Нефедов С.А.
Не так давно в работе известного американского историка Честера Даннига[1] было высказано предположение о возможности использования при изучении истории России XVI в. структурно-демографической теории Дж. Голдстоуна[2]. Эта теория опирается на исследования известной французской школы «Анналов» (в частности, на работы Ф. Броделя, Э. Леруа Ладури, Э. Лабрусса, П, Шоню[3]), а также ряда известных английских немецких историков, среди которых в первую очередь, необходимо назвать имена В. Абеля, и М. Постана и К. Хеллинера[4].
Структурно-демографическая концепция имеет глобальный характер и предназначена для объяснения социально-экономических кризисов, происходивших в средние века и в новое время в различных странах Европы и Азии. Исходным пунктом демографического подхода является утверждение о том, что эти кризисы, как правило, были вызваны перенаселением. Рост населения приводил к нехватке пашен, которая проявлялась в крестьянском малоземелье, в росте цен, падении реальной заработной платы, частых голодных годах. Низкий уровень жизни, постоянное недоедание способствовали распространению эпидемий. С другой стороны, беднеющее население не могло платить налоги в прежних размерах, и это приводило к финансовому кризису государства. По мере сокращения доходов обострялась борьба внутри элиты за их распределение. В конечном счете, кризис находил выражение в системной катастрофе - в катастрофическом голоде и эпидемиях, в междоусобной борьбе, в резком ослаблении государства, открывающем дорогу вторжениям врагов. Катастрофа приводила к значительному сокращению численности населения, после чего начинался новый «экологический цикл». Изобилие свободных пашен, недостаток рабочей силы в период после катастрофы было причиной повышения уровня жизни крестьян и быстрого роста населения. Через некоторое время потери восполнялись и начинался новый кризис перенаселения[5].
Честер Даннинг полагает, что демографический подход может использоваться и при объяснении общих тенденций истории России XVI века. В подтверждение своей точки зрения американский историк указывает на такие типичные, с точки зрения демографического подхода, проявления назревающего кризиса как рост населения, сопровождавшийся ростом цен и обострением социальных конфликтов во второй половине столетия[6]. Однако Ч. Даннинг предложил лишь краткий анализ общих тенденций на протяжении всего XVI века, полагая, что рост населения и цен продолжался вплоть до кризиса времен Смуты. В этой заметке мы попытаемся несколько расширить и конкретизировать аргументацию Ч. Даннинга, и более подробно проследить динамику основных переменных, которыми оперирует структурно-демографическая теория. Автор не предполагает, что его выводы относительно возможности применения этой теории к изучению истории России являются окончательными, мы пытаемся лишь очертить контуры возможной дискуссии, которая более подробно рассмотрит этот вопрос.
Ключевой переменной структурно-демографической теории является численность населения. Рост населения в мирных условиях свидетельствует о наличии продовольственных ресурсов, замедление и прекращение роста - об ухудшении продовольственной ситуации. Статистические данные, позволяющие проиллюстрировать рост населения в России XVI века, относятся в основном к северо-западу страны. Известно, что в Шелонской и Бежецкой пятинах новгородчины численность населения увеличилась за полвека на 20-40%, соответственно возросла и площадь пашни. Для центра, в отличие от новгородчины, нет объемных статистических материалов, – имеются лишь отдельные примеры, указывающие на рост числа дворов в отдельных волостках или имениях в 1,5, в 2, в 3 раза. Нормой крестьянского участка в центральных областях в начале столетия считалась выть – пять десятин в поле, однако в середине века чаще встречаются наделы в 2?, 3, 4 десятины. Об увеличении населения говорит так же быстрый рост городов – их общее число увеличилось за полвека с 96 до 160. Эти и другие имеющиеся данные позволили А. И. Копаневу утверждать, что за первую половину XVI века население в целом увеличилось в 1,5 раза и достигло 9-10 млн[7].
В соответствии с демографической теорией рост населения должен был привести к исчерпанию ресурсов свободных земель, нехватке продовольствия, что в свою очередь, влечет замедление роста населения. «Если в начале XVI века на периферии старых владений еще есть резерв годных к освоению земель, - отмечает Л. И. Ивина, - то к середине XVI века он полностью исчерпывается, как например, во владениях Троице-Сергиева монастыря близ Углича... Плотность поселений внутри владений возрастает... Увеличиваются сами поселения, многие деревни превращаются в сельца и села»[8]. В отдельных районах имеются явные свидетельства нехватки земли и перенаселения. Отмечается нехватка земли в Белозерском крае; здесь на двор приходилось лишь по 6 десятин и, по расчетам специалистов, зерна не хватало до следующего урожая[9]. Тяжелое положение сложилось в некоторых пятинах новгородчины: по расчетам петербургских историков в первой половине XVI века зерновое производство на поместных землях Водской и Деревской пятин не обеспечивало минимального уровня потребления в 15 пудов хлеба* на человека[10]. Следствием постоянного недоедания была стагнация численности населения. Так, известно, что во второй половине XV века население Водской и Деревской пятин значительно возросло, но затем оно стало уменьшаться. С 1500 по 1540 год население уменьшилось в Водской пятине на 17%, а в Деревской пятине - на 13%. Недостаток хлеба заставлял крестьян заниматься торговлей и промыслами - или уходить в более хлебные районы. Низкий уровень потребления способствовал увеличению смертности от эпидемий; при Василии III летописи по крайней мере четыре раза отмечают в этом районе мор - в то время как в центре страны эпидемии не упоминаются[11]. Таким образом, мы видим, что рост населения достиг той точки, которая характеризуется исчерпанием природных ресурсов - и в результате население стало сокращаться. Конечно, это перенаселение было относительным - население достигла максимума, обусловленного уровнем развития сельского хозяйства и уровнем повинностей, то есть социально-экономическими характеристиками конкретного общества. То обстоятельство, что стагнация началась именно на Северо-Западе, по-видимому, в немалой степени объясняется скудными почвами этого региона и высоким уровнем ренты, сохранившимся здесь со времен независимой Новгородской республики[12].
