Круглов Леонид
Немало неизвестного, неизведанного, загадочного таила и таит еще Африка. И поныне есть там области, куда не ступала нога исследователя. Легендарной страной до самого конца 18 века оставалась Каффа (ныне одна из провинций Эфиопии) — «Африканский Тибет», — отгородившаяся стеной от внешнего мира. Иноземцам строжайше запрещался доступ в эту страну. Первым путешественником и исследователем, прошедшим Каффу из конца в конец и составившим подробное ее описание, был русский офицер Александр Ксаверьевич Булатович.
В марте 1896 г. из России в Эфиопию был послан отряд Красного Креста, к которому был прикомандирован. А. К. Булатович. Борьба, которую тогда вела Эфиопия за свою независимость, нашла живой отклик в России, это было понятно: народ Эфиопии отстаивал свою свободу. Еще одно обстоятельство имело тогда немаловажное значение - русские считали эфиопов братьями по вере. В России был организован сбор средств для оказания помощи больным и раненым эфиопским солдатам.
Отметим, что до конца XIX в. в Каффе удалось побывать лишь пятерым европейцам: трем итальянцам и двум французам, но никому не довелось проникнуть в глубь страны. А. К. Булатовича можно с полным основанием назвать «первопроходцем» Каффы. Он смог собрать такие сведения, которые последующие путешественники добыть уже были не в состоянии. Вот почему собранный им материал — один из основных источников для знакомства с историей и этнографией Каффы. Сведения о трех поездках в Эфиопию изложены в форме дневников, точность и документальность которых имеют непреходящую ценность для изучения истории и жизненного уклада некоторых народов Эфиопии.
Министр иностранных дел M. H. Муравьев писал о нем: «...названный офицер успел зарекомендовать себя самым блестящим образом во время поездок своих по границе Эфиопии... он вполне освоился с местными нравами и обычаями, ознакомился с языком страны, которым свободно владеет, и проявил редкие выносливость, храбрость и присутствие духа, и... наконец, всеми своими качествами он сумел заслужить уважение абиссинских военачальников и доверие самого негуса, особенно к нему расположенного…». Все, что написал А. К. Булатович, проникнуто искренним расположением к эфиопам. Он подчеркивает их храбрость, любовь к родине, гордость.
В Эфиопии Булатович занимался не только этнографическими исследованиями. Были и развлечения, правда, весьма опасные. Однажды, например, негус Менелик предложил ему принять участие в охоте на слонов. Долгое время огромный отряд, к которому примкнул Булатович, блуждал в поисках гигантов джунглей, пока, наконец, не удалось обнаружить целое стадо. Эфиопы и с ними Булатович бросились Булатовичу не раз приходилось встречаться со слонами. Однажды огромная слониха бросилась на русского путешественника, защищая слоненка. Все должно было закончиться фатально, если бы в последний момент какая-то невидимая сила не повернула животное вспять. В другой раз во время охоты взбесившийся раненый слон из бежавшего в панике стада внезапно остановился и направился прямо на прятавшегося в корнях огромного дерева Булатовича. "Три раза он поднимал хобот, чтобы поразить меня, – вспоминал Булатович, – но каждый раз как будто какая-то невидимая сила отталкивала его назад, и он опускал хобот. Я сидел и творил молитву: "Господи, буди воля Твоя!" Слон ушел, не причинив мне вреда, а я тогда же решил отдать себя на служение Богу".
Блестящая военная карьера ожидала умного, талантливого и отважного гвардейского офицера. Но в 1903 г по «семейным обстоятельствам» он увольняется в запас и очевидно, именно в это время принимает решение принять постриг. Что предопределило этот поступок, приведший в изумление не только весь светский Петербург, но и самых близких А. К. Булатовичу людей? Об этом можно только гадать. Человек глубоко религиозный, кристально честный, добрый, ищущий, после пострижения отец Антоний, как назывался теперь А. К. Булатович, отправляется на «святую гору» Афон.
В 1910 г. его рукоположили в иеромонахи, а в самом начале 1911 г. отец Антоний отправляется в четвертый и в последний раз в Эфиопию. В 1912—1913 гг. А. К. Булатович был поглощен борьбой между афонскими монахами — так называемыми имяборцами и имяславцами (отец Антоний взял сторону последних). Дело приняло настолько скандальный оборот, что отец Антоний был вынужден покинуть Афон.
Великие и грозные годы революции в России стерли память об А. К. Булатовиче, тем более что фанатичный отец Антоний почти полностью заслонил собой отважного путешественника по неизведанным землям Африки. Однако имя его стоит в одном ряду с наиболее выдающимися русскими путешественниками.
