Е. И. Голованова
Отечественное терминоведение с момента свого возникновения отличалось пристальным вниманием к вопросам теории термина, его места в языке, в системе знаний. В последние пятнадцать лет издан ряд обобщающих работ, посвященных этим проблемам [см., например: Суперанская и др., 1989; 1993; Комарова, 1996; Султанов, 1996; Татаринов, 1996; Лейчик, Бесекирска, 1998; Лемов, 2000; Буянова, 2002 и др.]. Конец ХХ – начало XXI в. знаменует собой новый этап в развитии теории термина, что связано с появлением когнитивного подхода к анализу терминологических единиц. Опубликовано множество статей в данном аспекте, а также и ряд монографий [см., например: Володина, 1997; 2000; Манерко, 2000; Алексеева, Мишланова, 2002; Мишланова, 2002]. Совокупности терминов рассматриваются в подобных исследованиях с точки зрения теории знания и познания, как результат когнитивной деятельности специалиста. Вместе с тем требует своего обоснования и разработки взаимосвязанный с данным аспектом изучения термина коммуникативный подход, позволяющий видеть в нем необходимый инструмент профессиональной коммуникации, средство актуализации профессиональных знаний в процессе деятельности. Иными словами, на повестку дня выдвигается вопрос о природе и свойствах термина как когнитивно-коммуникативной единицы.
Теоретической основой данного подхода является положение о деятельностной природе языка, в соответствии с которым язык рассматривается как когнитивный процесс, осуществляемый в коммуникативной деятельности и обеспечиваемый особыми когнитивными структурами и механизмами в человеческом мозгу [см.: Кубрякова, 1997].
Проблема установления специфики термина как языкового знака оказывается в русле общего направления современных лингвистических исследований: в связи с углублением когнитивной ориентированности изучения языка встала задача выявления видов и типов языковых знаков, видов и типов знаний, представленных в этих знаках, и механизмов извлечения из знаков этих знаний, т. е. правил интерпретации и условий возникновения и развития знаков, а также принципов, регулирующих их функционирование [см.: Кравченко, 2001б]. Разные типы знаков отражают определенные аспекты концептуальной картины мира и соответственно разное знание о мире. Что определяет с этих позиций своеобразие термина? Какие его признаки, свойства, функции выделяют его среди других языковых единиц?
Как известно, в языке объективируются результаты познавательной деятельности людей, но познавательная деятельность отдельного человека, осуществляемые им процессы восприятия, категоризации и концептуализации объектов находятся в тесной зависимости от накопленного индивидуумом (или шире – социальной группой, в состав которой он входит) опыта и во многом определяются им. В частности, обнаруживается зависимость значения от восприятия и восприятия от категоризации, а также влияние опыта на узнавание объектов и их категоризацию. Различия в опыте ведут к различиям в знании, а через них – к разным картинам мира [см.: Кравченко, 2001а].
Какого рода опыт закреплен в термине? Если в основе информации, объективированной средствами общеупотребительного языка, лежит разнообразный опыт взаимодействия людей друг с другом и со средой, не замкнутый рамками одной профессии или полученный вне профессии, то термины в первую очередь являются оязыковленной информацией, полученной в результате опыта взаимодействия человека с предметным и виртуальным миром в процессе конкретной профессиональной деятельности.
Профессиональный опыт – это опыт, который не передается генетически, который не может быть воспринят бессознательно, автоматически. Этот опыт приобретается рефлексирующим сознанием в процессе целенаправленной деятельности индивидуума. Интенсивность указанного процесса обусловлена интересом человека к той или иной профессиональной области. Профессиональный опыт носит типизированный характер, поскольку ситуация, в которой он получен, является типичной для данной профессии. Стереотипность ситуации способствует созданию регулярных моделей номинации тех или иных объектов, процессов и отношений.
Специфика терминов как номинативных знаков заключается в том, что они создаются для обозначения предметов, явлений, отношений, коммуникативно и когнитивно значимых лишь в особом семиотическом пространстве – пространстве той или иной профессиональной деятельности. В таком понимании термина мы опираемся на определение Б. Н. Головина: «Термин – это слово или словосочетание… имеющее профессиональное значение, выражающее и формирующее профессиональное понятие и применяемое в процессе (и для) познания и освоения некоторого круга объектов и отношений между ними – под углом зрения определенной профессии» [Головин, 1979, 264]. Только в рамках профессиональной сферы термины обладают системностью, проявляют свои конститутивные ориентирующие свойства и выполняют множество возложенных на них функций.