_____________
* Здесь и далее исчисление ведется в пудах «хлеба»: четверть ржи (4 пуда) плюс четверть овса (2,7 пуда) составляют «юфть» - 6,7 пуда «хлеба». Четверть овса обычно стоила в 2 раза дешевле ржи, поэтому цена пуда «хлеба» составляла 9/10 от цены пуда ржи.
Таким образом, ситуацию на Северо-Западе можно трактовать как ситуацию экологического равновесия, когда увеличение смертности от недоедания и эпидемий компенсирует естественную рождаемость. Экологическое равновесие обычно не бывает устойчивым, случайные колебания внешних факторов, большой неурожай, резкий рост налогов или эпидемия, могут привести к катастрофе, подобной той, которая произошла в Европе в середине XIV века. В те времена связь между недоеданием и «Черной смертью» была чем-то очевидным; такого же мнения придерживаются и многие современные исследователи[13].
Другой важной переменной, акцентируемой структурно-демографической концепцией, является рост цен. По новгородским источникам, в 1470-1500 годах цены на рожь увеличились с 7 до 10 денег за четверть, но затем рост приостановился до середины 20-х годов. Впоследствии цены снова стали расти, в 1532 году цена в Иосифо-Волоколамском монастыре составляла 23 деньги, во время неурожая 1543-44 годов цены на новгородчине поднялись до 30-40 денег. В середине XVI века в Россию после долгого перерыва вновь пришел голод; в 1548-49 годах голод охватил северные районы страны. Голод сопровождали эпидемии; в 1552 году разразилась страшная эпидемия в Новгороде и Пскове; в Пскове погибло 30 тысяч человек. В 1556/57 году снова пришел голод, свирепствовавший в Заволжье и на Севере; в результате голода и бегства крестьян на юг в северных областях началось запустение. В конце 50-х годов на Двине пустовало до 40% пашни[14].
Однако, уточняя построения Ч. Даннинга, нужно отметить, что реальным мерилом избытка или недостатка ресурсов в экономической истории являются не собственно цены, а реальная заработная плата - заработная плата, исчисленная в килограммах зерна. В. Абель в своем фундаментальном исследовании привел десятки графиков, дающих сравнительный анализ динамики реальной заработной платы в различных странах на протяжении XVI- XVIII веков. На этих графиках сопутствующее росту населения падение реальной заработной платы свидетельствует о нехватке ресурсов и перенаселении[15]. Приложимо ли общеэкономическое понятие реальной заработной платы в условиях России XVI века? Мы полагаем, что приложимо, коль скоро в те времена существовали свободные работники на вольном найме. Около 1520 года обычная дневная оплата неквалифицированного работника в Москве составляла полторы деньги в день, а четверть ржи стоила 10 денег, на дневную плату рабочий мог купить около 11 кг хлеба. По европейским меркам, это весьма высокий уровень оплаты, свидетельствующей об относительном изобилии продовольственных ресурсов. В 1568 году работник на Белоозере получал 1 деньгу в день, а четверть ржи стоила 20 денег, на дневную зарплату можно было купить 3,6 кг зерна. Таким образом, реальная заработная плата за полвека уменьшилась втрое, что свидетельствует о росте населения и нехватке продовольственных ресурсов. Дневная плата в 3,6 кг кажется довольно большой, но нужно учесть, что поденщиков брали на короткие сроки, что большую часть года они не имели работы (в конце XIX века оплата при поденном найме летом в 3 раза превосходила дневную оплату при годовом найме). В действительности уровень дневной оплаты в 3-4 кг – это был уровень, характерный для времен кризиса и голода, во времена «кризиса XVII века» в Европе уровень оплаты составлял 4-5 кг[16].
Правда, в нашем распоряжении имеются лишь единичные данные о поденном найме; гораздо больше информации имеется об условиях годового найма монастырских работников. Монастыри привлекали для различных работ наемных работников, «казаков» или «детенышей», иногда на короткие сроки, но чаще на год; эти работники получали от монастыря продукты и денежное содержание, «оброк». Большинство «детенышей» были взрослыми людьми, они заключали устный договор с монахами, и, получая оброк авансом, представляли поручителей, которые отвечали за их добросовестный труд своим имуществом. «Детеныши» были вольны уйти из монастыря, но при этом должны были вернуть оброк[17]. В 50-х годах оброк детенышей в Иосифо-Волоколамском монастыре составлял 80 денег в год, что в переводе на хлеб эквивалентно 1,2 кг хлеба в день[18]. Впоследствии мы видим столь низкий уровень оплаты лишь один раз, во время голода 1588-89 годов[19] – однако тогда этот голодный уровень держался лишь один год, а 50-х годах это была обычная плата. Таким образом уровень жизни этой категории населения в 50-х годах был примерно таким же, как в голодные годы, что свидетельствует об ухудшении продовольственной ситуации по сравнению с началом столетия.