Пять лет назад группой исследователей и путешественников Русского Географического Общества и Российской Академии наук был основан Проект "Диалог со всем миром». Целью этого проекта стало посещение тех мест на земле, где еще сохранились первобытные этносы и уникальная природная среда.
Перед Вами дневник экспедиции, повторяющий непростой путь, совершенный русским путешественником Булатовичем А.К. и посвященной памяти этого выдающегося нашего соотечественника.
Эфиопский дневник. С войсками Менелика II
Вместо эпиграфа
"Представляя отчет о моем путешествии и описание страны, - плоды моих посильных наблюдений, - я вполне уверен, что мои выводы окажутся во многом неточны, что без ошибок не обошлось, и они обнаружатся при более подробном изучении страны. Я старался, насколько это было в моих силах, добиться истины и, помня поговорку "Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает", решаюсь представить свой труд".
Из дневника А. Булатовича.
"Иисус Христос - наш господин! - было написано на огромном дереве, которое мы отыскали на горе Бонга Шамбата во второй экспедиции в Эфиопию. Почему я сейчас вспомнил об этом? Еще не начав рассказывать о самых ярких моментах экспедиции. Не знаю… Попробую вспомнить - как все было…"
Из дневника Л. Круглова.
Между этими дневниками - сто четыре года. Один написал гусарский офицер, путешественник, военный советник эфиопского негуса Александр Булатович. Второй - журналист, путешественник, автор проекта "Диалог со всем миром" Леонид Круглов. Случилось так, что они встретились. В Эфиопии.
Черная тропическая ночь была полна непонятными, враждебными звуками. С реки доносился рев гиппопотама, в лесу пронзительно кричала ночная птица, иногда сквозь чащу с треском ломился слон. О дальнейшем продвижении в кромешной тьме нечего было и думать. Булатович спешился, крепко привязал к реке поводья мула и сел на землю. Усталость и нервное напряжение давали себя знать, и постепенно он впал в странное забытье, как бы сон наяву, - видел, как мать озабоченно рассматривает деревья, согнувшиеся под тяжестью яблок, а сестра кидается падалицей и смеется. Потом перед ним возникли его товарищи, - они лихо гарцевали, фехтовали в учебной зале, разговаривали, смеялись… Наконец, Булатович крепко уснул и увидел свой обыкновенный сон - он, безоружный, стоит на горной тропинке, а огромный туземец целится в него копьем…
Из дневника Круглова, 20 августа 2003 года
Пустыня, где нет воды - и где, кажется, что нет жизни - всегда притягивала. Возможно, в легендах и сказаниях есть правда о том, что когда-то на месте пустыни был цветущий сад. Люди уходили туда всегда, - чтобы отстраниться от жизни и чтобы понять и почувствовать что-то очень важное… Человек, по следам которого я иду, всю свою жизнь провел в мучительном поиске. Он пересекал моря и пустыни, дружил с сильными мира сего, попадал под влияния и сам мистически влиял на ход мировых событий, будучи всего лишь маленькой деталью непостижимого вселенского организма… Он оставил после себя дневники, содержащие подробные сообщения обо всех его приключениях - в них сквозит растерянность от того, как удивительно Судьба выбрала именно его - чтобы им, его жизнью, как рычагом переворачивать целые страницы, эпохи, скрижали истории.
Пустыня притягивала его; и он чуть не погиб в ней, стремясь дойти до озера жизни. Он шел сам, и тащил за собой целую армию, служа восточному владыке. Он оставил после себя дневники и мне особенно интересен дневник его третьей, ключевой для всей его жизни, экспедиции - где было все - и жизнь и смерть, и вера и любовь, и воля и желания…В дневниках многого нет, точнее все содержится между строк - в том числе возможный ответ на главную загадку его жизни…Я начинаю эту экспедицию, чтобы повторить его сложный маршрут через самые неизведанные земли Африки.
Эта история началась 26 сентября 1870 года. В одном обыкновенном городе, в семье обыкновенного генерал-майора Ксаверия Булатовича родился обыкновенный мальчик по имени Александр. Генерал-майор вскоре умер, и его молодая вдова с детьми перебралась в большое имение в Харьковской губернии. Там маленький Саша без конца играл в войну и подолгу скакал верхом без седла. Горячий ветер в волосах, бескрайнее море степной травы и пузырьки восторга в крови. А дома - отцовские ордена в шкатулке и рассказы матери о его славной воинской службе.
