Уроки современного
кризиса для России
Почему глобальный
финансово-экономический кризис ударил Россию в каком-то смысле сильнее, чем
многие другие развивающиеся страны? В кризисном 2009 г. ВВП России снизится примерно на 3 %, а развивающихся стран – увеличится на 3,3 %,
лишь несколько замедлившись. Фондовые рынки в России обвалились в 5 раз, а в
развивающихся странах в 1,5 раза. Инфляция в России в период кризиса сохраняется
на предельно высоком уровне – 13 %, а в развивающихся странах она вдвое
снижается – до 4 %. У нас будет стагнация и тяжелый, затяжной, болезненный
выход из кризиса, а в развивающихся странах уже в 2010 г. прогнозируется рост ВВП в размере 4 % и более.
Ответ на поставленный
вопрос: потому что в финансово-экономической системе России были определенные
слабости, которые этот кризис высветил.
Проанализируем эти
слабости и попытаемся извлечь уроки на будущее.
Создать фонды «длинных»
денег
Первая слабость нашей
финансово-экономической системы – превалирование в ней «коротких» денег и
фактическое отсутствие в рыночных фондах «длинных» денег. Наш рынок акций так
сильно обвалился прежде всего из-за того, что в эти акции были вложены во
многом «короткие», т. е. спекулятивные деньги, которые в первую очередь
изымаются в случае тех или других неблагоприятных процессов. И весьма острое и
тяжелое обострение проблем ликвидности наших банков, инвестиционных компаний
тоже связано с тем, что в них преобладают «короткие» деньги. И когда на
«короткие» деньги приобретаются активы, для которых требуются «длинные» деньги,
например недвижимость и земля, то заминка с ликвидностью достаточно быстро
приводит к неплатежеспособности этих организаций, поскольку они не смогут в
короткий срок реализовать недвижимость, землю, другие «длинные» активы.
В других странах, в
отличие от России, существует целая система рыночных фондов «длинных» денег.
Это негосударственные фонды накопительных пенсий с триллионами долларов,
«длинные» деньги страховых обществ, полученных, прежде всего, за массовое
страхование жизни. К таким фондам относятся также паевые (по нашей
терминологии) фонды, которые в западных странах существуют уже десятки лет и
накопили огромные средства. Наконец, в самих западных банках довольно высокая
доля «длинных» денег. И определенная часть этих «длинных» денег направляется на
приобретение ценных бумаг, в том числе акций, которые во многом обеспечивают их
стабильность, меньшую волатильность.
В России практически нет
рыночных фондов «длинных» денег. Есть небольшой фонд накопительных пенсий,
образованный за счет отчислений с предприятий (около 10 млрд. долларов), есть
негосударственные добровольные накопительные пенсионные фонды – тоже около 10
млрд. долларов. Страховая система России совершенно не развита, и ее активы
составляют менее 40 млрд. долларов. Паевые фонды стали развиваться недавно, в
них накоплено около 20 млрд. долларов. В пассивах наших банков только около 4 %
«длинных» денег, да и то в подавляющей части трехлетних.
Так что при приведенных
выше масштабах фондовых рынков России столь мизерные суммы «длинных» денег вряд
ли могут стать стабилизирующим началом этого рынка. Проблема «длинных» денег в
России недооценена. И это коренная слабость нашей экономики. Отсюда и трудности
с формированием инвестиций, для чего нужны «длинные» деньги. Нам надо было бы
увеличить крайне низкую норму инвестиций – их долю в ВВП, которая у нас даже
ниже, чем средняя норма инвестиций развитых стран: у нас эта норма составляет 20 %,
а в развитых странах – в среднем 21 %. Но развитые страны увеличивают ВВП
в год на 2,5–3 %, имеют развитую инфраструктуру, обновленные основные
фонды, особенно машины и оборудование, и им этой нормы инвестиций хватает на
все вложения – и на обновление фондов, и на инфраструктуру, и на прирост фондов
для обеспечения экономического роста, и на жилищное и социальное строительство.
А нам 20 % совершенно не хватает ни на инфраструктуру, которая крайне
отстала, ни на обновление фондов, которые до предела устарели, ни на
качественное экономическое развитие, ни на приемлемый размер жилищного и
социального развития.
Казахстан с 1997 г. ввел накопительную пенсионную систему, и за прошедшие 11 лет уже образован достаточно весомый
фонд накопительных пенсий, из которого черпаются инвестиции. И во многом
благодаря этому норма инвестиций в Казахстане составляют не 20 %, как в
России, а около 30 %, и Казахстан имеет существенно более высокий
потенциал будущего роста за счет внутренних факторов, чего не скажешь о России.
Без «длинных» денег – основы
инвестиций, основы стабильности финансовой и банковской систем – у страны не
может быть благоприятного, эффективного будущего. Поэтому первый урок,
который со всей очевидностью высветил нынешний кризис: России нужно
незамедлительно, как можно быстрее создать рыночные фонды «длинных» сбереженных
денег. Этот вывод со всей очевидностью можно было сделать и после кризиса 1998 г., который еще больше обвалил наш фондовый рынок, и отдельные страны СНГ такие выводы
сделали. Казахстан, например, с 1997 г. ввел накопительную пенсионную систему, и за прошедшие 11 лет уже образован достаточно весомый фонд накопительных
пенсий, из которого черпаются инвестиции. И во многом благодаря этому норма
инвестиций в Казахстане составляют не 20 %, как в России, а около 30 %,
и Казахстан имеет существенно более высокий потенциал будущего роста за счет
внутренних факторов, чего не скажешь о России. Если бы Россия в 1997 г. сделала то же самое, что и Казахстан, сегодня у нас был бы накопленный пенсионный фонд в
размере примерно 150 млрд. долларов, из которого значительная часть могла бы
пойти на инвестиции. Это резко бы укрепило фондовый рынок, и он бы избежал
столь сокрушительного обвала.