Таким образом, первые симптомы надвигающегося социально-экономического кризиса появились задолго до Ливонской войны и «опричнины». Россия не представляла собой экономического единства, в ней были относительно богатые и относительно бедные, перенаселенные области. Обширные пространства Московии производили обманчивое впечатление – в действительности суровый климат и бедные почвы приводили к тому, что многие районы не могли прокормить свое население. Север и новгородчина издавна относились к бедным областям; здесь часто бывали неурожаи, сюда привозили хлеб из центральных районов. В то же время существовали относительно благополучные области; в Замосковном крае положение оставалось довольно благоприятным, и здесь до 1560 года продолжался рост населения. Однако в 1560-61 годах голод пришел и в Замосковье, цена ржи в центральных районах поднялась до 50-60 денег за четверть. Характерно, что в качестве причины голода старцы Иосифо-Волоколамского монастыря указали на недостаток угодий и на рост государевых повинностей[20].
В 1558 году началась Ливонская война. Война была тяжелой: события обернулись так, что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и с Крымом. С началом войны налоги увеличились примерно с 1,7 до 2,8 пудов хлеба на душу населения - однако оказалось, что этого недостаточно. Необходимо было вводить новые военные налоги – и в 1566 году царь созвал собор, чтобы решить самый важный вопрос: нужно ли продолжать войну? В конечном счете собор практически единодушно высказался за продолжение войны и за увеличение налогов[21]. Это было роковое решение, которое привело к катастрофе.
| 1525-1535 | 1536-1545 | 1552-1556 | 1561-1562 | 1568-1569 | 1582-1584 |
| 0,3 | 0,3 | 1,7 | 2,8 | 3,6 | 1,0 |
Табл. 1. Динамика государственных повинностей в Бежецкой пятине (в пудах хлеба на душу населения) [22] .
После собора 1566 года налоги были еще раз увеличены, теперь они составляли около 3,5 пудов на душу населения, в два раза больше, чем в начале 50-х годов. Здесь необходимо вернуться к ситуации, которая сложилось к середине XVI на новгородчине. Мы видели, что в некоторых пятинах потребление крестьян было ниже минимума в 15 пудов на душу населения, что крестьяне часто голодали и население пятин уменьшалось. При отсутствии запасов любой большой неурожай мог вызвать голод - а требование повышенных налогов было равносильно неурожаю. Откуда крестьяне могли взять лишние 3-4 пуда на душу, чтобы заплатить увеличившиеся налоги? Изъятие необходимого для пропитания зерна должно было привести к катастрофическому голоду и к вспышке эпидемий. Материалы «Аграрной истории Северо-Запада России» показывают нарастание голода и эпидемий в Деревской пятине начиная с 1560 года (Табл. 2).
| Причины запустения | 1551-60 | 1561 | 1562 | 1563 | 1564 | 1565 | 1566 | 1567 | 1568 | 1569 | 1570 | 1571 | 1572 |
| голод | 1,8 | 2,3 | 2,8 | 3,3 | 3,8 | 4,4 | 5,4 | 7,4 | 9,5 | 12,9 | 18,1 | 19,1 | 19,6 |
| мор | 2,0 | 2,2 | 2,4 | 2,6 | 2,9 | 3,0 | 3,6 | 4,6 | 5,1 | 6,2 | 10,1 | 10,9 | 11,1 |
| подати | 5,1 | 6,7 | 8,3 | 9,9 | 11,5 | 12,6 | 16,3 | 20,7 | 26,1 | 33,3 | 39,8 | 41,0 | 41,6 |
| "дорога" | 1,0 | 1,1 | 1,3 | 1,4 | 1,6 | 2,0 | 2,8 | 3,6 | 4,9 | 7,0 | 9,1 | 9,4 | 9,7 |
| опричнина | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,2 | 1,9 | 4,4 | 6,3 | 7,9 | 11,2 | 11,2 | 11,2 |
Табл. 2. Процесс запустения Деревской пятины (в процентах к общему числу обеж по переписи 1500 года)[23]. При «обыске» в 1573 году писцы указывали причины запустения обеж, ухода или гибели хозяев: голод, мор, бегство от податей, от насилия войск, двигавшихся в Ливонию по проходившим по пятине дорогам. Часть обеж запустела от вывоза крестьян в поместья опричников.
Общее впечатление от этой картины – это постоянные бедствия, голод и мор. Увеличение податей вызвало повальное бегство, и судьба бежавших остается неизвестной – многие, вероятно, погибли от голода на дорогах. График говорит о том, что голод и мор, разразившиеся по всей России в 1568-71 годах, были подготовлены протекавшими ранее процессами. В Деревской пятине они означали лишь некоторое усиление голода и мора, которые свирепствовали здесь все 60-е годы.
В конце 60-х годов тревожные сообщения приходят и из других районов. Увеличение налогов должно было привести к сокращению крестьянских запасов, что в случае неурожая было чревато большим голодом. Большой неурожай случался на Руси в среднем каждые 6-7 лет[24], так что катастрофа была неизбежна, дело было только во времени. В 1567/68 годах летописи отмечают неурожай и голод в центральных областях: «Глад был на Руси велик, купили в Москве четверть ржи в полтора рубля»[25]. Обычная цена ржи была 30-40 денег - стало быть, цены возросли в 8-10 раз! Следующий год снова был неурожайным: «Была меженина велика добре, на Москве, и в Твери и на Волоце ржи четверть купили по полутора рубля по шьтидесят алтын и людей много умерло с голоду»[26]. В 1569 году в вотчинах старицкого Успенского монастыря пустовала треть деревень, в имениях Иосифо-Волоколамского монастыря в Рузском уезде не обрабатывалась пятая часть пашни, в имениях Троице-Сергиева монастыря – седьмая часть. В 1570 году следом за голодом пришла чума. В современной историографии считается, что большие эпидемии не приходят сами по себе, что они являются следствием хронического недоедания и падения сопротивляемости организма[27]. «Это была одна из тех страшных эпидемий средневековья, которые возникали примерно один раз в сто лет и оставляли после себя почти полностью обезлюдевшие города и деревни», - писала Е. И. Колычева[28]. «Великий голод» продолжался и во время эпидемии. «Был тогда великий голод, - свидетельствует Г. Штаден, - из-за кусочка хлеба человек убивал человека…»[29] «Даже матери ели своих детей, трупы выкапывали из могил и съедали», - писали Таубе и Крузе[30]. Весной 1571 года монахи Тройце-Сегиевой обители жаловались, что в монастырских вотчинах «крестьяне от глада и от поветрия вымерли», «крестьян... у них во всей троецкой вотчине не осталось ни тридцатого жеребья»[31].