В 1884 году Булатович поступил в Александровский лицей в Петербурге, где готовили высших чиновников и дипломатов. После учебы он начал штатскую службу в чине титулярного советника, но вскоре подал в отставку и был зачислен рядовым вольноопределяющимся в лейб-гвардии гусарский полк. Через полтора года Булатович получил чин корнета, потом направлен в фехтовальную команду полка инструктором, и вскоре назначен заведующим полковой учебной командой. Военная карьера стремительно набирала обороты.
Дневник Круглова, конец октября 2003 года
Первая экспедиция в Эфиопию, по следам Булатовича была удачной и неудачной одновременно. Мы сумели пройти только две трети маршрута, а дальше выяснилось, что территории, через которые они с трудом прошли чуть больше ста лет назад, и теперь почти непроходимы. Впереди была засушливая полусаванна, переходящая в пустыню и горный хребет, - но не это, кажется, было главной трудностью. Раз они тогда прошли, значит, и мы сможем. Местные племена очень воинственно настроены, кажется еще воинственнее, чем сто лет назад. Но и это, наверное, преодолимо - опыт общения с первобытными племенами уже есть. Например у племени Сурма, в границу территории которого мы уперлись первый раз сохранилось все тоже первобытное сознание, все те же традиции и те же враги, что и столетия назад… Только теперь у этих голых людей за плечом висит автомат Калашникова…Но и это преодолимо…
Я кажется понял что меня так сильно беспокоит - в этой экспедиции главной и единственной наградой может оказаться смерть. Сомнительная награда, но не смерти же я ищу, тогда зачем упорствую и предпринимаю уже вторую попытку пройти по этому пути? 39 дней в Африке…
В последней четверти XIX века для стран-колонизаторов яблоком раздора была Эфиопия. Притязания итальянцев закончились неожиданно - в 1896 итальянская армия протерпела сокрушительное поражение в битве при Адуа от "варварских неорганизованных орд". Петербургские газеты немедленно разразились словами об "искреннем сочувствии и участии", Эфиопия стала в России страшно популярна. В помощь единоверцам из Петербурга в Аддис-Абебу направляется миссия Красного креста.
Почуяв приключения, и возможность военных действий, гусар Булатович попросился в отряд. 18 апреля 1896 года русский отряд Красного Креста высадился на африканский берег. Русскому отряду нужны были мулы для дальнейшего продвижения, а их в Джибути (французское Сомали) не оказалось. Необходимо было послать курьера в Харар, за 370 миль. Вызвался Булатович. И вот, с тремя почтовыми верблюдами, парой проводников, одним мехом воды и минимальным запасом продовольствия он отправился в путь. На середине пути проводник по имени Саид отстал,- его верблюд не выдержал гонки и лег. Булатович поскакал назад, и вернул потерявшегося. Костер жечь было нельзя из-за опасности пополнить "длинный ряд могил европейцев, погибших от руки кочевников". Подкреплялись путники на кратких остановках холодным какао с коньяком. Переходы длились по 12 часов, остановки - по два.
Булатович оказался не только первым в истории европейцем, отважившимся на подобное предприятие, но и рекордсменом среди эфиопских курьеров, - дистанцию он прошел в среднем на 6-18 часов быстрее, чем это делали местные профессионалы.
Из дневника Круглова. Данакильская пустыня. Афары
Не покидает странное ощущение того, что афары прямо светятся изнутри. Оно не покидает меня уже второй день. Если оглядеться вокруг, то здесь действительно много света и солнца - так много, что удивительно - как здесь может быть жизнь. У афаров нет ничего - кроме хрупкой хижины, нескольких чанов для приготовления пищи. Своих животных они могут потерять в любой момент - в годы сильной засухи большая часть поголовья скота погибает. Как рассказал мне Ахмед, здесь бывают и наводнения - тогда вообще приходиться уходить из этих мест. В этом году как раз было сильное наводнение - незадолго до нашего прибытия - и до сих пор все вокруг в зеленых побегах, так странно смотрящихся в пустыне. Но я думаю, пройдет какое-то время и солнце вернет прежний облик этим местам… Афары недавно перекочевали сюда и рядом есть вода, но в другое время они могут потратить целый день, чтобы добыть воды. Почему же они живут здесь? Почему они так держатся своих традиций - за друга и близкого человека готовы умереть, все покрыты ритуальными шрамами и практикуют женское и мужское обрезание. Они почти совсем лишены привычных человеческих радостей - но почему тогда они светятся изнутри? И откуда такая первобытная красота лиц, прямые взгляды и гордая осанка?