Добиться низкой инфляции
Другая наша слабость – высокий
уровень инфляции. За 10 лет, прошедших после кризиса 1998 г., Россия так и не смогла прийти к нормальной для рыночных стран инфляции, которая в
развитых странах обычно составляет 1–3 % в год, а в развивающихся странах
до кризиса она держалась многие годы на уровне 3–5 % в год (в 2009 г. в развивающихся странах она подскочила до 9 %, но уже в 2010 г. прогнозируется на уровне 4–5 %). У нас же инфляция зашкаливает далеко за 10 %
в год, и поэтому по отношению к ценам на товары идет систематическое
обесценение рубля, не может серьезно развиваться ипотека из-за высокой
процентной ставки при инфляции, не выгоден инвестиционный кредит опять-таки
из-за дороговизны денег. И поэтому происходит недофинансирование реального
сектора, снижаются реальные доходы отдельных слоев населения, у которых не
происходит систематического повышения доходов, индексации при инфляции.
Недостаток кредитных и
других средств для финансирования экономического роста, прежде всего
инвестиционных средств, вынуждает наши банки, предприятия и организации много
занимать у иностранных инвесторов, увеличивая внешний долг России.
Таким образом, инфляция
является тормозом нашего социально-экономического развития, деформирует это
развитие, вносит диспропорции и делает уязвимой нашу финансовую систему. Я
говорил выше, что, по всей вероятности, выход из современного
финансово-экономического кризиса будет тяжелым, затяжным, что кризис перейдет в
депрессию, стагнацию. В условиях повышенной инфляции России грозит большая беда
– послекризисная стагфляция, крайне негативный процесс, когда при стагнации производства
имеет место достаточно высокая инфляция, рост безработицы, и поэтому подъем
экономики сильно затруднен.
В 1970-е гг., как
известно, в развитых странах был период стагфляции, и потребовались
колоссальные усилия, коренные меры, чтобы переломить такую ситуацию и добиться
снижения инфляции, а затем обеспечить постепенное оживление и подъем экономики,
что было связано во многом с политикой президента Р. Рейгана в США и
премьер-министра М. Тэтчер в Великобритании.
Высокая инфляция в
России, не поддающаяся пока сокращению, несмотря на самые серьезные усилия и
Центрального банка, и Министерства финансов, не может считаться случайностью.
По-видимому, есть какие-то органические недостатки в нашей
социально-экономической системе, которые порождают столь высокую инфляцию.
Главной причиной инфляции
современной России является быстрый рост бюджетных расходов. Если взять весь
консолидированный государственный бюджет вместе с внебюджетными
государственными фондами – а это без малого 40 % всего ВВП, – то в
последние четыре года наблюдается такой рост денежных расходов: 2005 г. – 46,1 %, 2006 г. – 22,8 %, 2007 г. – 35,9 % и 2008 г. (данные за январь – август) – 31,5 %, а валовой продукт по физическому объему
в эти годы увеличивался в шесть раз меньше: в 2005 г. – на 6,2 %, в 2006 г. – на 6,7 %, в 2007 г. – на 8,1 % и в 2008 г. – на 5,6 %. Столь огромное превышение
роста денежных расходов бюджета над движением реального сектора неизбежно
порождает высокую инфляцию. За эти четыре года в номинальном выражении
консолидированный бюджет вырос в 3,2 раза, а валовой внутренний продукт
примерно на 30 %.
Главной причиной инфляции
современной России является быстрый рост бюджетных расходов. Если взять весь
консолидированный государственный бюджет вместе с внебюджетными
государственными фондами – а это без малого 40 % всего ВВП, – то в
последние четыре года наблюдается такой рост денежных расходов:
•2005 г. – 46,1 %;
• 2006 г. – 22,8 %;
• 2007 г. – 35,9 %;
• 2008 г. (данные за январь – август) – 31,5 %.
Валовой продукт по
физическому объему в эти годы увеличивался в шесть раз меньше:
• в 2005 г. – на 6,2 %;
• в 2006 г. – на 6,7 %;
• •в 2007 г.-на 8,1 %;
• в 2008 г. – на 5,6 %.
Столь огромное превышение
роста денежных расходов бюджета над движением реального сектора неизбежно
порождает высокую инфляцию.
Причина роста бюджетных расходов
В чем причина столь
большого роста бюджетных расходов в условиях, когда каждый понимает, что этот
рост прямо ведет к инфляции? Причина – в необходимости увеличивать социальные
расходы за счет государственного бюджета и внебюджетных фондов, и увеличение
этих социальных расходов, если у государства есть возможности для этого,
является самой неотложной задачей.
