О ФОРМАХ РУССКОГО ЗАЛОГА
В истории изучения русского залога необходимо выделить таких два важных момента, как, во-первых, квалификация залоговых отношений как направленности действия и системный подход к проблеме залоговых отношений (см. Тимофеев 1958); во-вторых, понимание того, что в кругу описываемых явлений, традиционно включаемых в сферу залоговой проблематики, оказываются различные по своей языковой природе явления. Правда, у А.И. Исаченко [1960] разведённые как различные (смежные, но всё-таки самостоятельные) отношения переходности-непереходности и отношения страдательности-нестрадательности остались на деле в рамках одного языкового яруса - морфологии. Дальше в своём дифференцированном подходе к явлениям, традиционно исследуемым в качестве залоговых, пошёл К.А. Тимофеев во второй статье о залоге [1965]. Здесь им было показано, что в качестве морфологического явления залог представлен только у причастий, а у личных форм русского глагола находим явления, различные по своей языковой природе: синтаксические (страдательные конструкции), лексико-грамматические или словообразовательные (возвратность-невозвратность), лексико-синтаксические (переходность-непереходность). Морфологических же форм залога у личных форм, как считает К.А. Тимофеев в этой статье, нет. Мы принимаем точку зрения К.А. Тимофеева за исключением последнего утверждения, так как считаем, что краткие страдательные причастия ( а из кратких сохранились только они, следовательно, внутренне по залогу они не противопоставлены) вступают в залоговую противопоставленность с личными формами, ср.: "Краткая же форма страдательного причастия прошедшего времени, употребляясь только предикативно, сближается с собственно глагольными формами и, таким образом, занимает определённое место среди залоговых образований русского глагола" [Тимофеев 1958, с. 11].
Роль кратких страдательных причастий в организации залоговой противопоставленности может быть оценена с двух, в некоторой степени противоположных позиций. Во-первых, данное явление можно рассматривать как перенос залоговых отношений в русском языке из центра глагольности (именно: из личных форм) на его периферию, каковой являются причастия. Во-вторых, это же явление можно оценивать как вовлечение в сферу действия "узкоглагольных" интересов (для морфологического выражения предикации) причастных форм, иначе говоря, использование кратких страдательных причастий для заполнения пустующей "клетки" морфологической страдательности в парадигме личных форм глагола. В действительности же обе оценки данного явления не противоречат друг другу, так как на деле мы имеем изменение самой сущности страдательности в современном русском языке. Возможно, это изменение должно оценивать как восстановление на новом этапе былого грамматического значения страдательности, но со всей очевидностью сказать здесь пока трудно: нужны специальные исторические исследования.
Семантика страдательности в русском языке меняется, она перемещается в сторону перфектности. То обстоятельство, что в русском языке из всех глагольных семантических сфер ближе всего друг другу оказались страдательность и перфектность, вполне закономерно для индоевропейского языка, ср.: Е. Курилович считал, что древнейшей функцией перфекта является медиопассивная функция [Курилович 1956, с. 43]. Связь пассивного залога с перфектом проступает и в истории иранских языков [см. Опыт 1975, с. 302-336]. Перфектность и страдательность близки хотя бы уже потому, что в силу своей семантики не занимают центрального места в общей семантической структуре глагола как грамматически (т.е. не только лексически) темпорального слова.
Перенос центра тяжести залоговых отношений в причастные формы мы рассматриваем как формирование особой грамматической сущности, появление которой вызвано прежде всего широкой синтаксической употребительностью ("экспансией") имени. Действительно, имя в предложении может выступать в функции всех его членов: подлежащего, дополнения, обстоятельства, в составе сказуемого. Последнее особенно важно, так как это затрагивает специфические интересы глагола и именно: его личных форм. При этом язык для имени сделал все, чтобы оно и сохранило свою грамматическую природу, и могло участвовать в выражении любой предикации (любой в плане модальности, времени, лица). Попадая в позицию сказуемого, имя сразу же обрастает внешними показателями предикации, не меняя своей внутренней именной сути. К числу подобных внешних показателей следует отнести и аналитические средства ( Он - учитель; Он был умён и т.п.) [1], и такие внешние для имени морфологические показатели, которые сосредоточены в глагольной форме (Он стал учителем). Таким образом не утрачивая или почти не утрачивая (ср. грамматический род может нейтрализоваться : Она - врач) [2] свои морфологические свойства, имя создаёт опасную конкуренцию глаголу. Так, уже практически синонимичны фразы типа Он строит и Он - строитель для передачи значения "Он работает строителем". Правда, здесь имя не только вбирает в себя глагольную семантику, но и глагол, расширяя свою семантику, получает возможность обозначать как действие, так и состояние, качественную характеристику. Говоря об определённых процессах сближения имени и глагола, мы не должны забывать, что именно глагол является морфологически маркированной частью речи: формально и семантически выступает он более определённым лексико-грамматическим объединением (это хорошо видно на примере системы выражения глагольных грамматических категорий), внутренне это наиболее сконцентрированная часть речи (глагол как темпоральная часть речи передаёт эту свою основную семантику на уровне лексики, морфологии и синтаксиса).