В Хараре русских приняли радушно, но объяснили, что отряд приказано задержать до нового распоряжения из столицы. И Булатович немедленно отправился в Энтото, чтобы разобраться с недоверчивыми властями. Это - еще 700 км через Данкильскую пустыню. В двух днях от столицы маленький караван ограбили кочевники-данакильцы. Потерпевших спас русский "авантюрист международного класса" на службе императора Менелика - Н.С.Леонтьев. Снабдив соотечественников всем необходимым для окончания перехода, Леонтьев навсегда исчез из жизни нашего героя.
Булатович выяснил причину задержки: эфиопы не знали про Красный крест и не верили в бескорыстных европейцев. Но курьер императору понравился, и миссию пропустили.
Из дневника Круглова. Аддис-Абеба
Холодно. Очень холодно. Так бывает в Москве поздней осенью. Дворец занимает самую вершину горы и обнесен жестяной, проржавевшей оградой. Калитка заперта на все засовы и за ней тишина. Стучим, взбудоражив пугливую тишину, и ждем целую вечность. Наконец слышится шорох, старческий кашель и в хрустящем проеме двери возникает старик в шинели. Ему тоже очень холодно. Очень. Посетители его не интересуют, да и время уже не то. На улице скоро стемнеет. - Кто такие? - бросает недовольный взгляд на нас.
Мы начинаем путано рассказывать ему историю Булатовича и Менелика II. При этих именах он чуть распрямляет спину, одергивает драную шинель и поправляет фуражку…
- Проходите, но ненадолго… и внутрь дворца я Вас не имею права пускать, - бурчит он, извлекая из кармана внушительную связку ключей… Мы входим в Первое строение - просторное и круглое помещение. Пусто и холодно. Рога носорогов на стенах, будто покрытых инеем. Здесь когда- то был зал приемов… Проходим в соседнее здание, - маленькое и уютное, как гнездо ласточки. Подвалы его так же пусты и холодны, а вот наверху, куда ведет витая внешняя лестница уже теплее. Мы раскрываем окна в анфиладе круговых комнат и в залы вплывают красноватые отблески заходящего солнца. Здесь была спальня Менелика, а теперь тут спит старик. Вон и матрас в дальнем конце помещения. Старик бормочет, что окна тоже нельзя открывать и трогать, как и все остальное здесь…
Холодно, очень холодно, все как будто заморожено в ожидании чего-то…
Госпиталь развернули в специально построенном здании в Аддис - Абебе. Пока отряд стоял в городе, успели излечить 27 000 человек. Когда пришло время возвращаться на родину, Булатович решил остаться. Послав прошение, Булатович получил благоприятный ответ, - его пребывание в Эфиопии показалось полезным.
Он поставил перед собой новую цель – войти в непокорную и неизведанную Каффу. По дороге Булатович собирался исследовать юго-западные пределы Эфиопии, обновить и поправить существующие карты. Негус Менелик справедливо полагал, что путешествие грозит гусару и его сопровождающим гибелью, впрочем, помня о лихости русского, разрешил ему пересечь западную границу своего государства, но запретил даже приближаться к зловещей Каффе.
Повсюду, благодаря указаниям и рекомендациям Менелика, путешественников встречали с почетом. Но дальше реки Баро пустить отказались. Тогда Булатович переправился через реку тайком, лишь с одним слугой. Там еще продолжалось усмирение непокорных Менелику племен. Но все же ничего особенного с отчаянным гусаром не произошло, он вернулся в Аддис-Абебу и вскоре покинул Африку, награжденный, императором Менеликом, помимо ордена за миссию "Красного креста", еще и плащом из львиной шкуры и повязкой из львиной гривы.
Из дневника Круглова, Аддис-Абеба:
Об этой лавке никто не знает. Почему она прячется в таком неподходящем месте - непонятно. Она больше похожа на музей древностей, но почему-то скрытый в отдаленном районе Адис-Абебы. Коренастый хозяин оказался нелюдимым и негостеприимным, но и выгонять нас не стал - смотрите, если хотите. Мы пошли по темному помещению, натыкаясь на деревянные кресла-троны, ощупывая кожу щитов из шкур гиппопотамов, вдыхая запахи далеких времен… Дальняя комната оказалась музеем в музее. Слабо освещенные витрины наполнены древними миниатюрными символами - от египетских анхов до массивных нательных крестов, от раковин, скрученных в бусы и амулеты до монет всех времен и эпох. Все это небрежно рассыпано, навалено в кучи… Когда мы немного пришли в себя от первого ошеломительного впечатления, мы заметили несколько предметов хранящихся отдельно и как бы на почетных местах… Старинная библия, с рисунками, как будто сделанными наивной рукой ребенка, была завернута в чистую холщовую ткань, и лежала на сундуке. Из сундука были извлечены, - в определенной последовательности, - леопардовая шкура, револьвер конца 19 века, рукоять
- Это магия, - односложно ответил он…
В России бравого офицера наградили Анной 3-й степени и чином поручика. Едва успев написать заказанную главным штабом отчетную книгу "От Энтото до реки Баро…" и сделать соответствующие доклады, Булатович вновь направляется в Африку.