В условиях жестоких войн ослабление одного из противников сразу же влечет военную катастрофу. Перебежчики поспешили донести крымскому хану о трагедии Руси. «На Москве и во всех городах по два года была меженина великая и мор великой», - говорил татарам галицкий сын боярский Сумароков[32]. Хан Девлет-Гирей решил воспользоваться ситуацией, собрал огромное войско и пошел походом на Москву. В мае 1571 года крымцы окружили в Москве русскую армию и сожгли осажденный город, в огне погибли сотни тысяч людей. Татары подвергли страшному опустошению весь Московский уезд и уезды, лежавшие южнее столицы[33].
Каковы были масштабы катастрофы? Наиболее подробные данные по этому вопросу предоставляют новгородские материалы. В Деревской пятине 1/3 обеж была заброшена из-за голода и мора – то есть хозяева погибли; остальные бежали от царевых податей и правежей. В Водской пятине запустело 3/5 всех обеж, но неизвестно, сколько крестьян погибло, а сколько ушло в другие места. В одной из волостей Бежецкой пятины от мора и голода погибло 40% населения. Для центральных областей статистических данных гораздо меньше; имеется, в частности, информация о запустении в расположенных в различных уездах вотчинах Троице-Сергиева и Иосифо-Волоколамского монастырей. В опустошенном татарами Московском уезде в этих вотчинах было заброшено 90% пашни, в Суздальском уезде – 60%, в Муромском уезде – 36%, в Юрьев-Польском уезде – 18%. Масштабы запустения были велики, часть крестьян погибла, некоторые переселились в другие места. Однако массовое переселение во время эпидемии было невозможно: во избежание распространения болезни дороги были перекрыты заставами. Бежать на окраины не имело смысла: 1570-е годы были временем больших восстаний в Поволжье, а южные области в этот период трижды подвергались опустошению кочевниками. Таким образом, крестьянам было некуда уходить, и приведенные выше цифры говорят об огромных масштабах гибели населения[34].
В рамках демографической теории анализ экономических процессов, следующих за катастрофой, был дан в известной статье Майкла Постана, включенной в впоследствии в его классическую монографию «Очерки средневекового сельского хозяйства и общие проблемы средневековой экономики»[35]. Анализируя последствия «Черной Смерти» XIV века, М. Постан подчеркивал следующие основные моменты. Убыль населения приводит к тому, что на смену прежней нехватке земли приходит ее избыток, появляется нехватка рабочей силы. Первым следствием недостатка рабочей силы является резкое возрастание реальной заработной платы (то есть платы, исчисленной в зерне). Вторым следствием является понижение ценности земли, то есть уменьшение земельной ренты, оброков и барщины. Эти выводы М. Постана сделаны на основе анализа положения в различных странах Западной Европы; они приводятся в современных учебниках экономики как пример действия общего закона труда и заработной платы[36].
По расчетам М. Постана, после Великой Чумы реальная заработная плата возросла в 1,7 раза[37]. Такой же, даже более резкий рост мы видим в 1570-х годах в России: в 1576 году работники на вологодчине получали по 3 деньги в день, а четверть ржи стоила 23 деньги[38], таким образом дневная плата составляла 9,3 кг хлеба, она возросла в 2,5 раза.
Резкий рост оплаты монастырских работников в 1570-х годах отмечался многими исследователями - причем Б. Д. Греков еще в 20-х годах предполагал, что оплата выросла вследствие нехватки рабочей силы[39]. Данные об оброках «детенышей» Иосифо-Волоколамского монастыря свидетельствуют, что реальная (и номинальная) заработная плата после катастрофы 1570-71 годов возросла примерно в 2,5 раза[40]. Оплата квалифицированных работников, например, плотников, портных возросла в 2 раза. Подобное увеличение оплаты имело место и в других церковных учреждениях. В Новгородском Софийском Доме оплата дворовых работников увеличилась в 1547-1577 годах с 60 до 120 денег; в Кирило-Белозерском монастыре оборок дворовых слуг возрос в 1568-1581 годах с 42 до 126 денег, а оброк портных – с 90 до 200 денег[41]. М. Постан особо отмечает, что после Великой Чумы оплата чернорабочих увеличилась в большей степени, чем оплата квалифицированных рабочих[42] - это явление мы отмечаем и в России.