В широком смысле сфера профессиональной деятельности обслуживается специальным языком – языком профессиональной коммуникации. Этот язык неоднороден по своему составу, в нем вычленяется несколько языковых страт в зависимости от степени кодифицированности и информационной содержательности используемых здесь единиц: терминология, устная профессиональная лексика (профессионализмы), профессиональные жаргонизмы, номенклатура. Описанная структура языка профессиональной коммуникации позволяет рассматривать это понятие не только как обозначение функциональной разновидности литературного языка, но и гораздо шире – как обозначение функциональной разновидности национального (общенародного) языка. Следовательно, о русском языке профессиональной коммуникации можно говорить как применительно к современной эпохе развития языка, так и к периоду формирования русского национального литературного языка и даже к более ранним историческим эпохам, от момента возникновения разделения труда, формирования профессий и связанного с этим процессом профессионального мышления.
Терминология составляет ядро языка профессиональной коммуникации. Она концентрирует в себе его основные признаки и свойства. Под профессиональной коммуникацией мы понимаем коммуникацию в рамках профессиональной сферы между представителями определенных профессий (а также между представителями родственных профессий). Целесообразно разграничивать профессиональную коммуникацию трех типов – обучающую, познавательную, деятельностную (включенную в деятельность). Иными словами, нами различаются коммуникация в процессе обучения профессии, коммуникация для решения профессиональных задач, коммуникация в процессе деятельности.
Институт ученичества – важный момент в процессе формирования и функционирования языков профессиональной коммуникации. Модель «ученик – помощник – мастер», описывающая ступени профессионального становления человека, является универсальной для всех областей деятельности. При этом именно количество и качество специального опыта, степень включенности в сферу профессии через язык определяет формирование специалиста как профессиональной личности, а вместе с тем возможность продуцирования им языковых репрезентаций профессионально значимых смыслов.
Хотя опыт каждого человека индивидуален, однотипность ситуаций, регулярность их повторения в определенной области деятельности создают условия для группового социального опыта. Люди, вступающие во взаимодействие на основе имеющегося у них опыта, вырабатывают единый «язык», состоящий из языковых репрезентаций известного им опыта. «Ограниченность» подобного языка связана с групповой посвященностью в него узкого круга специалистов на основе общего опыта. Именно опыт является источником определенного круга выработанных на его основе языковых репрезентаций.
Важнейшее условие овладения профессией – усвоение определенного количества информации о присущих данной области предметах, процессах и отношениях, однако для того, чтобы считать человека профессионалом, этого недостаточно. Высококвалифицированный специалист не только владеет необходимым набором знаний, но умеет также адекватно действовать в определенных условиях, т. е. обладает способностью контролировать ситуацию и управлять ею. Значимость термина при этом чрезвычайно велика, ибо термин как когнитивно-коммуникативная единица знаковой природы «задает программу деятельности и поведения» [Дридзе, 1994, 35] участникам профессиональной коммуникации. Таким образом, в термине оказывается органично воплощена связь с профессиональным знанием и профессиональной деятельностью.
Как отмечает А. А. Уфимцева, «главная функция языкового знака состоит в том, чтобы посредством знаковой репрезентации удовлетворять основным отражательным и мыслительным процессам, опосредованно и абстрагированно представлять мыслительное содержание, исторически закрепляющееся за знаком в виде общего для членов коллектива значения, и на этой основе обеспечивать коммуникацию во всех сферах человеческой деятельности» [Уфимцева, 1974, 9]. Особенность терминов заключается в том, что в них закреплен результат не пассивного, а живого, активного отражения, в содержание которого включена человеческая практика, профессиональная деятельность. Именно в такой сознательно выстраиваемой специалистами терминологии необходим особый механизм ориентирования. Этот механизм естественным образом актуализирован во внутренней форме термина, которая позволяет понять его содержание без контекста и вне контекста. Внутренняя форма термина отражает особенности профессионального сознания и служит источником активизации метаязыковой деятельности специалистов. В актах терминологической номинации получают обозначение те фрагменты человеческого опыта или знания, которые включены в определенный вид деятельности, вследствие чего они соответствующим образом осмыслены и интерпретируются.
Итак, термины – это единицы языков профессиональной коммуникации, соотносительные с соответствующими единицами сознания, которое нельзя рассматривать в отрыве от деятельности. Каждая система терминов представляет собой когнитивно-логическую модель той или иной области человеческого знания и деятельности. Отражая познавательный опыт конкретного сообщества людей, термин, как отмечает М. Н. Володина, обеспечивает возможность конвенциональной ориентации специалистов [см.: Володина, 1997].