Россия решила, что самое время установить с Эфиопией дипломатические отношения. Чтобы предотвратить повторение ситуации с задержкой посольства на границе, поручика Булатовича выслали вперед предупредить императора о прибытии делегации. Помимо обычного багажа, Булатович прихватил с собой верного и полезного ординарца Зелепукина. В середине октября 1897 года он встретился с императором. Оказалось, очень вовремя: в стране готовились к военному походу на запад, в ничейные земли, когда-то тоже принадлежавшие Эфиопии, а сейчас приглянувшиеся англичанам. Так осуществилась мечта Александра Ксаверьевича, - он получил возможность побывать в Каффе.
Из дневника Булатовича:
Западные области, куда я направился, были мною выбраны потому, что в этом направлении Эфиопия почти еще совершенно не исследована. Только три европейца побывали до сих пор по ту сторону реки Дидессы… То, что вся юго-западная часть Эфиопской возвышенности была до сих пор совершенно не изучена, произошло не столько от недостатка желающих, не столько из-за естественных непреодолимых трудностей такого исследования, сколько оттого, что этот край представлял ряд независимых галласских племен, куда проникнуть можно было только через Шоа, а это, ввиду постоянных войн абиссинцев с галласами, было невозможно.
Из дневника Круглова. Гора Бонга-Шамбата
Сначала они не хотели с нами идти, но потом согласились немного проводить наверх. Оказывается, местные жители стараются на эту гору не ходить. Она священна с незапамятных времен… Все три девушки - собирательницы хвороста - перешли на шепот и тихонько бредут за нами. Тропинка довольно хорошо видна, пока она не упирается в гигантское поваленное дерево. Дальше тропа распадается на веер почти невидимых путей, и мы входим под полог деревьев-великанов. Это самый верх горы - он довольно ровный и где-то здесь был раньше языческий храм и место для жертвоприношений. Девочки шепотом подтверждают, - да, это самый верх, - но у меня почему- то другое ощущение… Мы возвращаемся против собственного движения назад, но уже по густому лесу…Здесь, скрытый густой растительностью, возникает еще один маленький холмик, пирамидка, надстроенная природой. Все бережно укутано лианами и изумрудной растительностью, почти ничего не видно, но ногами чувствуется, что идем вверх. Листья, похожие на уши слона, прикрывают основание какого-то строения - точнее того, что от него осталось - его каменные опоры. Кажется, это и есть самая высокая точка горы и здесь был храм. Еще немного кружимся здесь, а потом выныриваем из бирюзового пространства в темно - зеленый омут… Кажется, дорога здесь все-таки есть. Невидимая дорога. Осторожно обходим густые заросли с колючками и попадаем на склон, поросший древними, почти сказочными, деревьями – густо разросшимися, мощными кронами. Сквозь их густую листву пробиваются лишь отдельные лучики солнца и висят в зеленоватом полумраке как свечи, сотканные из золотистого света. В дальнем конце пространства открывается Древо. Оно еще больше и мощнее других, плотно охватывает землю корнями и вздымает увитое античными мускулами тело вверх, туда, где раскинулась и смешалась с воздухом густая крона… Удивительно, но этот гигант абсолютно незаметен со стороны! Но какая сила - и какая скромность! Медленно приближаюсь, и обходя его необхватный ствол, натыкаюсь на древнюю надпись… Она высечена косыми, сверху вниз, уверенными взмахами. Проводник переводит со староэфиопского - "Иисус Христос - наш господин"… Невидимая дорожка уводит нас дальше, в густые кусты и тут открывается довольно явная, хорошо утоптанная тропинка. Интересно, кто ей тут пользуется?
Из дневника Булатовича
На организацию каравана у меня ушло 7 дней. Я купил 18 мулов и несколько лошадей, вьючные седла. Все слуг у меня набралось 30 человек. Ружей, считая и лично мое, было всего 19. 27 декабря, с громкими и веселыми песнями мы около 12 часов дня оставили город. Впереди простирались необозримые пространства. Там, вдали, неисследованные области, полные нераскрытых загадок. Цель похода я сохранял в тайне.