По М. Постану, вторым признаком резкого сокращения численности населения является значительное уменьшение земельной ренты. В Англии нехватка рабочей силы привела к тому, что крестьяне и батраки стали передвигаться по стране в поисках лучших условий. Они отказывались занимать освободившиеся после чумы обремененные барщиной тяглые «вилланские» наделы, землевладельцы были вынуждены сдавать эти земли в аренду по пониженным расценкам, и арендная плата упала на 20-30%[43]. Мы наблюдаем аналогичный процесс и в России, здесь наблюдается резкое сокращение величины тяглого надела и распространение аренды по пониженным оброчным ставкам. В первой половине XVI века размеры тяглого надела крестьянина приближались к 1 выти, а аренды за оброк практически не существовало. Теперь же крестьяне отказываются брать полные тяглые наделы, эти наделы сокращаются до 1/3- 1/6 выти; появилось множество безнадельных крестьян, «бобылей». Остальную необходимую им землю крестьяне арендовали у своего или у соседнего землевладельца; с этой не платили казенные налоги, а плата, полагавшаяся землевладельцу, была намного ниже, чем на тяглых землях[44]. Имеющиеся в литературе сведения о размерах оброков и налогов приведены в таблице 1.
| Год | Район | число
>
дворов |
Земли | Дворов на выть |
Цена ржи |
Оброк | Налог | Всего | ||||
| со двора | с души | со двора | с души | со двора | с души | |||||||
| 1 | 1540 | Деревская пятина | поместные | 1,9 | 15 | 39 | 7,9 | 6,6 | 1,3 | 45,6 | 9,2 | |
| 2 | 1540 | Водская пятина | поместные | 1,3 | 15 | 66 | 12,5 | 6,2 | 1,2 | 72,2 | 13,7 | |
| 3 | 1540 | Шелонская пятина, Староруский у. | поместные | 1,2 | 15 | 68 | 11 | 9,2 | 1,6 | 77,2 | 12,8 | |
| 4 | 1554/55 | Владимирский у. с. Борисовское и др. |
191 | дворцовые | 2,4 | 40 | 34,0 | 6,8 | ||||
| 5 | 1564 | Белозерский у. с. Ярогомж и др. |
42 | дворцовые | 1,4 | 24 | 28,0 | 5,6 | ||||
| 6 | 1567 | Костромской у. с. Цибино и др. |
26 | дворцовые | 2 | 24 | 28,7 | 5,8 | ||||
| 7 | 1568 | Водская пятина, Новгородский у. | поместные | 1,1 | 28 | 36,0 | 6,9 | 20,0 | 4,0 | 56,0 | 10,9 | |
| 8 | 1576 | Шелонская пятина. Михайловский погост |
55 | поместные | 2,5 | 24 | 12,0 | 2,3 | 20,1 | 4,0 | 31,8 | 6,3 |
| 9 | 1576 | Шелонская пятина. Порховский у. | 297 | поместные | 2,5 | 24 | 9,3 | 1,9 | 20,1 | 4,0 | 29,5 | 5,9 |
| 10 | 1570-е | Тверской у. с. Марьино и др. |
112 | дворцовые | 9 | 24 | 9,3 | 1,9 | ||||
| 11 | 1577/78 | Нижегородский у. | 613 | дворцовые | 3,7 | 16,0 | 3,3 | |||||
| 12 | с 80-х годов | Подворное обложение в сев.-вост. районах. | черные | 30-60 | 7,3-14,6 | 1,5-2,9 | ||||||
| 13 | 1582-84 | Водская пятина | 172 | дворцовые | 3,5 | 62 | 10,7 | 2,1 | 15,5 | 2,9 | 26,3 | 5,0 |
| 14 | 1584 | Шелонская пятина. Порховский у. | дворцовые | 4 | 60 | 16 | 3,1 | 5,5 | 1,1 | 24,7 | 4,8 | |
| 15 | 1584 | Владимирский у. с. Красное и др. |
135 | дворцовые | 3,4 | 52 | 15,3 | 3,1 | 2,5 | 0,5 | 17,9 | 3,6 |
| 16 | 1585 | Себежский у. Никольская губа. | 23 | дворцовые | 2,5 | 60 | 31,3 | 6,2 | ||||
| 17 | 1586 | Муромский у. с. Пурок и др. |
693 | дворцовые | 1,8 | 44,7 | 8,9 | |||||
| 18 | 1588/89 | Каширский у. | 2030 | дворцовые | 14,0 | 2,8 | ||||||
| 19 | 1589 | Вологодский у. с. Юг и др. |
657 | дворцовые | 3,9 | 71 | 10,0 | 2,1 | 1,7 | 0,3 | 11,9 | 2,4 |
| 20 | 1590-94 | Вотчины Троице-Сергиева монастыря | монастырские | 30 | 6-12 | 1,2-2,4 | ||||||
| 21 | 1594 | Деревская пятина, Сытинский и Листовский погосты | 66 | монаст. | 4 | 60 | 11,3 | 1,7 | ||||
| 22 | 1596/97 | Рязанский у. с. Федотьево и др. |
152 | дворцовые | 4 | 30 | 9,3 | 1,8 | 1,5 | 0,3 | 10,5 | 2,1 |
| 23 | 1598 | Вологодский у. | монаст. | 14,0 | 2,8 | |||||||
| 24 | 1598-99 | Поместье Степана Рахманова |
13 | поместные | 6,5 | 58 | 20,7 | 4,2 | ||||
| 25 | 1601 | Бежецкий у. с. Алабузино |
21 | монастырские | 4,5 | 32 | 12,7 | 2,5 | ||||
| 26 | 1601 | Бежецкий у. с. Михайловы горы |
37 | монастырские | 7 | 32 | 10,0 | 2,1 | ||||
Табл. 3. Данные об оброках и налогах в 1540-1601 годах (в пудах хлеба)[45]. В некоторых случаях населенность двора неизвестна, тогда она принимается за 5 человек, и соответствующая цифра выделяется курсивом.