Языки, обслуживающие различные области профессиональной деятельности, рассматриваются нами как особые когнитив
В. М. Лейчик предложил рассматривать термин как сложное многослойное образование, в котором естественно-языковой субстрат и логический суперстрат образуют соответственно нижний и верхний слои, а сердцевину его составляет терминологическая сущность [см.: Лейчик, 1994; 2000]. Такой подход к строению термина имеет под собой глубокие основания и может быть интерпретирован в русле когнитивно-коммуникативного подхода.
В термине как языковом знаке аккумулировано знание трех видов: языковое (являющееся результатом обыденного познания), рациональное (рационально-логическое, энциклопедическое, научное – в широком смысле) и собственно специальное (основанное на профессиональном опыте и возникшее как результат профессионального познания). Таким образом, каждый из видов знания, репрезентированных в термине как языковом знаке, основан на определенном опыте взаимодействия человека с миром. В соответствии с перечисленными видами знания мы выделяем следующие разновидности опыта: 1) опыт, полученный в процессе естественной коммуникации (опыт пользования естественным языком); 2) опыт рациональной интерпретации мира, полученный в процессе формального обучения или являющийся итогом работы рефлексирующего сознания; 3) специальный опыт, приобретенный в рамках профессиональной коммуникации (в естественных условиях профессиональной деятельности).
Если единицы общелитературной (шире – общеупотребительной) лексики отражают в своем содержании множественность картин мира, бесконечное разнообразие интерпретаций реальных и виртуальных миров, то каждая отдельная терминосистема репрезентирует собой «профессиональную картину мира», т. е. пространственный образ составляющих профессиональной сферы в единстве их связей и отношений. Пространственная ориентация такой модели знаний о мире проявляется в наличии иерархических отношений между элементами терминосистемы (отражение логического подхода), с одной стороны, и в разграничении ядра и периферии в организации данной совокупности наименований (связь с обыденным, «чувственно-образным» познанием) – с другой.
Возникает вопрос о границах профессионального пространства, внутри которого естественно функционирует термин, о сфере, противопоставленной ему по ряду существенных признаков. Наиболее очевидна оппозиция «бытовое – профессиональное». Две этих сферы составляют единство человеческого мира. Человек выступает как совокупность биологической и социальной системности. Бытовой мир человека («ближний мир») воплощает соединение его биологической системности с социальной; мир преобразующе-деятельностный («дальний, внешний мир») – единство функциональной системности и системности природно-заданной (объективных физических и других законов). Первый обеспечивает процесс сохранения, поддержания биологической и социальной целостности человека, второй – процесс изменения, преобразования внешнего мира, в результате которого он становится более понятным, менее враждебным для человека.
Быт – это то, что объединяет всех людей без исключения, поскольку он связан с обслуживанием биологических потребностей человека. Это интегративная по структуре, но полиморфная по наполнению область человеческой жизнедеятельности. Она различна лишь настолько, насколько различны национально-культурные особенности социумов, но структура потребностей в целом едина. Мир небытовой (профессиональный) являет собой функциональное разнообразие человека, его структура носит полипарадигмальный характер (при сравнении различных сообществ), но в то же время обнаруживаются общие черты между носителями сходных функций в разных сообществах.
Бытовое и небытовое содержание деятельности человека по-разному интерпретируется и соответственно оформляется в языке. Например, в ряде языков наблюдается факт ранней профессионализации деятельности кузнеца, что, на наш взгляд, обусловлено узкоспецифическим, отнюдь не бытовым характером его труда. В данном случае отражена определенная закономерность: небытовое осмысление деятельности стимулирует включение ее в категорию профессий. Наоборот, близость к бытовому опыту – фактор, препятствующий осознанию деятельности в качестве профессиональной. В качестве примера можно привести позднюю языковую интерпретацию земледелия как профессиональной сферы в ряде языков или отмеченный О. Н. Трубачевым факт позднего становления ткачества как «подлинного ремесла» вследствие его «стойкого домашнего характера» [Трубачев, 1966, 7].
Противопоставление бытовых и профессиональных сфер коммуникации имеет под собой противопоставление доминирующих типов мышления: чувственно-образного и вербально-логического (оппозиция которых представлена в строении нашего мозга: левополушарные и правополушарные структуры). Первый тип мышления лежит в основе наивной картины мира, второй тип преобладает в профессиональном мышлении, что связано со стремлением к упорядочению творимого человеком мира. Осознанность, планируемость, «идеальность» совершаемой человеком деятельности требуют применения логических механизмов.
Как убедительно показала Л. А. Манерко, бытовое и рациональное знание связаны: они являются результатом параллельных видов познания и сосуществуют в мозгу человека [см.: Манерко, 2000а ]. Более того, научное познание опирается на результаты обыденного познания, ибо последнему, как отмечает В. В. Лазарев, «принадлежит решающая роль в формировании сознания и языка не только в филогенезе, но и онтогенезе современного человека» [Лазарев, 1999, 28]. Суть процесса познания именно в том и состоит, что новое понимается через старое.