Государство Каффа - "африканский Тибет" - возникло в конце 13 века. Оно было основано народом гонга, который с тех пор начал называть себя каффичо. Все, кто отваживался приблизиться к границе этого царства, были немедленно изгнаны или убиты. Веками каффичо тщательно скрывали от посторонних свою жизнь, предания и обычаи. В средние века каффичо вошли в состав Эфиопской империи. Когда Эфиопия была разорена племенами оромо, только Каффа сумела сохранить независимость и даже преумножить свое могущество, - в основном благодаря чудесным зернам кофе, впервые обнаруженным именно в Каффе. Завоевать эти земли удалось только в 1896 году эфиопскому полководцу Вальде Георгису, причем еще год он гонялся по лесам за каффским царем Гаки Шерочо и его священной короной с тремя золотыми фаллосами.
В разное время всего пять европейцев появлялись в Каффе, однако ни проникнуть в глубь ее территорий, ни задержаться надолго никто из них не смог. Булатович оказался первым белым человеком, прошедшим всю Каффу, да еще с пятнадцатитысячным войском знаменитого эфиопского полководца Вальде Георгиса.
Из дневника Круглова. Каффа, Андрачи
Мощный поток каким-то чудесным образом сжимался и протискивался сквозь игольное ушко пещеры. Не очень нравилось ему это каменное кольцо, но подчиняясь, пенистые бугристые волны хмуро клокотали у входа, пригибаясь под каменным сводом, а затем, соприкоснувшись с первыми мшистыми валунами, успокаивались. Мощь его при этом никуда не девалась, а лишь стократно усиливалась, получив направление… Мы вошли под своды пещеры, миновав узкий лаз со знаком…
Сначала перед нами предстала упругая, как гигантский питон река, сдерживаемая мощью самой твердой в мире земли, но потом перед нами оказался прозрачный нерв, прикрытый мускулами. Мы были внутри. Мускулы и нервы, замерли в своем хрупком равновесии, прикрытые только воздухом. Напитанный влагой, он наполнял и…раздвигал своды пещеры, не давая им соприкасаться с беззащитной мощью. Мне показалось, что наше муравьиное присутствие может нарушить хрупкое равновесие этих борющихся и поддерживающих друг друга исполинов…и нужно быть очень и очень осторожными…
Точка равновесия была где-то совсем рядом. Дотронешься, неосторожно дохнешь - и все сдвинется, сместится, изменится; и повлечет за собой непостижимое…
Из дневника Булатовича. Андрачи
В воскресенье 11 января на заре я отправился в церковь. Это большое круглое здание, крытое соломой, крышу поддерживают толстые деревянные колонны. Когда настало время освящения Святых Даров, один из дьяконов вышел перед Царские врата и, низко опустив голову, стал звонить в небольшой медный колокольчик. Затем началось оплакивание страданий и смерти Христа. Я заметил, что у священников действительно лились слезы. По окончании обедни начался молебен, во время которого дабтары запели хвалебные молитвы. Мало-помалу медленный темп песни начал ускоряться, певцы все более и более воодушевлялись, удары в барабан участились и усилились, побрякушки замолкли и раздалось хлопанье в такт в ладоши. Воодушевление перешло в экстаз. Певцы приседали в такт песне, некоторые вышли на середину церкви со своими в человеческий рост длинными посохами, и начался священный танец. Плясавшие поднимались на носки, опускались в такт песни, опять поднимались и, вытянув руки, плавно двигались. Глаза их, обращенные в небо, горели… Богослужение произвело на меня неизгладимое впечатление. Темная, похожая на сарай церковь, убогая, нищенская обстановка, но какой экстаз, какая сила веры у этих черных христиан! Воображение невольно перенесло меня в первые века христианства…
Через несколько дней Вальде Георгис послал за Булатовичем, чтобы обсудить с ним план действий. В кабинете, прямо на полу, разложили карту, рас внимательно изучил ее и спросил: "Почему там, куда мы идем, нет ни надписей, ни гор, ни рек?" - "Потому что эти места еще никем не исследованы", - ответил Булатович. Вальде Георгис надолго задумался. Его армия живет в походе только добычей. А что, если эти места окажутся необитаемыми, чем он будет кормить своих солдат? Но посылать разведчиков не было времени. И Вальде Георгис решительно заявил: "Трудное дело предстоит нам, но я уповаю на бога Менелика, который мне поможет. Для утверждения же престола Менелика я положу все свои силы и с радостью пожертвую своей жизнью".