Дело в том, что наше
государство уже в рыночных условиях сохранило за собой многие функции
социалистического государства. Оно взяло на себя выплату пенсий и пособий,
дотации на жилье и коммунальные услуги, за использование которых население
платит намного ниже рыночной цены, расходы на лечение для подавляющей части
населения и др. У государства в рыночных условиях, когда значительную часть
прибыли нужно оставлять предприятиям и организациям для их воспроизводства, нет
возможности на достойном или даже приемлемом для страны уровне обеспечивать эти
расходы, – сумма налогов не обеспечивает этого. Поэтому в России самые низкие в
мире пенсии по отношению к заработной плате – только 23 % от заработка при
нормативе Международной организации труда как минимум 40–60 % (в развитых
странах размер пенсии часто доходит до 80 % заработка). У государства нет
средств обеспечить нормальную комфортность жилья и достойный уровень
коммунальных услуг, несмотря на всего его старания. В России, как известно,
одна из самых худших в мире систем здравоохранения (позорное 140-е место среди
стран мира, по оценке Всемирной организации здравоохранения), один из самых
высоких в мире коэффициентов смертности, один из самых низкий показателей
ожидаемой продолжительности жизни (Россия не входит в первые 100 стран мира по
этому показателю), а по мужчинам имеет среднюю продолжительность жизни хуже
Индии (130-е место в международном рейтинге), где уровень экономического
развития вчетверо ниже, чем в России.
Государство уже в
рыночных условиях сохранило за собой многие функции социалистического
государства. Оно взяло на себя выплату пенсий и пособий, дотации на жилье и
коммунальные услуги, за использование которых население платит намного ниже
рыночной цены, расходы на лечение для подавляющей части населения и др.
У государства в рыночных
условиях, когда значительную часть прибыли нужно оставлять предприятиям и
организациям для их воспроизводства, нет возможности на достойном или даже
приемлемом для страны уровне обеспечивать эти расходы.
Любое руководство страны
не может смириться с этими фактами, знает их и старается увеличить, по
возможности, бюджетные расходы, чтобы как-то сгладить, улучшить положение. И
это настрой не только руководства, но и законодателей, всего населения, которые
требуют и ходят с протянутой рукой к государству – дайте больше денег на
пенсии, расширьте список бесплатных лекарств, бесплатных медицинских услуг, не
повышайте тарифы за электроэнергию, тепло, воду для населения, заморозьте
квартплату. И это все понятно и легко объяснимо. Все дело в неправильном
внерыночном устройстве нашей социальной системы, ее прямая и очень сильная
зависимость от расходов бюджета. При такой системе вряд ли мы когда-нибудь
сможем прийти к нормальной для рынка инфляции. И кризис все это высветил, как
мне кажется, опять-таки со всей очевидностью.
Так что второй урок: нам
нужно радикально сократить инфляцию, сделать все от нас зависящее для преодоления
наступившей стагфляции. Для этого в принципиальном плане нужно продумать, как
изменить социальную систему в России для того, чтобы она не стимулировала
инфляционный рост.
«Слезть с нефтяной иглы»
и провести диверсификацию экономики
Третья слабость России – крайне
сильная зависимость социально-экономического развития, государственного бюджета
от уровня и динамики цен на нефть и газ или, в более общем случае, от
экспортных цен на топливные, сырьевые ресурсы, полуфабрикаты и материалы,
составляющие около 85 % российского экспорта. Как уже говорилось, по
крайней мере наполовину наш экономический рост был связан в 2003–2008 гг.
с повышением цен, прежде всего на нефть и газ. Из среднего прироста валового
внутреннего продукта в размере 7 % в эти годы 3,5–4 % прироста
приходились на этот фактор. Половине доходов федерального бюджета составляли
налоговые и таможенные поступления за экспорт нефти и газа. Таким образом,
экспорт стал главной движущей силой социально-экономического развития России в
последние годы.
Такая зависимость имеет и
обратную сторону, когда цены на нефть и газ перестанут расти или, не дай бог,
начнут сокращаться, то экспорт станет, напротив, главным тормозом развития
России. И такое время, увы, наступило. Почти все развитые страны, может, за
исключением Норвегии и Канады, из общего числа 30 стран выиграли, причем очень
сильно, от снижения цен на нефть и газ. А Россия, напротив, сильно проигрывает.
Почти все развитые
страны, может, за исключением Норвегии и Канады, из общего числа 30 стран выиграли,
причем очень сильно, от снижения цен на нефть и газ. А Россия, напротив, сильно
проигрывает.
Крылатым является
выражение о том, что наша страна «посажена на нефтегазовую иглу». Как
освободиться от этой зависимости сродни наркологической или алкогольной? Для
этого путь один – диверсификация экономики и экспорта. За десятилетие,
прошедшее после кризиса с 1998 г., в России практически ничего не было
сделано для реальной диверсификации производства и экспорта. А ведь это был
благоприятнейший период десятилетнего экономического и социального подъема,
период, когда мы купались в деньгах, в притоке валюты, прежде всего от
экспорта.
Неужели нельзя было
переориентировать мощнейшие нефтяные компании России на развитие нефтехимии как
главной отрасли мировой специализации России в перспективе? Крупнейшие нефтяные
компании мира серьезно занимаются нефтехимией, получают от этого
многомиллиардные прибыли, а наши компании гонят на экспорт сырую нефть при
попустительстве и поощрении со стороны правительства.
Неужели за это время
нельзя было создать высокоразвитую индустрию глубокой переработки древесины и
гнать на экспорт не малоэффективный и низкооплачиваемый круглый лес – «бревна»,
– а стать главным мировым поставщиком конечной продукции лесопромышленного
комплекса. Ведь на 1 тысячу кубов заготовленной древесины Россия до сих пор
производит конечной продукции в 3 раза меньше, чем США и Канада, и в 5 раз
меньше, чем Финляндия и Швеция.
На 1 тысячу кубов
заготовленной древесины Россия до сих пор производит конечной продукции в 3
раза меньше, чем США и Канада, и в 5 раз меньше, чем Финляндия и Швеция.
