А.Ю. Мусорин
В описаниях языков в изданиях типа "Языки народов СССР" или "Языки мира" наиболее слабыми и малоинформативными оказываются разделы, посвящённые лексике. В них, как правило, указывается приблизительное количество слов (корней), сохранившихся от праязыкового состояния, сообщается о наличии заимствований (иногда также калек), приводится некоторое количество примеров. При таком подходе мы практически ничего не узнаём об особенностях лексической системы того или иного языка.
Данная работа представляет собой попытку очертить круг признаков и явлений, которые позволили бы, на наш взгляд, достаточно полно охарактеризовать лексическую систему описываемого языка и дали бы возможность её сравнения с лексической системой любого другого языка, обеспечили бы возможность создания классификации языков, основанной на сходстве и различии их лексических систем.
Начнём с характеристики лексики по происхождению. После указания на процентное соотношение коренной и заимствованной лексики, следует привести перечень основных языков-доноров и, если это возможно, соотнести их с определёнными группами заимствованных слов, описываемого языка. Так, например, говоря о заимствованиях в современном русском литературном языке, мы можем указать на то, что большинство музыкальных терминов пришло к нам из итальянского, компьютерная терминология имеет английское происхождение, а лексика, связанная с православным богослужением, восходят к церковнославянскому и греко-византийскому языкам.
В разделе, посвящённом заимствованиям, обязательно должны быть упомянуты кальки и даны указания на количественное отношение калек к собственно заимствованной лексике. Так, в русском языке количество калек сравнительно невелико, а вот в китайском и исландском они составляют немалый процент от общего объёма заимствованной лексики.
Далее, характеризуя степень освоенности заимствований в языке, необходимо сообщить, сохраняют они какие-либо формальные признаки своего иноязычного происхождения или нет. Здесь, можно предположить три типа языков:
1) языки, в которых заимствованная лексика всегда сохраняет какие-либо формальные признаки своего иноязычного происхождения;
2) языки, в которых заимствованная лексика не обладает какими-либо формальными признаками своего иноязычного происхождения, и признать какое-либо слово заимствованием можно только в результате специальных разысканий в области этимологии и исторической лексикологии;
3) языки, в которых часть заимствованной лексики обладает какими-либо формальными признаками своего иноязычного происхождения, а часть - нет.
Можно предположить, что абсолютное большинство языков относятся к третьему типу. В него входит и русский язык. С одной стороны, в русском языке есть большое количество заимствованных слов, обладающих формальными признаками своего иноязычного происхождения. Сюда относятся все слова, начинающиеся на а- (аист, азбука, акварель), слова, имеющие в своём составе фонему [ф] (кофта, фрукт, флаг), несклоняемые существительные (какао, жабо, кенгуру), существительные, оканчивающиеся на -аж (гараж, багаж, ажиотаж) и многие другие категории слов, приводить полный перечень которых здесь нет никакой необходимости. С другой стороны, многие заимствованные слова современного русского литературного языка никак не проявляют своего иноязычного происхождения. Так, пришедшее к нам из китайского языка существительное чай ничем принципиально не отличается от таких исконно русских слов как лай (собачий) или бой. Не обладают никакими видимыми признаками иноязычного происхождения такие слова, как вино (от лат. vinum), комета (от греч. kometes), тасовать (от польск. tasowac). Подобные примеры можно множить.
Ко второму типу относятся, по видимому, большинство полинезийских языков. В них заимствования даже из европейских языков видоизменяются в соответствие с полинезийской фонетикой, приобретая совершенно неузнаваемый вид. Так, в языке ниуэ английское слово cheese выглядит как siisi, а knife как naifi [2, c. 101].
В качестве примера первого типа можно, как нам кажется привести китайский язык. В нём маркированность заимствований, кроме, может быть, самых древних, связана с особенностями китайского иероглифического письма и техникой транскрибирования иноязычных слов. Заимствования в современном китайском языке представляют последовательность нескольких односложных корней, значения которых никак не коррелируют с совокупным значением слова, что резко отличает подобные образования от "нормальных" сложных слов китайского языка. Так, существительное лу-бу (рубль) состоит из компонента лу (чёрный) и бу (хлопчатобумажная ткань), что семантически никак не связано с представлением о российской денежной единице.