Вскоре войско раса перешло границу Эфиопии. Дальше начинались неизвестные земли, и никто не знал, кто населяет их, и как поведут себя местные жители при встрече с эфиопскими солдатами. Передовой отряд, в числе которого был и Булатович, вскоре обнаружил в густом лесу несколько засек.
Из дневника Булатовича
С трудом подвигались мы по узкой тропинке густого леса, то и дело перебирались через нарочно поваленные неграми громадные деревья. При переходе через одну из засек, совсем рядом с нами, раздались тревожные звуки рога, заставившие нас остановиться и схватиться за оружие. Щелкнули наши затворы. Напрягая зрение, мы вглядывались в пространство, чтобы разглядеть в чаще леса противника. В ответ на первый рог раздались вдали другие. Наконец все смолкло, и только слышно было, как почти рядом с нами пробираются в кустах какие-то люди.
Из дневника Круглова. Люди Сурма
Обнаженные великаны шли вдоль разбитой колеи. За плечами у них болталось окровавленное мясо. Мы оказались совсем не готовы к этой встрече, но почему-то поспешно выскочили из защитной скорлупы авто.
Иссиня-черная кожа некоторых великанов была вымазана белой глиной, и на этих овалах сверкали красные глаза.
Великаны подошли, и встали вокруг нас, оперившись на дубины, глядя в упор, как сытый лев смотрит на пасущихся антилоп.
Из дневника Булатовича:
После каждой разведки рас встречал меня вопросами: "Нашлась ли дорога? Винтил ли ты солнце? Много ли осталось нам идти градусов?" И каждый раз мне приходилось отвечать, что впереди у нас столько же пути, как накануне.
Солнце заходило, и наступало время вечерней молитвы. Один из мальчиков-пажей. Встав перед молящимися, вынул из кожаного футляра образ и бережно снял красный шелковый платок, которым он был обернут. То была икона Богоматери, московской работы; при виде ее все поклонились до земли. Началось молебствие, называемое Удасье Мариам, то есть Славословие Богородицы; священники про себя читали установленные молитвы; большинство присутствующих знала их наизусть и шепотом повторяла за священниками… Чудное впечатление производила эта молитва. Словно на корабле, затерявшемся в беспредельном океане, казалось, были мы с отрядом среди этих неведомых земель… то из нас здесь останется, кто вернется?
Из дневника Круглова. Кидулуи
Все собрались вокруг второй хижины Арипулы. Сначала на шкурах расселись мужчины племени, потом протиснулись самые смелые мальчишки, и только потом, уже в полной темноте, возникли звонкие девичьи голоски.
Арипула устал и улегся прямо на шкуру, рядом, повторяя его изгиб, примостился сын и за ним все мальчишки племени. Девушки, одна за другой, как опята в корзину, уселись на шкуры с другой стороны. Мы оказались как бы в центре композиции и тут они запели.. Сначала неуверенно, стесняясь и перебивая друг друга, а потом все смелее, свободнее и как будто уже для самих себя/
С каждой новой песней нарастало ощущение, что мы здесь уже не чужие, что нас приняли - от радости хотелось подпевать им или хотя бы двигаться с ними в ритм…
Из дневника Булатовича:
Жители этих гор не походят ни на одно из известных мне племен. Черты лица красивые и правильные, глаза выразительные, осмысленные. Все большого роста, крепкого сложения, с сильно развитой мускулатурой. Совершенно голые, мужчины разукрашены большими браслетами из железа и слоновой кости. У воинов правая часть груди и рука татуированы в виде прямых параллельных полос с узорами внизу. Операция эта, как я потом узнал, производится раскаленным ножом и должна быть очень мучительной. Край уха у всех широко прорезан, и в него вставлены большие деревянные серьги в виде диска, дюйма полтора в диаметре. Вооружение состоит из большого копья и круглого кожаного щита.
Из дневника Круглова. Сурма. Битва
Они собрались в круг и начали песню. Один задает ритм и смешно подпрыгивает, крича неожиданно тонким, будто детским голоском, остальные рычат и бегут за ним. Может поэтому мне не страшно на поле боя? Может потому, что чувствую в них такие же мальчишеские восторги, как и в детстве, когда мы собирались на хоккейный матч во дворе. Совсем не страшно, хотя люди вокруг не похожи на безобидных мальчишек из моего детства. Все огромного роста, с красными глазами и с Калашниковыми на плечах.