Не очень больших средств
требовалось бы на то, чтобы значительно поднять еще одну отрасль мировой
специализации России – энерго- и электротехническое машиностроение, где у нашей
страны есть огромный научный и конструкторский заделы, высококвалифицированные
кадры, ценный опыт производства и эксплуатации крупнейших энергоагрегатов,
самых высоковольтных линий электропередач, самых мощных и лучших в мире
гидротурбин и так далее.
Да и подъем нашей
региональной авиации и крупнотоннажных самолетов «карго», которые имеются
только в России и на Украине, можно было бы начать на 5–10 лет раньше.
К сожалению,
правительство М. Касьянова и М. Фрадкова думали о чем угодно, но
только не о будущем развитии народного хозяйства России, его специализации на
производстве готовой продукции с высокой добавленной стоимостью и на
преимущественном развитии инновационной высокотехнологической наукоемкой
продукции.
Современный кризис и
вызванное им значительное снижение цен на нефть, газ, сырье и материалы еще раз
ткнули нас носом об стену, чтобы мы задумались о диверсификации российской
экономики. Так что третий кризисный урок – незамедлительно приступить к
разработке стратегических планов реальной диверсификации производства,
конкретных путей развития отраслей по глубокой переработке сырья и производству
готовой продукции. И если по инновационным отраслям, в том числе по
производству регионального самолета, по развитию оффшорного программирования,
по активизации прикладных исследований и разработок по нанотехнологиям и другим
важнейшим направлениям развития науки и техники определенная работа проводится,
и вектор здесь, безусловно, положительный, то по развитию обрабатывающих
отраслей, нацеленных на глубокую переработку уникальных природных ресурсов
России и производству на этой основе готовой продукции с высокой добавленной
стоимостью, – в этом направлении пока почти ничего не сделано.
Всемерно укрепить
банковскую систему, провести банкизацию всей страны.
Четвертое слабое место
всей нашей экономической системы – это банки. Общеизвестна слабость российских
банков, которые не способны сколько-нибудь полно финансировать развивающуюся
экономику нашей страны. Наша финансовая система, прежде всего банки, не в
состоянии изыскать необходимые для развития страны инвестиции, и поэтому до 20 %
инвестиций, даже при очень низкой их норме и хроническом недостатке,
предприятиям и организациям приходилось занимать у зарубежных инвесторов, с каждым
годом увеличивая внешний долг России, который сегодня перевалил за 500 млрд.
долларов. И одна из главных трудностей кризиса – в необходимости огромных и все
возрастающих государственных затрат, связанных с трудностями возврата этого
долга. В последние 4 месяца 2008 г. наши предприятия и организации
возвратили зарубежным инвесторам 60 млрд. долларов, а в 2009 г. предстоит вернуть еще 160 млрд. долларов.
Наша финансовая система,
прежде всего банки, не в состоянии изыскать необходимые для развития страны
инвестиции, и поэтому до 20 % инвестиций, даже при очень низкой их норме и
хроническом недостатке, предприятиям и организациям приходилось занимать у
зарубежных инвесторов, с каждым годом увеличивая внешний долг России, который
сегодня перевалил за 500 млрд долларов.
В условиях кризиса,
снижения спроса на продукцию, невозможности повысить цены и на этом заработать
дополнительные деньги, трудности с ликвидностью, – все это не позволяет многим
предприятиям и организациям в России вовремя и сполна расплатиться по своим
долгам. И они приходят к правительству с протянутой рукой, как пришла
металлургическая компания Р. Абрамовича и получила 2,2 млрд. долларов (ее
общие долги превышают 10 млрд.), как пришла Роснефть и получила 4 млрд. долл. (ее
долги превышают 30 млрд. долларов), как пришел Газпром и получил свой миллиард
(думаю, что это только начало, его долг – более 50 млрд. долларов), как пришел
ЛУКОЙЛ и получил свои 2 млрд. долларов и т. д. и т. п. Внешэкономбанку
перечислено 50 млрд. долларов, чтобы снабжать этими средствами предприятия и
облегчить им выплату долгов.
Была бы российская
финансовая система и банки достаточно развитыми, соответствующими уже
достигнутому экономическому уровню страны, у нас бы не было этого долга и не
было бы таких трудностей.
Проблема слабости
российских банков во весь рост с особой остротой ставилась банковским
сообществом по крайней мере последние 5 лет. Была разработана программа
банкизации страны – программа ускоренного укрепления нашей банковской системы.
Но Министерство финансов и Центральный банк во многом поступают вопреки линии
на укрепление банковской системы России. В Министерстве финансов, например,
были стянуты все хозрасчетные средства бюджетных организаций, которые ранее
размещались на счетах коммерческих банков, приумножали их активы, давали
дополнительную прибыль, ускоряли рост, обеспечивали кредитную базу. Все это
изъяли и сосредоточили в Казначействе, откуда организации, заработавшие эти
деньги, их обратно могут получить с трудом через многочисленную систему
бюрократических конкурсов и преград. Так что значительная часть этих денег без
толку лежит и обесценивается. Центральный банк, не имея смелости и, вероятно,
возможностей повлиять на сокращение прироста бюджетных расходов, которые
являлись главным источником повышения инфляции, сосредоточился на сжатии
ликвидности банков, введя повышенные коэффициенты резервирования, пытаясь
ограничить кредитную массу, видя в ней чуть ли ни главный источник инфляции, а
не главный источник социально-экономического развития России, как это есть на
самом деле.