Б. Н. Головин и Р. Ю. Кобрин определяют различие между бытовым и научным понятиями степенью существенности отражаемых признаков предмета, степенью проникновения в сущность отражаемых предметов [Головин, Кобрин, 1987]. В соответствии с такой точкой зрения, бытовое и научное понятия оказываются в отношениях взаимосвязи и взаимообусловленности, выступают как разные ступени развивающегося понятия и восходят к общей основе – исходному представлению (начальной точке познания). Их соотношение можно сравнить с соотношением «ближайшего» и «дальнейшего» значений в теории А. А. Потебни. Отсюда специальное понятие – это достигшее определенного уровня зрелости знание о том или ином предмете, явлении, отношении реальной действительности. С позиций конкретной исторической эпохи и этапа в развитии науки этот уровень характеризуется как высший (ср. с определением термина как знака специального понятия у П. А. Флоренского: «зрелое слово», «высшее слово»).
Итак, в осмыслении термина как специфического языкового знака мы исходим из того, что термин является вербализованным результатом профессионального мышления, значимым лингвокогнитивным средством ориентации в профессиональной сфере и важнейшим элементом профессиональной коммуникации. В термине реализуются механизмы познания той или иной области знаний или деятельности, в нем репрезентированы структуры специального знания, которые служат отправной точкой в осмыслении профессионального пространства и способствуют оптимальной организации деятельности специалистов. И по семиозису, и по функционированию термины связаны с профессиональным характером деятельности.
Список литературы
Алексеева Л. М., Мишланова С. М. Медицинский дискурс: теоретические основы и принципы анализа. Пермь, 2002.
Буянова Л. Ю. Термин как единица логоса. Краснодар, 2002.
Володина М. Н. Теория терминологической номинации. М., 1997.
Головин Б. Н. Терминология // Березин Ф. М., Головин Б. Н. Общее языкознание. М., 1979.
Головин Б. Н., Кобрин Р. Ю. Лингвистические основы учения о терминах. М., 1987.
Дридзе Т. М. Прогнозное социальное проектирование как этап управленческого цикла: от жизненных рсурсов человека к социальным ресурсам общества // Прогнозное проектирование: теоретико-методологические и методические проблемы. М., 1994.
Комарова А. И. Язык для специальных целей (LSP): теория и метод. М., 1996.
Кравченко А. В. Знак, значение, знание: Очерк когнитивной философии языка. Иркутск, 2001а.
Кравченко А. В. Четыре тезиса к новой философии языка // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: Тез. междунар. науч.-практ. конф. Челябинск, 2001б.
Кубрякова Е. С. Когнитивные аспекты словообразования и связанные с ним правила инференции (семантического вывода) // Новые пути изучения словообразования славянских языков. Магдебург, 1997.
Лазарев В. В. К теории обыденного/когнитивного познания: (От Коперника к Птолемею) // Вестн. Пятигор. гос. пед. ун-та. Пятигорск, 1999.
Лейчик В. М. Обоснование структуры термина как языкового знака понятия // Терминоведение. № 2. М., 1994.
Лейчик В. М. Проблемы отечественного терминоведения в конце XX века // Вопр. филологии. 2000. № 2.
Лейчик В., Бесекирска Л. Терминоведение: предмет, методы, структура. Белосток, 1998.
Лемов А. В. Система, структура и функционирование научного термина. Саранск, 2000.
Манерко Л. А. Категоризация в языке науки и техники // Когнитивные аспекты языковой категоризации: Сб. науч. тр. Рязань, 2000а.
Манерко Л. А. Язык современной техники: ядро и периферия. Рязань, 2000б.
Мишланова С. Л. Метафора в медицинском дискурсе. Пермь, 2002.
Султанов А. Х. О природе научного термина / А. Х. Султанов. М., 1996.
Суперанская А. В. и др. Общая терминология: Вопросы теории / А. В. Суперанская, Н. В. Подольская, Н. В. Васильева. М., 1989.
Суперанская А. В. и др. Общая терминология: Терминологическая деятельность / А. В. Суперанская, Н. В. Подольская, Н. В. Васильева. М., 1993.
Татаринов В. А. Теория терминоведения. Т. 1. Теория термина: история и современное состояние. М., 1996.
Трубачев О. Н. Ремесленная терминология в славянских языках (этимология и опыт групповой реконструкции). М., 1966.
Уфимцева А. А. Типы словесных знаков. М., 1974.