Круг постоянно колеблется, хаотично сжимается и растягивается. Хочется быть в центре событий, и я постепенно протискиваюсь вперед. Никто не возражает, все увлечены действием и на меня совсем не обращают внимания. Я чувствую, что начинаю сливаться с толпой, с потоком…и что главное - не бояться …ведь они это сразу почувствуют…
Страх совсем пропадает…я их теперь тоже очень хорошо чувствую… Палки со свистом мелькают в воздухе. Но, оказывается, никто не стремится ударить другого побольнее, наоборот - все очень благородно и даже по-рыцарски благородно. Если один из бойцов хотя бы привстает на одно колено, бой тут же прекращается… Жуткие гримасы и позы - это все игра. Замечаю, как многие обнимаются, и это после серии стремительных ударов…вот кто-то помогает встать своему противнику…
Я чувствую, что реальной агрессии тут нет. Турнир, соревнование, разбитые головы…но агрессии не чувствуется. В воздухе только азарт… Точнее, у отдельных персонажей она все же есть и именно они дерутся наиболее ожесточенно и именно на них собирается посмотреть больше всего народа.
Эти бойцы оказывается, враждуют уже давно и соревнование для них превратилось в вендетту…Это уже другая история, тут можно ждать чего угодно и я вспоминаю слова супруги миссионера из Тулгита - "Последнее время происходит что-то странное… все больше приносят убитых и сильно израненных после донги…Люди все чаще решают на чьей стороне победа - при помощи Калашниковых. Кровь за кровь - споры начинаются из- за пустяков, из-за неправильного решения судей, как считают побежденные, а потом обиды тлеют еще очень долго. И в следующий раз бойцы снова, и уже прицельно сходятся в бою, но … не помня даже, из-за чего так ненавидят противника. И убивают своих же родственников…Раньше так не было, это оружие…его теперь так много… и искушение использовать его растет"
Настоящие бойцы спокойны. Они обматываются многометровыми жгутами ткани и выжидают таких же профессионалов из другого клана. Им спешить некуда, хотя в такой жаре, в такой обмотке потеют они нещадно.
Но спокойны и хладнокровны!
Из дневника Булатовича:
Чем дальше мы подвигались, тем бесплоднее казалась местность. Угрюм и суров, но вместе с тем замечательно красив был ее пейзаж. Кругом гранитные скалы самых причудливых форм и только одни камни всевозможных оттенков - от розового до темно-серого - виднелись вокруг.
Обстановка похода была самая необычная: это был не столько поход, сколько географическая экспедиция пятнадцатитысячного отряда по абсолютно неизвестной земле. Главнокомандующий пригласил меня к себе в палатку и сказал: Мои солдаты храбры, любят войну, но не терпят пустыни. Куда бы я их не стал посылать, они будут возвращаться с одним и тем же ответом: идти дальше невозможно. Только ха мной они еще пойдут вперед. Но куда?
Наше положение не так безнадежно, - доложил я командующему. Недалеко позади нас богатая хлебом земля, мы можем оставить там больных, раненых и большую часть отряда, а с отборными людьми двинуться дальше. Может быть, Мену не так далеко, как кажется. Если на юге мы найдем густонаселенную местность, мы устроим там второй опорный пункт и пойдем дальше.
Главнокомандующий слушал меня с большим вниманием и сказал:
Твои слова вошли мне через уши в сердце.
Назавтра он решил созвать военный совет.
Из дневника Круглова
Мой напарник Сергей Вертелов серьезно болен, чем - неизвестно. Третий день высокая температура и больше ничего. Ему придется остаться и вернуться в поселок, где он сможет сделать анализ крови. У Ферео, нашего проводника и переводчика, завелись червячки под ногтями. Он тоже не хочет идти дальше. Разбитая автомобильная колея закончилась, впереди первобытные пространства и племена, не имеющие контакта с нашей цивилизацией, еще дальше безводная пустыня, где армия Менелика потеряла треть личного состава, а еще дальше вообще полная неизвестность.
Поворачивать назад, пока еще есть возможность, уехать отсюда на джипе, - или идти дальше с проводниками-дизи, навьючив канистры с водой на мулов, - вперед, через иссушенный солнцем и ветром горный хребет?
Я понимаю только одно, - чтобы идти дальше, нужно попрощаться со всем привычным, забыть про дом, про все, что осталось за спиной, попрощаться со всем, что дорого, - и вот так, налегке, идти вперед, чтобы нечего было терять…
Еще я понимаю, что сейчас лучше ничего не планировать и ни на что не надеяться, жить одним днем, одним часом, одной минутой, - впереди может быть все, что угодно.
Итак, подводя итог, - впереди неизвестность. Полная неизвестность, во всей своей первозданной красоте и единстве, где можно потерять все или потеряться самому. Но отчего, интересно, нарастает такая радость внутри?
Использованы тексты: Александр Булатович, Марина Бандиленко