Центральный банк, не имея
смелости и, вероятно, возможностей повлиять на сокращение прироста бюджетных
расходов, которые являлись
сосредоточился на сжатии ликвидности банков, введя повышенные коэффициенты
резервирования, пытаясь ограничить кредитную массу, видя в ней чуть ли ни
главный источник инфляции, а не главный источник социально-экономического
развития России, как это есть на самом деле.
Центральный банк не очень
поддержал программу банкизации страны и мало что сделал, чтобы денежные потоки
страны, как это было раньше, проходили в значительной мере через коммерческие
банки, а не мимо них. Ведь сейчас объем средств в Казначействе, включая
хозрасчетные средства бюджетных организаций, примерно равен всем банковским
активам, чего нет ни в одной стране, где банковские активы по крайней мере в 4–5
раз превосходят средства казначейств. К тому же даже бюджетные расходы в
значительной мере в рыночных странах идут через банки. Надо когда-то задуматься
над тем, что все активы российских банков сопоставимы с активами разорившейся
инвестиционной компании «Лейман Браверс» – более 700 млрд. долларов.
Современный кризис так жестко отразился на российских банках еще и потому, что
их ликвидность была на минимальном уровне из-за искусственного сжатия для
борьбы с инфляцией в то время, когда на Россию накатилась волна этого кризиса.
Очень важно понять, что
без сильной банковской системы не может быть сильной социально-экономической
системы страны, и она не может в перспективе успешно развиваться. У нее не
будет источников для такого развития.
Отсюда четвертый урок
этого кризиса: надо не просто разработать в новых условиях вдохновляющую
программу быстрого и всестороннего укрепления банковской системы России, но и
начать претворять ее в жизнь.
Не допускать излишний
внешнеэкономический долг, базироваться на собственных ресурсах
О нашей пятой слабости
уже было упомянуто, это огромный внешний долг предприятий, организаций и банков
суммарным объемом около 500 млрд. долларов.
О трудностях возврата
этого долга уже говорилось. Говорилось и о том, что в России внутри страны нет
источников, чтобы впредь не плодить подобные долги, не увеличивать этот долг.
Можно ли было в наших
конкретных условиях не иметь столь большого долга? Это бы резко облегчило
положение наших предприятий и организаций перед лицом кризиса, не пришлось бы
приостанавливать столь огромное количество инвестиционных проектов, если бы в
стране были «длинные» деньги, не пришлось бы прибегать к помощи государства для
возврата этого долга. Ясно, что возврат долга в условиях укрепляющегося доллара
да еще с достаточно высокими процентами обескровливает нашу экономику,
затрудняет предприятиям и организациям и для хозяйства в целом выход из
кризиса. Поэтому вопрос о том, как не делать такие долги, имеет
основополагающее значение.
На наш взгляд, можно было
бы обойтись минимальным долгом перед зарубежными инвесторами в том случае, если
бы лежащие без дела золотовалютные резервы, хотя бы частично, были использованы
для целей инвестиционного финансирования нашего хозяйства. Сегодня в условиях
кризиса Центральный банк и Министерство финансов за счет резервных фондов, за
счет золотовалютных резервов, за счет бюджетных средств дают финансовые ресурсы
банкам, предприятиям и организациям, чтобы они противостояли кризису. А почему
раньше нельзя было давать эти деньги в долг, прежде всего государственным
организациям – Газпрому, Роснефти, Аэрофлоту, Связьинвесту, Российским железным
дорогам, государственным электростанциям, чтобы они не брали бы втридорога
долги за рубежом, а брали бы более дешевые долги из огромных государственных
резервов? Зарубежные долги обычно берутся под 7–8 % годовых, а
государственные резервы, например золотовалютные, размещаются за рубежом в
государственных ценных бумагах со средним процентом 3 %. Не лучше ли было
какую-то часть этих резервов дать тому же Газпрому под 6 % годовых? Это
дешевле для Газпрома и даст дополнительную прибыль государству. Мы бы не имели
сейчас таких трудностей с возвратом этих долгов зарубежным инвесторам.
Если бы не разразился это
кризис, долг предприятий и организаций, в том числе и Газпрома, перед
зарубежным инвестором продолжал бы наращиваться. Наши предприятия и организации
в массовом порядке продолжали бы перекредитовку при возрастающем общем долге,
как это было до сих пор. Долг бы полез до отметки 600 млрд, а потом, возможно,
до критических 700 млрд долларов, и на это потребовалось бы всего 2–3 года.
А что было бы, если бы не
разразился это кризис? Долг бы предприятий и организаций, в том числе и
Газпрома, перед зарубежным инвестором продолжал бы наращиваться. Наши
предприятия и организации в массовом порядке продолжали бы перекредитовку при
возрастающем общем долге, как это было до сих пор. Долг бы полез до отметки 600
млрд., а потом, возможно, до критических 700 млрд. долларов, и на это
потребовалось бы всего 2–3 года, вряд ли больше при тех темпах взятия в долг и
притоке иностранного капитала, который наблюдался, например, в 2007 г.
А после этого Россия бы
столкнулась с действительным финансовым кризисом долгового порядка, как с этим
столкнулся Казахстан, где банки, предприятия и организации при попустительстве
Центрального банка и правительства, финансируя развернувшийся строительный бум,
довольно быстро перешли разумную грань объема зарубежного долга. На фоне
эйфории притока денег в Казахстане отрезвляющим стало лишение страны
инвестиционного рейтинга, сокращение на одну-две позиции рейтингов банков,
компаний, имевших особенно крупные долги, кредиты подорожали, возникли
трудности с возвратом долга. Пришлось замораживать стройки, увольнять десятки
тысяч рабочих, плодить незавершенное строительство и несколько лет выбираться
из этой долговой ямы.