Между тем "вторжение" имени в сферу глагола не может не создавать угрозы главной линии развития глагола: его дальнейшему продвижению как темпоральной части речи. В результате создаётся противоречие. И вот в качестве выхода (одного из возможных выходов) используется вовлечение в круг собственно глагольных интересов (морфологического выражения предикации) гибридных глагольно-именных форм, т.е. причастий. В русском языке это означает формирование оппозиции двух парадигматических узлов, один из которых составляют традиционно относимые к личным формы, а второй - краткие страдательные формы типа куплен, куплена, куплено, куплены, разбит, разбита, разбито, разбиты, любим, любима, любимо, любимы в сочетании с аналитическими выразителями тех грамматических значений, которые необходимы для сказуемого. Общее значение этих форм состоит в выражении перфектной пассивности.
Как же понимать перфектную пассивность? Перфектность в данном случае есть скорее способ глагольного действия, чем временная характеристика глагольной формы. Перфектность здесь выступает, с одной стороны, как совершённость действия к определённому моменту, с другой - как некоторая результативность этого действия. Пассивность этой формы иная, чем у личной страдательной формы в соответствующей синтаксической конструкции (Книга покупается студентом). Личной глагольной формой на -ся описывается действие, формой типа куплен - состояние в результате действия, направленного на субъект (Книга куплена; Книга куплена студентом).
Таким образом, семантику данных форм можно определить как "состояние в результате совершённости (совершаемости) действия, направленного на субъект". Семантическая чёткость данных форм несомненна. Если страдательность форм на -ся эксплицитна, выводима только из конструкции: обязательно должен быть творительный беспредложный со значением лица, то страдательность форм типа куплен имманентна. Эти формы независимо от того, есть в предложении творительный лица или нет, передают отмеченное действие. В качестве примера приведём отрывки из стихов А.И. Бунина: 1) "Воистину достоин восприяти Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу Затем, что всё тобой сотворено И существует волею твоею!"; 2) ...И в этот час, гласит преданье, когда сомнением томим, Изнемогал он от страданья, Все преклонялись перед ним; 3) Озарён был сумрак мрачный В старом храме и сиял Чистый образ новобрачной При огнях...
Специфика перфектной страдательности как раз в том, что вовсе не обязателен в высказывании логический субъект: состояние как таковое само по себе нейтрально по отношению к субстанции вызывающей или провоцирующей его (см. хотя бы безличные глаголы!), в то время как действие, напротив, требует своей соотнесённости с деятелем. Если при формах типа сделан есть логический деятель, то эта форма по своему значению приближается к личной форме на -ся в страдательном употреблении, хотя и специфична своей перфектностью, не совпадающей с грамматической семантикой совершенного вида. Если же при рассматриваемых формах отсутствует логический деятель, то они по своему значению приближаются к безлично-предикативным наречиям.
Особого замечания здесь требует термин "логический деятель (субъект)". Он должен пониматься широко. Этим термином обозначается собственно источник состояния - источник, который часто выступает как причина того или иного состояния. В связи с последним необходимо обратить внимание на частотность случаев употребления при формах типа сделан творительного падежа, образованного не от имени деятеля. Это как раз связано со спецификой грамматического значения форм перфектной пассивности. В целом широту семантической сочетаемости данных форм с именем в форме творительного падежа можно считать дополнительной особенностью страдательных форм типа сделан по сравнению с формами на -ся в страдательном использовании.
Таким образом, семантическая противопоставленность форм перфектной страдательности формам на -ся в страдательном употреблении в русском языке достаточно очевидна. Вместе с те вопрос о семантической противопоставленности данных форм - лишь один из тех, которые стоят при решении проблемы залоговых отношений в русском глаголе. Не менее важными являются вопросы, как организована внутренняя парадигма форм типа сделан и как эта парадигма вписывается в общую парадигму личных форм (или же как она соотносится с этой общей парадигмой)? Ответ на первый из этих вопросов позволит судить о характере формально-семантического противопоставления рассматриваемых форм, ответ на второй - об отношении их к видо-временной системе русского глагола. (Здесь и ниже речь идёт только о формах индикатива).
