контингентов населения в пределах наиболее щадящих минусовых температур января от –10 до 0°С. В СССР в пределах этой климатической ниши проживало более 150 млн человек (более 50% населения бывшей страны), в то время как в новой России — лишь около 40 млн (около 30% общей численности населения, или 13% от жителей бывшего Союза).