Необходимо наладить в
государстве управление долгом, притом не только управление государственным
долгом, но и всем долгом России, включая долги банков, предприятий и
организаций. И если есть большие внутренние резервы, не использующиеся
эффективно во благо страны, лучше их использовать для своих банков, предприятий
и организаций, а не влезать в дорогие высокопроцентные долги перед зарубежными
инвесторами.
Чтобы не допустить такого
положения, нужно извлечь серьезный урок из этого кризиса. Нужно наладить в
государстве управление долгом, притом не только управление государственным
долгом, но и всем долгом России, включая долги банков, предприятий и
организаций. И если есть большие внутренние резервы, не использующиеся
эффективно во благо страны, лучше их использовать для своих банков, предприятий
и организаций, а не влезать в дорогие высокопроцентные долги перед зарубежными
инвесторами.
Часто приходится слышать,
что если наши золотовалютные резервы направить на цели социально-экономического
развития страны, предоставить их в распоряжение банков, предприятий и
организаций, то это породит дополнительную инфляцию. И это правильно при
условии, что предоставление этих финансовых ресурсов будет дополнительным к
тому, что уже есть в народном хозяйстве. А в данном случае речь идет о
замещении привлекаемых от иностранных инвесторов финансовых ресурсов своими
ресурсами, и поэтому никакой дополнительной инфляции это, естественно, не
вызовет.
Таким образом, пятый
извлекаемый из кризиса урок: надо быть очень осторожными с наращиванием
зарубежных долгов и при наличии достаточно больших финансовых резервов у своего
государства замещать эти зарубежные долги собственными заемными средствами на
более выгодных экономических условиях, а значит, и с большим эффектом.
Придерживаться рыночного
валютного курса рубля
Теперь о шестом уроке.
Одна из слабостей денежно-кредитной системы России заключается в переоценке
рубля по отношению к другим валютам, в том числе в долларах.
Существует определенная
закономерность в корреляции между уровнем экономического развития страны и
соотношением покупательной способности валюты к ее валютному курсу. Паритет
покупательной способности той или иной валюты рассчитывается по отношению к
доллару США, и отношение паритета покупательной способности к соответствующему
валютному курсу США, естественно, принимается за 100 %. Это отношение
откладывается на оси ординат, а на оси абсцисс фиксируется значение уровней
экономического развития стран, которые оцениваются в виде показателей валового
внутреннего продукта на душу населения. В США этот показатель равен 43 тыс.
долларов, в Италии – около 30 тыс., в Греции и Португалии – около 20 тыс., в
России – 14 тыс., в Китае -6 тыс., в Индии – 3 тыс. и т. д. По каждой
стране определяется по данным Мирового банка отношение паритета покупательной
способности к валютному курсу.
Современный паритет
покупательной способности рубля равен примерно 18, т. е. за один доллар по
структуре валового внутреннего продукта можно купить столько же товаров,
сколько за 18 рублей. А валютный курс в январе 2009 г. был около 36 рублей. Таким образом, соотношение паритета покупательной способности к
валютному курсу составляет около 50 %. А когда доллар котировался 23,5
рубля, этот коэффициент был равен примерно 75 %.
Например, современный
паритет покупательной способности рубля равен примерно 18, т. е. за один
доллар по структуре валового внутреннего продукта можно купить столько же
товаров, сколько за 18 рублей. А валютный курс в январе 2009 г. был около 36 рублей. Таким образом, соотношение паритета покупательной способности к
валютному курсу составляет около 50 %. А когда доллар котировался 23,5
рубля, этот коэффициент был равен примерно 75 %.
Представим воображаемый
график. Если расположить все страны в указанной системе координат, то они
достаточно кучно расположатся вдоль линии, которая идет с правого верхнего угла
(100 % ППС по США по оси ординат и уровнем экономического развития в 4,5
тыс. долларов по ВВП на душу населения по оси абсцисс по этой стране) в нижний
левый угол, к началу системы координат. Наклон этой линии примерно таков:
Россия с уровнем экономического развития в 3 раза ниже, чем США, имеет
отношение паритета покупательной способности к рыночному курсу в размере около
55 %, а Китай, например, при уровне экономического развития 6 тыс.
долларов должен иметь это отношение в 40 %, а Индия при 3 тыс. долларов на
душу населения – например, 30 %. Россия на этом воображаемом графике с 75 %-ным
показателем в недалеком прошлом (при курсе доллара 23,5 рубля) имела явно
переоцененный рубль. Он был переоценен даже в больших размерах, чем был
переоценен накануне дефолта 1998 г. Тогда 1 доллар стоил 6 рублей 20
копеек, и до 2008 г. курс доллара при 23,5 рубля за доллар вырос в 3,8
раза (при курсе 36 рублей за доллар рост составил 5,8 раза), а индекс инфляции
за это время увеличился примерно в 7 раз.