Внутренняя форма перфектного пассива достаточно специфична и своим набором словоформ и теми отношениями, которые складываются между рядами этих словоформ. Всего можно выделить три ряда форм:
1) формы с различением числа и рода в единственном числе для выражения пассивного состояния, имевшего место до момента речи. Грамматическое лицо здесь выражено аналитически или описательно (в зависимости от того, как мы оцениваем роль м
2) формы с различением числа и рода в единственном числе для выражения пассивного состояния в момент речи. Если у предыдущего ряда форм грамматический семантический признак "до момента речи " выражен аналитически (был... были), то здесь признак "в момент речи" выражен нулевым употреблением вспомогательного глагола. Лицо здесь выражается так же: [я / ты / он (она,оно)] наказан (наказана, наказано); [мы / вы / они] наказаны. Форма типа наказан отличается от был наказан специфической временной характеристикой: не различной (с точки зрения последовательности действий) закреплённостью на временной оси, а неразобщённостью выражаемого состояния с моментом речи. Формы типа был наказан обозначают вовсе не более раннее состояние по сравнению с формами типа наказан, а состояние, разобщённое с моментом речи. Если формы типа был наказан оценить как прошедшее перфектного пассива, а наказан - как настоящее перфектного пассива (при всём том, что эти прошедшее и настоящее другие по сравнению с прошедшим и настоящим у собственно личных форм), то мы убедимся ещё в одной особенности то мы убедимся ещё в одной особенности парадигмы перфектного пассива. В этой парадигме подчёркнута общность настоящего и прошедшего и противопоставленность будущему (см. ниже), в то время как в видо-временной системе традиционных личных форм имеем "морфологически подчёркнутое противопоставление форм прошедшего времени и форм настоящего-будущего времени" [Виноградов 1986, с. 443];
3) формы с различением лица, числа и рода в единственном числе [я / ты / он (она, оно)] буду / будешь / будет забыт (забыта, забыто); [мы / вы / они] будут забыты. Эта группа форм резко специфична. Семантическая подчёркнутость (маркированность) их состоит в выражении признака "состояние в результате ещё не имевшего место действия". Формы типа наказан и был наказан обозначают состояние в результате имевшего место (т.е. уже состоявшегося, а потому мыслимого как прошедшее), действия. Формальная подчёркнутость форм типа буду наказан состоит в том, что здесь редкое для современного русского языка сочетание грамматической выраженности в рамках одной формы рода и лица.
В целом считаем, что внутренняя организация форм перфектного пассива несомненна, хотя и строится по-своему. Основания временного противопоставления здесь те же, что и у традиционных личных форм - отношение к моменту речи, но реализованность этих оснований специфична в силу общей перфектности в семантике форм. Данные формы, во-первых, по-особому проводят границу между своими временными рядами: семантика перфектности сближает формы типа был наказан и формы типа наказан и противопоставляет их формам типа буду наказан. Это противопоставление морфологически выражено. Во вторых, отношение к моменту речи реализуется на уровне разобщённости-неразобщённости с моментом речи. По этому, формально выраженному, признаку противопоставлены формы типа был наказан формам типа наказан.
Особого замечания требует парадигматическая связь форм перфектной страдательности с видо-временной системой русского глагола. Дело в том, что рассматриваемые формы имеют двойную противопоставленность. Они противопоставлены, во-первых друг другу во временном плане (по отношению к моменту речи см. выше), во-вторых, традиционным личным формам в рамках соответствующего времени, хотя и смещённо в силу в силу общей асимметрии двух парадигматических узлов русского глагола: традиционных личных форм и перфектного пассива. Выше уже шла речь о том, что временная организация изучаемых форм не есть прямое отражение аналогичной организации традиционных личных форм. Асимметричность здесь не только в том, что иначе проходит основная граница между временами. Дело ещё в том, что система перфектного пассива только складывается в своём противопоставлении другим личным формам, она гораздо моложе видо-временной системы традиционных личных форм и как формирующаяся система она не до конца обобщила противопоставленности своих форм. В целом отмеченная асимметричность может быть понята с учётом следующих особенностей рассматриваемых форм:
1) в русском языке уже есть определённые средства как для выражения состояния, так и для выражения страдательности. Эти средства относятся к лексике (глаголы с определённой семантикой), к синтаксической (возвратные глаголы в сочетании с творительным лица) или лексико-грамматической сферам (ср. формирование класса слов категории состояния). Полагаем, что в известном смысле даже обычная синтаксическая инверсия способствует привнесению в высказывание семантики страдательности, ср. Тёмный ельник снегами, как мохом, Опушили седые морозы... (И.А. Бунин).
