Вадим Руднев
Картина мира - система интуитивных представлений о реальности. Картину мира можно выделить, описать или реконструировать у любой социопсихологической единицы - от нации или этноса до какой-либо социальной или профессиональной группы или отдельной личности. Каждому отрезку исторического времени соответствует своя картина мира . Картина мира древних индийцев не похожа на картину мира средневековых рыцарей, а картина мира рыцарей не похожа на картину мира их современников-монахов. В свою очередь, картина мира монахов-доминиканцев не похожа на картину мира францисканцев и т. д.
В то же время, можно выделить универсальную картину мира , свойственную всему человечеству, правда, она будет слишком абстрактна. Так, для всех людей, по-видимому, характерна бинарная оппозиция (основной инструмент при описании или реконструкции картины мира) белого и черного, но у одних групп белое будет соответствовать положительному началу - жизни, а черное - отрицательному началу - смерти, а у других, например, китайцев, наоборот. У любого народа будет свое представление о добре и зле, о нормах и ценностях, но у каждого народа эти представления будут различными
У отдельной личности картина мира будет детерминирована прежде всего его характером: у сангвиника-экстраверта и реалиста картина мира будет явно противоположной картине мира шизоида-интроверта и аутиста (см. аутистическое мышление). Своя картина мира будет у параноика и у больного шизофренией и психозом. Картина мира будет меняться при измененных состояниях сознания.
Человек, погруженный в виртуальную реальность, также будет видеть мир совершенно по-своему.
Картина мира опосредована тем культурным языком, на котором говорит данная группа (см. гипотеза лингвистической относительности).
Термин «картина мира» был введен впервые Людвигом Витгенштейном в "Логико-философском трактате", но в антропологию и семиотику он пришел из трудов немецкого ученого Лео Вайсгербера.
Можно ли описать картину мира ХХ в.? Прежде всего ясно, что будут очень различаться картины мира начала, середины и конца века; картина мира венской культуры начала века будет не похожа на картину мира петербургской культуры "серебряного века" и т. д. Свои картины мира у символизма, акмеизма, сюрреализма, постмодернизма. И все же ХХ в. не был бы единством, если бы нельзя было хоть в общих чертах обрисовать его К. м. в целом.
Для этого сравним картину мира, характерную для ХIХ в., и - по контрасту - картину мира ХХ в.
В целом, если сопоставить представления о мире ХIХ и ХХ вв., то надо будет вспомнить самое фундаментальное традиционное философское противопоставление бытия и сознания. В ХIХ в. это противопоставление было действительно очень важным и в целом картина была позитивистской, или материалистической, то есть бытие представлялось первичным, а сознание вторичным. Конечно, большую роль в ХIХ в. играли идеалистические и романтические представления, где все было наоборот, но в целом картина мира ХIХ в. видится именно такой - позитивистской.
Что в этом смысле можно сказать о ХХ в.? Наверное, то, что здесь вся эта оппозиция перестала играть роль: противопоставление бытия и сознания перестало играть в ХХ в. определяющую роль. Действительно, уже логический позитивизм отменил проблему соотношения бытия и сознания как псев
Причем, мифологически сняв предшествующую оппозицию бытия и сознания, новая оппозиция заменила ее инвертированно есть пропорция - бытие - сознание
I I
реальность - текст
не состоялась. В целом для картины мира ХХ в. характерно представление о первичности Текста или же вопрос о первичности и вторичности подобных категорий вообще снимался, как это было в аналитической философии и феноменологии.
Из этого главного различия следуют все остальные различия: три кита культуры начала ХХ в. - кино, психоанализ и теория относительности - резко сдвинули картину мира ХХ в. в сторону первичности, большей фундаментальности сознания, вымысла, иллюзии. Развитие и фундаментальность интровертированных "шизоидных" культурных направлений мысли и искусства - мы уже перечисляли их - усугубило эту картину.
Если рассматривать картину мира ХХ в. динамически, то наиболее важным в этой динамике, как кажется, будет проблема поиска границ между текстом и реальностью. Радикальный метод решения - все, что мы принимаем за реальность, на самом деле текст, как это было у символистов, обэриутов и в постмодернизме,- в целом не удовлетворяет среднему сознанию ХХ в. Не надо забывать, что именно ХХ в. характеризуется повышенным вниманием к среднему сознанию, отсюда важность массовой культуры, которой, кстати, почти не было в ХIХ в. Для среднего сознания ХХ века, привыкшего к чудесам техники и массовым коммуникациям, характерна противоположная постановка вопроса: все - реальность. И то и другое решение проблемы мифологично. Что значит "все реальность"? Человек, который смотрит триллеры и фильмы ужасов и играет в компьютерные игры, понимает, что это не "на самом деле". Но в совокупной реальности ХIХ в.; включающей в себя и вымысел как языковую игру, пусть даже просто необходимую для того, чтобы расслабиться, всего этого не было. Поэтому мы и говорим, что для рядового сознания человека ХХ в. холодильник и триллер в каком-то смысле равным образом предметы реальности.
В ХХ в. очень многое изменилось по сравнению с ХIХ в. - понятие о пространстве, времени, событии. Все это интериоризовалось, то есть стало неотъемлемой частью неразрывного единства наблюдателя и наблюдаемого. Это еще одно фундаментальные отличие ХХ в. от ХIХ в.
И пожалуй, третье и не менее важное - это то, что ХХ в понял, что ни одна картина мира в принципе, взятая по отдельности, не является исчерпывающей (см. принцип дополнительности), всегда нужно посмотреть на то, как выглядит обратная сторона медали - только так можно более или менее адекватно судить о целом.
Список литературы
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное. - М., 1995.
Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст. Семиосфера. История.- М., 1996.
Руднев В. Введение в ХХ век. Статьи 1 - 4 // Родник. - М., 1988. ММ 1,3-5,7,11,12
Руднев В. Морфология реальности: Исследование по "философии текста".- М., 1996.