Правда, за это время
Россия по оси абсцисс серьезно сдвинулась навстречу США. Ее валовой внутренний
продукт на душу населения в сопоставимых ценах увеличился? по крайней мере? в
два раза. И таким образом, примерно с 40 %-ного соотношения между
паритетом покупательной способности и валютным курсом Россия перешла к 55 %-ному
соотношению, т. е. сдвинулась в 1,3 раза. С учетом этого фактора видно,
что переоценка курса рубля в сравнении с курсом до дефолта 1998 г. была не в 1,8 раза, как могло показаться при сравнении увеличения цен в 7 раз, а курса в
3,8 раза, а только в 1,4 раза. Как бы закономерный курс рубля и доллара должен
быть, по-видимому, в размере 30–35 рублей.
Понятно, что эта
переоценка рубля объяснима огромным притоком валютных ресурсов в нашу страну
при попытке сдерживать рублевую массу для борьбы с инфляцией, и из-за этого,
несмотря на инфляцию по 10–15 % в год, курс рубля по отношению к другим
валютам, прежде всего к доллару, систематически укреплялся.
В отличие от России,
Китай проводит прямо противоположную политику, поддерживая всеми способами
слабый юань. Паритет покупательной способности доллара и юаня, по-видимому,
составляет 1 доллар равен 2 юаням. А курс юаня в Китае Центральный банк страны
устанавливает на уровне около 7 юаней за доллар. Так что паритет покупательной
способности по отношению к валютному курсу юаня составляет около 28 %, а
должен составлять 40 %. То есть юань недооценен, и эта недооценка юаня
увеличивает прибыльность и эффективность китайского экспорта и, напротив,
ставит экономический заслон импорту в Китай.
В отличие от России,
Китай проводит прямо противоположную политику, поддерживая всеми способами
слабый юань. Паритет покупательной способности доллара и юаня, по-видимому,
составляет 1 доллар равен 2 юаням. А курс юаня в Китае Центральный банк страны
устанавливает на уровне около 7 юаней за доллар. Так что паритет покупательной
способности по отношению к валютному курсу юаня составляет около 28 %, а
должен составлять 40 %. То есть юань недооценен, и эта недооценка юаня
увеличивает прибыльность и эффективность китайского экспорта и, напротив,
ставит экономический заслон импорту в Китай. В Китай, например, невыгодно
ввозить иностранные автомашины. В пересчете по курсу юаня они будут стоить
слишком дорого и будут недоступны китайцам. Поэтому зарубежные компании не пытаются
экспортировать свои машины в Китай и не ограничиваются созданием там
отверточной сборки своих машин из собственных деталей. Все это крайне невыгодно
при таком курсе. Они вкладывают миллиарды и миллиарды долларов для развития в
Китае крупномасштабного производства своих автомобилей при максимальном
использовании китайских материалов, прежде всего металла и деталей,
изготовленных в Китае, для производства автомобилей и их всемерного удешевления
при подсчете в юанях.
Из-за серьезной
переоценки рубля нам пришлось при снижении цен на нефть и сокращении притока
валютной выручки в страну пойти на значительное ослабление рубля по отношению к
доллару, евро, йене. Такое ослабление вызвало тенденцию долларизации страны,
частичному отказу от рубля из-за его обесценивания в расчетах и к другим
нежелательным явлениям. За последние 4 месяца кризиса население приобрело 70
млрд. долларов, и уже 1/4 вкладов в наши банки стали валютными. К тому же если
пытаться сдерживать такое обесценивание рубля, то придется затратить большие
суммы золотовалютных резервов, что наблюдалось в последние месяцы, когда на
глазах таяли золотовалютные резервы страны, «усыхая» по 40–50 млрд. долларов в
месяц и с 597 млрд. долларов в сентябре 2008 г. дойдя до 386 млрд. долларов в январе 2009 г.
Центральный банк пытался
сделать уменьшение валютного курса рубля более плавным. Так что эта слабость
переоценки рубля обходится нам отнюдь недешево и к тому же может привести к
нежелательным социальным явлениям. Отсюда вывод и урок: в кризисе надо по
возможности придерживаться тенденции рынка. Опасно переоценивать свою валюту.
Это снижает конкурентоспособность страны, уменьшает прибыльность и стимулы для
экспорта, особенно для экспорта готовой и инновационной продукции. Урок – надо
постепенно, осторожно привести рубль к рыночному валютному курсу и не
допускать в перспективе сильных перекосов.
Поднять качество
государственного регулирования
И последнее, связанное с
несовершенством государственного регулирования финансово-экономических
отношений.
Это несовершенство
государственного регулирования касается как мировой финансово-экономической
системы в целом, так и государственного регулирования в отдельных странах, в
том числе и в России.
В той или иной форме
кризисные явления, по-видимому, неизбежны в нашем сложном мире. Но все согласны
с тем, что столь глубокий глобальный финансовый кризис, переросший в кризис
экономический и социальный, в рецессию общественного производства во многих
странах, можно было бы частично предотвратить или, во всяком случае, намного
смягчить при более эффективном международном и государственном регулировании
финансовой системы. Уже ипотечный кризис, поразивший США, Великобританию и ряд
других стран, который стал спусковым механизмом глобального финансового
кризиса, был связан с недостаточно жестким законодательством об обеспечении
ипотеки, во многом бесконтрольным обращением различных ценных бумаг на основе
закладных, с непрозрачностью этого финансового рынка, ослаблением требований к
заемщикам, отсутствием обязательных процедур оценки и предотвращения рисков и
др.
Последовавший за этим
развал межбанковского рынка и кризис ликвидности также во многом были связаны с
недостатками регулирования межбанковского рынка и с отсутствием обязательных
процедур оценки риска необоснованного снижения ликвидности и осуществления
обязательных мер по предотвращению или смягчению этого.