2) внутренняя морфологическая определённость форм типа был наказан, наказан, буду наказан, сформировалась ещё не до конца, так как при этих формах по традиции (но всегда ли только?) употребляется творительный лица, а это препятствует обобщённости на морфологическом уровне двух парадигматических узлов - традиционных личных форм и форм типа наказан. Возможно, что достаточно регулярное употребление при бывших кратких страдательных причастиях творительного лица поддерживается языковой оппозицией морфологических и синтаксических средств выражения страдательности в русском языке. Нельзя не признать, что существует системная организация (поле, функционально-семантическая категория) страдательности в русском языке, одним из структурных элементов которой как раз и выступают грамматические средства выражения страдательности: морфологические (Дом построен) и синтаксические (Дом строится рабочими), образующими оппозицию;
3) асимметрия названного выше противопоставления в определённой степени обусловлена и недостаточно последовательно (с точки зрения бинарной противопоставленности) организованными видовыми отношениями русского глагола. Наличие глаголов perfectiva tantum, imperfectiva tantum, двувидовых глаголов затрудняет четкое вписывание форм перфектной пассивности в общую видо-временную систему глагола. Известно между тем, что видовая противопоставленность в этой системе у традиционных личных форм играет существенную роль. Особенностью же форм перфектного пассива является их регулярность от глаголов совершенного вида и нерегулярность, малоупотребительность от глаголов несовершенного вида. Особенно это касается форм, являющихся по происхождению краткими страдательными причастиями настоящего времени, ср. Любим калифом Иоанн; Ему, что день, почёт и ласка... (А.К. Толстой). Однако при всей нерегулярности подобных страдательных форм от глаголов несовершенного вида эти формы необходимо учитывать при построении внутренней парадигмы перфектного пассива. Насколько позволяют утверждать предварительные наблюдения, видо-временная парадигма перфектного пассива не обладает той нерасчленённостью этих двух грамматических значений у форм, которая представлена у традиционных личных форм. Видовая и временная семантика в парадигме изучаемых форм более независимы. Если для традиционных личных форм речь должна идти о пяти рядах видо-временных форм (прошедшее несов. вида, прошедшее сов. вида, будущее несов. вида, настоящее несов. вида, настящее-будущее сов. вида), то во внутренней парадигме перфектного пассива три ряда временных форм (прошедшее - настоящее - будущее) с возможным (т.е. нерегулярным) противопоставлением форм по признаку морфологического вида. Эти наши рассуждения нуждаются в дальнейшем уточнении, так как они фактически не учитывают форм типа любим, томим, читаем, место которых в парадигме перфектного пассива не представляется пока ясным ввиду крайней ограниченности в образовании и употреблении подобных форм. В целом, если иметь в виду регулярные формы перфектного пассива (т.е. формы образованные от глаголов совершенного вида), то мы вправе говорить о следующей парадигматической организованности залоговых форм: перфектно-пассивная форма типа сделан противопоставлена целому видовому ряду делаю - сделаю в соответствующем времени (был сделан - делал, сделал; сделан - делает, сделает; будет сделан - будет делать, сделает);
4) одним из самых существенных моментов в непоследовательной противопоставленности двух парадигматических узлов является очень сильная зависимость морфологических форм перфектного пассива от лексического значения глаголов и от определённых лексико-синтаксических свойств этих лексем: переходности-непереходности. Последнее обстоятельство свидетельствует о внутреннем противоречии расссматриваемых форм. Они нашли специальные морфологические средства, фактически построили свою парадигму, в значительной степени для них безразличны некоторые синтаксические признаки (например, творительный лица), выработали общую грамматическую семантику. При всём том эти формы ограничены лексически, они регулярны только от переходных глаголов.
Примечания
1. Все же, очевидно, можно ставить вопрос о выработке у существительного и специально предикативной формы, именно: творительного предикативного. Впрочем, эта форма закономерна лишь для тех случаев, когда временной план высказывания не совпадает с моментом речи (Он был учителем; Он будет учителем). При этом творительный и именительный предикативные связаны именно с временной семантикой, а не временной формой глагола. На это указывают случаи употребления в разговорной речи форм типа буду, ... , будут в значении настоящего характеризующего: Кто он? - Он будет учитель (т.е. "Он учитель"). Вместе с тем в русском языке нет собственно предикативной формы имени, а есть лишь наиболее приспособленные для этой цели формы.
2. Очевидно, что нейтрализация рода обусловлена не предикативной позицией имени, а общим состоянием данной грамматической категорией в русском языке. Ср. Врач Иванова не принимает.
Список литературы
Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове). - М., 1986. - изд. 3-е, испр.
Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словацким. - Братислава, 1960. - Т. 2.
КуриловичЕ. - Kurilowicz J. L'apophonie en indoeuropeen. - Wroclaw, 1956.
Опыт историко-типологического исследования иранских языков. - М., 1975. - Т. 2.
Тимофеев К.А. К вопросу о залогах русского глагола // Русский язык в школе. - М., 1958. - № 2.
Он же. Еще раз о залоге русского глагола: (Заметки и наблюдения) // Материалы конференции Северного зонального объединения кафедр русского языка пединститутов 1962 года. - Л., 1965.
Л.Г. Панин. О ФОРМАХ РУССКОГО ЗАЛОГА.