В этой таблице не учтена арендная плата за вненадельные земли. Обычная арендная плата на дворцовых землях составляла 12 денег за 3 десятины в 3 полях[46]. Крестьянский двор вряд ли арендовал больше 6 десятин, тогда плата за аренду составляла максимально 24 деньги на двор. При цене четверти ржи в 40 денег и четверти овса в 20 денег это эквивалентно 2,7 пудам хлеба на двор или 0,5 пуда на душу. На монастырских землях аренда обходилась немного дороже[47], но в целом, аренда за оброк была чрезвычайно выгодна для крестьянина, и по некоторым оценкам, арендуемая пашня значительно превышала тяглую. Мало того, во многих случаях крестьяне распахивали заброшенные земли и вообще ничего не платили. При обыске, проведенном в Бежецкой пятине в 1586 году, выяснилось, что безоброчных пашен было в 1,3 раза больше, чем тяглых[48].
Таким образом, арендная плата была лишь небольшой добавкой к платежам за тяглую землю, и мы можем считать, что данные таблицы 2 в целом достаточно адекватно показывают общую динамику ренты. Из этих данных следует, что сразу после катастрофы 1570-71 годов оброки на поместных землях упали примерно в 3 раза (с 10-12 пудов до 3-4 пудов на душу), на дворцовых землях - примерно в 2 раза. Это падение произошло за счет уменьшения тяглого надела (роста числа дворов на выть). В то же время размеры государственных налогов оставались большими, и это было одной из причин, заставлявших помещиков соглашаться на уменьшение тяглых наделов. В 80-90-х годах дальнейшее уменьшение тяглых наделов привело к дальнейшему сокращению оброков, причем в этот период сокращаются и налоги. Правда, имеются два исключения. В Муромском уезде (с. Пурок и др.) оброки сохранились на высоком уровне, но Е. И. Колычева объясняет это обстоятельство необычайным плодородием этого района. В другом случае (Себежский у.) в ренту были, по-видимому, включены государственные налоги. Кроме того, малый объем выборки (23 двора) не исключает присутствия каких-либо местных особенностей[49].
Мы можем проверить гипотезу об уменьшении оброка после 1572 года по статистическому критерию Уилкоксона. Цифры оброка со двора объединим в две группы: первая группа с табличными номерами 1-7 (оброки до 1572 года) и вторая группа с номерами 8-26 (оброки после 1572 года). Эти группы можно рассматривать как случайные выборки (случайность обеспечивается тем обстоятельством, что мы привели все встречающиеся в литературе цифры, не производя специального отбора). После этого, подсчитав число инверсий (7), мы получим значение критерия Уилкоксона (59,5), намного превосходящее критическое (44,5). Это означает, что две рассматриваемые нами группы с вероятностью 99% имеют разные законы распределения, то есть после 1572 года оброки понизились[50].
Уменьшение оброков для оброчных крестьян шло параллельно уменьшению барщины в барщинных хозяйствах. Известно, что в первой половине XVI века норма барщины составляла 1 десятину с выти в одном поле; в подавляющем большинстве известных случаев эта норма сохранялась вплоть до 90-х годов. Но количество дворов на выть за это время возросло в 2-3 раза - то есть объем барщины в расчете на двор значительно уменьшился[51].
Таким образом, нормы оброка и барщины снизились, свободной земли было более чем достаточно, можно было выбирать лучшие участки. Напрашивается вывод о том, что крестьяне стали жить намного лучше - однако у нас нет массовых данных, которые бы позволили реконструировать бюджет крестьянского хозяйства. Крестьяне скрывали свою безоброчную пашню и указывали в качестве тяглых наделов мизерные участки, поэтому размеры средней запашки известны лишь в редких случаях. В Прибужском погосте Старорусского узда в 1580-х годах на крестьянский двор приходилось 3 десятины тяглой, 5 десятин арендной земли, и, вероятно, кое-что обрабатывалось безоброчно. В Бежецкой пятине известно много случаев, когда крестьяне безоброчно распахивали очень большие дворовые наделы[52]. Естественно предположить, что в сложившихся благоприятных условиях крестьяне пахали столько, сколько считали нужным - и во всяком случае, не меньше, чем раньше. Г. Штаден свидетельствует, что в то время среди крестьян были богатые люди; известно, что некоторые сельчане делали большие вклады в монастыри[53]. О высоком уровне жизни крестьян говорят и высокие оброки монастырских «детенышей».
Таким образом, в период, последовавший за катастрофой 70-х годов, уровень эксплуатации крестьян не увеличился (как утверждают некоторые историки), а напротив, значительно уменьшился – в полном соответствии с экономической теорией.
Уменьшились не только подати, уплачиваемые землевладельцам, сокращение тяглых наделов привело к уменьшению крестьянских платежей в казну. Реальный размер податей, платимых с одного двора, сократился в 3-4 раза. В Новгородском уезде Шелонской пятины в 1573-88 годах реальные платежи крестьянского двора уменьшились в 5 раз! Казна опустела; сборы с новгородских земель к 1576 году уменьшились вдвое, а к 1583 году в 12 раз[54]!
Суммируя сказанное, можно признать, что имеются некоторые аргументы в пользу того, что экономическое развитие России в 1500-1580-м годам соответствует общим представлениям структурно-демографической теории. В соответствии с этими представлениями, в первой половине XVI века имел место рост населения, который привел к нехватке свободных земель и к относительному перенаселению в отдельных районах. Перенаселение особенно сказывалась в некоторых пятинах новгородчины, где недостаток земли усугублялся высоким уровнем оброков, которые крестьяне платили своим помещикам. Эти пятины были очагами хронического недоедания и эпидемий, и население там уменьшалось уже в первой половине XVI века. Продовольственное положение здесь было неустойчивым и любой большой неурожай или новый налог мог привести к катастрофическому голоду. Налоги, введенные во время Ливонской войны, особенно тяжело ударили по депрессивным районам, и почти сразу же привели к голоду и эпидемиям. Принятое в 1566 году решение о дальнейшем увеличении налогов стало роковым; рост податей вызвал истощение хлебных запасов не только в депрессивных районах, но и в более благополучных областях. В этих условиях два неурожая породили страшный голод, а вслед за голодом пришла чума. Крымский хан воспользовался кризисом, чтобы нанести Москве сокрушительный удар – к эпидемиологической катастрофе присоединилась военная катастрофа. Численность крестьянского населения намного уменьшилась; в соответствии с общими экономическими законами это должно было привести – и привело – к значительному уменьшению оброков и барщины. Таким образом, согласно демографически-структурной теории, период после 1572 года можно рассматривать как начало нового экологического цикла.