Ипотечный кризис,
поразивший США, Великобританию и ряд других стран, который стал спусковым
механизмом глобального финансового кризиса, был связан с недостаточно жестким
законодательством об обеспечении ипотеки, во многом бесконтрольным обращением
различных ценных бумаг на основе закладных, с непрозрачностью этого финансового
рынка, ослаблением требований к заемщикам, отсутствием обязательных процедур
оценки и предотвращения рисков и др.
Глобальный кризис
финансового рынка в значительной мере базировался на отрыве формирования и
движения финансовых инструментов от породивших их потоков реального движения
товаров и услуг. Торговля нефтяными фьючерсами, например, по масштабам намного
превысила реальную продажу нефти и превратилась как бы в самодовлеющую
финансовую операцию. Широкое распространение в финансовом мире получили так
называемые производные ценные бумаги – деревативы, объем которых рос по
экспоненте вне связи с развитием общественного производства. При объеме
мирового валового внутреннего продукта в размере около 60 трлн. долларов сумма
всех ценных бумаг, прежде всего деревативов, превысила 500 трлн. долларов. Возникли
«финансовые пузыри», во многом фиктивные, часть биржевого оборота оказалась
спекулятивной, никак не связанной с показателями работы тех компаний, акции
которых котируются на рынке.
Показатели компании могут
улучшаться, прибыльность ее растет, а акции безосновательно сокращаются из-за
тех или иных спекулятивных операций. Рыночная капитализация одних компаний
оказывается преувеличенной, надутой и в период заминки на финансовых рынках она
сдувается в разы, хотя с самой компанией ничего не происходит. И наоборот, по
другим компаниям цена акций явно недооценивается, а иногда оказываются ниже
даже стоимости имущества этой компании, на которую есть платежеспособный спрос.
Эти производные
финансовые инструменты практически бесконтрольны, нетранспарентны и регулируются
крайне слабо. Особенно широкое распространение все это получило в крупных
финансовых центрах, прежде всего в Нью-Йорке и Лондоне, где острота финансового
кризиса оказалась наивысшей.
Вместе с тем финансовый
рынок развитых стран существует многие десятилетия, прошел через целую гряду
экономических и финансовых кризисов. Его регулирование все время
совершенствовалось и видоизменялось, причем наиболее коренные изменения
вносились именно в кризисные периоды, как это было в США в период Великой депрессии
1929–1933 гг. Именно тогда были заложены основы современной финансовой
системы США. Но с того времени масштаб экономики и финансов увеличился во много
раз. Появились новые финансовые инструменты, развились тенденции глобализации
финансовых рынков, а основы государственного регулирования остались прежними,
прежде всего в США.
Да и в целом в мире
основы регулирования международных финансов были введены Бреттон-Вудским
соглашением 1944 г., когда были сформированы Международный валютный фонд и
Мировой банк реконструкции и развития. В то время финансово-экономические
системы отдельных стран были относительно обособленными, их взаимосвязь не была
столь тесной, как сейчас, и созданные международные финансовые организации
использовали выделенные им разными странами средства для оказания той или иной
финансовой помощи отдельным странам. Никакой речи о регулировании мировых
финансовых рынков, переливе капиталов, стихийно складывающихся соотношений
валютных курсов не было. Все это появилось позже, когда в валютном
регулировании произошел отказ от «золотого стандарта», сформировались
транснациональные инвестиционные компании, банковские концерны, массовый и
глобальный характер принял перелив капитала, стали возникать локальные
финансово-экономические объединения целых групп и стран, которые внутри себя
тоже стали регулировать финансово-экономическую деятельность. Характерный
пример – Европейское экономическое сообщество с последующим переходом многих
стран этого сообщества к единой валюте евро, соблюдением единых финансовых
требований к дефициту бюджета, уровню инфляции и т. д.
Когда в валютном
регулировании произошел отказ от «золотого стандарта», сформировались
транснациональные инвестиционные компании, банковские концерны, массовый и глобальный
характер принял перелив капитала, стали возникать локальные
финансово-экономические объединения целых групп и стран, которые внутри себя
тоже стали регулировать финансово-экономическую деятельность. Характерный
пример – Европейское экономическое сообщество с последующим переходом многих
стран этого сообщества к единой валюте евро, соблюдением единых финансовых
требований к дефициту бюджета, уровню инфляции и т. д.
Все это породило большую
неустойчивость финансовой системы, высокие риски на отдельных участках, и в
конце концов стали возникать, казалось бы на пустом месте, вроде бы на надежных
рынках острые финансовые кризисы, как, например, финансовый кризис в
Юго-Восточной Азии, волны которого разошлись по многим странам (лето 1997 г.). Но тогда этот острейший финансовый кризис в одной части света не перерос в глобальный
кризис. Уровень глобализации, по-видимому, в то время для этого был
недостаточен.
А вот десять лет спустя
вроде бы локальный финансовый кризис США, связанный прежде всего с ипотекой,
быстро перерос в глобальный мировой кризис. Это первый такого рода кризис,
который поставил под сомнение эффективность мировой финансовой системы, показал
слабость международного финансового регулирования, необходимость пересмотра
архитектуры мировых финансов, необходимость более действенного контроля со
стороны государств и международных финансовых организаций за движением денежных
средств и, прежде всего, за межстрановым переливом капитала.
Как и когда будут
решаться эти и другие назревшие мировые финансовые проблемы – покажет время.
Все сказанное прямо затрагивает и Россию, которая все больше включается в
глобальную финансово-экономическую систему.