Другим признаком, характеризующим лексическую систему языка, является количественное соотношение мотивированных и немотивированных слов. Так, например, в полинезийских языках процент мотивированной, производной лексики значительно выше, чем в индоевропейских языках. Имеет смысл также посмотреть на распределение мотивированной и немотивированной лексики по разным группам слов. Так, в славянских языках среди терминов родства почти не встречается мотивированных слов, в то время как в языке ниуэ мотивированными являются даже слова со значениями "отец" - matua-tane (букв.: родитель-мужчина ) и "мать" - matua-fifine (букв.: родитель-женщина).
При описании лексической системы какого-либо языка необходимо дать характеристику особенностям стилистической дифференциации его словарного состава. Здесь в качестве примера уместно привести русский язык, лексическая стилистика которого принципиально отличается от лексической стилистики других европейских языков. Дело в том, что в процессе своего исторического развития русский язык заимствовал большое количество церковнославянизмов и сформировал в результате этого целый ряд синонимических пар, члены которых различаются между собой лишь стилистически; при этом исконно русский член такой пары, как правило, стилистически нейтрален, а церковнославянизм обладает торжественной книжной стилистикой: город - град, холод - хлад, молоко - млеко и мн. др. Ничего подобного в языках Европы более не встречается. Совершенно невозможно перевести близко к тексту на польский, английский, французский или белорусский известные строки Марины Цветаевой:
И - двойника нащупавший двойник -
Сквозь тонкое лицо проступит лик.
Вполне возможно, что стилистической структурой, близкой к стилистической структуре русского языка, обладает современный китайский: употребляемые в книжных стилях путунхуа вэньянизмы, как нам кажется, выполняют примерно ту же стилистическую функцию, что и церковнославянизмы в русском языке.
Ещё одной характеристикой лексики, близкой к стилистической, является наличие / отсутствие в ней табуированной лексики. В английском и французском языках бранная лексика может восприниматься как "грубая", "неприличная", но не как "запрещённая". В русском же литературном языке до недавнего времени "матерная" лексика находилась под полным запретом.
Говоря об особенностях лексической системы языка, можно упомянуть о такой частности, как наличие / отсутствие диминутивов. В таких языках как русский или латинский они достаточно многочисленны: головка - capitulum, книжечка - libellum, ротик - osculum и др. В английском или французском языках такая группа слов отсутствует.
Очень важно, на наш взгляд, при описании лексической системы языка указать на наличие / отсутствие в нём социально маркированной лексики. В европейских языках таких лексических групп нет, но они широко представлены в языках коренного населения Америки и Океании. Так, в языке яна различаются варианты слов, употребляемые в мужской и женской речи: bana (муж.) и ba' (женск.) - "олень", 'isi (мужск.) и 'is (женск.) - "человек" [3, c. 457 - 458].
Различие между мужской и женской речью отражает древнейшее в истории человечества социальное разделение - половозрастное. А вот гоноративная лексика полинезийских языков отражает уже зарождающееся классовое расслоение общества, возникновение потомственной родовой аристократии. Так, в самоанском языке глагол говорить выглядит как tautala, однако употребляется он только для обозначения речи рядового члена общины. Однако, в предложении "Говорит вождь" должен быть употреблён не tautala, но fofonga, обозначающий говорение высокопоставленного лица [1, c. 431]. Интересно, что в полинезийских языках, в частности, в ниуэ "вожди, говоря о самих себе, употребляли как единственно подобающую ту же гоноративную лексику, которую использовали и их подданные в речи о них / в их адрес" [2, c. 108].
Подводя итоги сказанному, автор прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что характеризуя лексическую систему языка он нередко концентрирует своё внимание на частностях, на явлениях, находящихся на периферии языка (как, например, наличие или отсутствие табуированной лексики, наличие или отсутствие диминутивов), однако, нельзя не признать, что национальное своеобразие лексической системы очень часто оказывается связанным именно с её периферией.
Список литературы
1. Беликов В. И. Самоа // Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990.
2. Полинская М. С. Язык ниуэ. - М.,1995.
3. Сепир Э. Мужской и женский варианты речи в языке яна // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М.,1993.