Мы не считаем, что эта схема применения демографически-структурной теории к реальности России является вполне обоснованной, это лишь один из гипотетических вариантов, вокруг которого может вестись дискуссия. Возможно, в ходе этой дискуссии будут приведены аргументы критического характера. Тем не менее, очевидно, что обсуждение применимости этой концепции к российской действительности может быть полезным в плане лучшего понимания природы и динамики внутренних социально-экономических процессов.
Список литературы
[1] Dunning Ch. The Precoditions of Modern Russia’s Fist Civil War//Russian History. 1998. Vol. 25. No. 1-2. P. 119-131.
[2] Goldstone J. A. Revolution and Rebellion in the East Modern World. Bercley, 1991.
[3] Braudel F, Spooner F. Price in Europe from 1450 to 1750//The Cambridge Economic History of Europe. Vol. IV. Cambridge, 1967. P. 368-486; Ladurie, Le Roy E. Les paysans de Languedoc. T. 1-2. Paris, 1966; Chaunu P. La civilisation de l’Europe classique. P., 1966.
[4]Abel W. Agrarkrisen und Agrarkonjunktur in Mitteleuropa vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Berlin. 1935; Abel W. Crises agraires en Europe (XIIe –XXe siecle). Paris, 1973; Postan M. Same economic evidence of declining population in the later middle ages // The Economic History Review. Ser. 2. 1950. Vol. 2, № 3; Postan M. M. Essays on medieval agriculture and general problems of medieval economy. Cambridge, 1973; Helliner K. , The Population of Europe from the Blac Deathe to the Eve of the Vital Revolution// The Cambridge Economic History of Europe. Vol. IV. Cambridge, 1967. P. 1-95.
[5] Goldstone J. A. Op. zit. P. 24-27, 393.
[6] Dunning Ch. Op. zit. P. 127.
[7] Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Л,. 1974. (далее - АИСЗР. Т. II) С. 267, 290; Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 104; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 86. Копанев А. И. Население Русского государства в XVI в.//Исторические записки. 1959. Т. 64. С. 237-244; Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI века. М., 1987. С. 64.
[8] Ивина Л. И. Внутреннее освоение земель в России в XVI в. Л., 1985. С. 233.
[9] Прокопьева Л. С. «Хлебный бюджет» крестьянского хозяйства Белозерского края в середине XVI в.// Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Л., 1967. С. 102.
[10] Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Север. Псков. Общие итоги развития Северо-Запада. Л. 1978. (далее - АИСЗР. Т.III) С. 178. Табл. 60. Авторы этой работы подвергались критике за то, что брали в своих расчетах слишком большую урожайность: сам-4 для ржи и сам-3 для овса (см.: Горская Н. А., Милов Л. В. Некоторые итоги и перспективы изучения аграрной истории Северо-Запада России//История СССР. 1982, № 2. С. 73-74). Тем не менее даже при столь высокой урожайности крестьянские хозяйства имели дефицит хлеба.
[11]АИСЗР. Т.II. С. 32, 33, 42, 53, 67, 287, 290; Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 3. М., 1989. С. 312.
[12] АИСЗР. Т.II. С. 173, 373.
[13] Klapisch-Zuber C. Plague and family life //The New Cambridge Medieval History. Vol. VII. Cambridge, 2000. P. 130; История крестьянства в Европе. Т. II. М., 1986. С. 292.
[14] Маньков А. Г. Указ. соч. С. 104; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 172-174.
[15] Abel W. Crises agraires en Europe (XIIe –XXe siecle). Paris, 1973.
[16]Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 121; АИСЗР. Т.II. С. 23; Никольский Н. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство во второй четверти XVII века. Т. I. Вып. 2. СПб.,1910. с. OXCII-OXCVI; Маньков А. Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., 1951. С. 106; Abel W. Crises agraires en Europe (XIIe –XXe siecle). P., 1973. P. 189.
[17] Тихомиров М. Н. российское государство XVI-XVII веков. М., 1973. С. 142-143.
[18] Книга ключей и долговая книга Волоколамского монастыря XVI века. М.-Л., 1948. С. 31-37; Расходная книга Костромского Ипатьевского моначстыря около 1553 года упоминает оброки «детенышей» в 66-72 деньги. См.: Сборник Археологического института. 1898. С. 129. Цена четверти ржи в 1557 году составляла 40 денег (Маньков А. Г. Указ. соч. С. 106). Юфть хлеба стоила 60 денег и на годовой оброк можно купить 1,3 юфти. В книгах денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря встречаются упоминания о том, что работники получали натурой на год 2 четверти ржи и 2 четверти овса (то есть 2 юфти). Всего с оброком получается 3,3 юфти. Юфть весила 6,7 пуда, 3,3 юфти - 22,1 пуда. Из расчета 300 рабочих дней в году получается 1,2 кг хлеба в день.
[19] Книги денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря. 1573-1595 гг. Вып. 2. М.-Л., 1978. С. 190-204; Маньков А. Г. Указ. соч. С. 106.
[20] Каштанов С. М. К изучению опричнины Ивана Грозного// История СССР. 1963. № 2 С. 114; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 176.
[21] Скрынников Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный. Т. I. Смоленск, 1996. С. 410, 412, 437.
[22] Для построения таблицы использованы данные Г. В Абрамовича: АИСЗР. Т.II. С. 23-27, табл. 5, 8, 9. Данные о населенности двора см. АИСЗР. Т. II. C. 185, табл. 151, С. 194, табл. 157. Пересчет на пуды хлеба осуществлен исходя из цены полпуда ржи плюс полпуда овса в 1500 году в 2,2 деньги. Величина для 1569 года получена следующим образом: из указанной работы взята цифра податей за обжу в 140 денег в 1570 году, число дворов на обжу и населенность двора взяты те же, что и 1566 году.
[23] АИСЗР. Т. II. Табл. 36.
[24] Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV-начало XVI века. Л. 1971. (далее - АИСЗР. Т. I). С. 37.
[25] Цит. по: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975. С. 162.
[26] Цит. по: Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 162.
[27] Klapisch-Zuber C. Op. cit. P. 130; Slicher van Bath B. H. The Agrarian History of Western Europe F. D. 500-1850. L., 1963. P. 88.
[28] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 178.
[29] Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925. С. 92.
[30] Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе//Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 55.
[31]Цит. по: Каштанов С. М. Указ. соч. С. 115.
[32] Цит. по: Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 163.
[33] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 182.
[34] АИСЗР. Т.II. С. 65, 169, 191; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 180-186; Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 396.
[35] Postan M. Same economic evidence of declining population in the later middle ages // The Economic History Review. Ser. 2. 1950. Vol. 2, № 3; Postan M. M. Essays on medieval agriculture and general problems of medieval economy. Cambridge, 1973
[36] Postan M. Same economic evidence… P. 225, 236; Мэнкью Н. Г. Принципы экономикс. СПб, 1999. С. 404.
[37] Postan M. Op. cit. Р. 233. Table 3.
[38] Вотчинные хозяйственные книги XVI века. Приходные, расходные и окладные книги Спасо-Прилукского монастыря 1574-1600 гг. М.-Л., 1979. С. 301-304; АИСЗР. Т.II. С. 21.
[39] Петров В. А. Слуги и деловые люди монастырских вотчин XVI века//Вопрос экономики и класовых отношений в Русском государстве XII-XVII веков. М.-Л., 1960. С.169; Шепетов К. Н. Сельское хозяйство в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря//Исторические записки. 1948. Т. 18. С. 99; Тихомиров М. Н. Монастырь-вотчинник XVI века// Исторические записки. 1938. Т. 3. С. 159-160; Греков Б. Д. Очерки по истории хозяйства Новгородского Софийского Дома//Летопись занятий Археографической комиссии за 1923-25 годы. Вып. 33. Л., 1926. С. 268, 270.
[40] Книга ключей и долговая книга Волоколамского монастыря… С. 31-37; Вотчинные хозяйственные книги XVI века. Книги денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря. 1573-1595 гг. Вып. 2. М.-Л., 1978. С. 190-204.
[41] Там же; Никольский Р. Указ. соч. С. OXC-OC.
[42] Postan M. Op. cit. Р. 236.
[43] Postan M. Op. cit. P. 236-237; История крестьянства в Европе… Т. 2. С. 329.
[44] Воробьев В. М., Дегтярев А.Я. Борьба русского крестьянства с податной политикой феодального государства в XVI-XVII вв.// Генезис и развитие феодализма. Л., 1985. С. 147-153; Шапиро А. Л. Указ. соч. С. 71-73.
[45] Мы пересчитали в пуды хлеба на двор и на душу населения данные об оброках, приведенные в АИСЗР. Т. II. C.74-75, 104-106, 127, 142, 154, 180, 182; Т. III. C. 177-178; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 64-65; Горская Н. А. Монастырские крестьяне Центральной России в XVII веке. М., 1977. С. 245; Тихонов Ю. А. Помещичьи крестьяне в России. Феодальная рента в XVII – начале XVIII в. М, 1974. С.157, 162; История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой октябрьской социалистической революции. Т. 2. М., 1990. С. 261; Данные о налогах: Колычева Е. И. Указ. соч. С. 164-165; АИСЗР. Т. II. C. 27. Данные о ценах: АИСЗР. Т. II. C. 21; Маньков А. Г. Указ. соч. С. 104. В Каширском уезде оброк брался пшеницей: Колычева Е. И. Указ. соч. С. 66.
[46] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 70.
[47] В Иосифо-Волоколамском монастыре в 1588 году брали 20 денег с десятины. См.: Горская Н. А. Указ. соч. С. 318.
[48] Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 80; АИСЗР. Т.II. С. 133, 218, 238-239.
[49] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 49.
[50] Бронштейн И. Н. Семендяев К. А. Справочник по математике для инженеров и учащихся втузов. М.,1981. С. 607-608.
[51] История крестьянства СССР... С. 257; Тихонов Ю. А. Указ. соч. С. 159; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 89-91.
[52] Шапиро А. Л. Указ. соч. С. 228; АИСЗР. Т. II. С. 239; История крестьянства Северо-Запада России. СПб., 1994. С. 109.
[53] Штаден Г. Указ. соч. С. 122; Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России. М., 1970. С. 44.
[54] Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 80,81; Воробьев В. М., Дегтярев А. Я. Русское феодальное землевладение от «Смутного времени» до конца петровских реформ. Л., 1986. С. 168.