Тавтологические словосочетания во французском языке

Введение

Среди многих проблем культуры речи, поднятых в лингвистике, значительное место занимают вопросы тавтологического употребления слов. Это не случайно, так как стилистически неоправданная тавтология, засоряя как устную речь, так и письменную, является одним из ярких проявлений бедности словарного запаса, неумения пользоваться лексикой языка или небрежности речи, что одинаково недопустимо.

В нашей работе предпринимается попытка исследования особенностей тавтологических сочетаний во французском языке на материале лексикографических источников и художественных текстов французских писателей.

Цель работы: рассмотреть отобранный материал с точки зрения анализа грамматической структуры, проанализировать тавтологические сочетания с точки зрения семантики их компонентов, рассмотреть тавтологию в письменной и устной речи с точки зрения их грамматической и стилистической функций.

Объектом исследования данной работы является тавтологизм, как языковое явление и стилистический прием.

Предметом исследования стали тавтологические сочетания в произведениях таких авторов как А. Камю, А. де Сент-Экзюпери, Ж-П. Сартра.

Необходимость изучения поставленной проблемы позволила нам сформулировать ряд задач исследования:

1. Дать характеристику словосочетанию как единице синтаксиса языка.

2. Рассмотреть тавтологию как языковое явление.

3. Изучить тавтологию как стилистический прием или разновидность плеоназма.

4. Дать структурную классификацию тавтологических сочетаний русского и французского языков.

5. Выявить семантические компоненты тавтологических сочетаний и дать их классификацию.

6. Определить место тавтологизмов в художественном тексте и проанализировать их роль и функции.

Вопросы проблемы тавтологических сочетаний отражены в работах таких лингвистов, как Ш. Балли, В.С. Виноградов, А.В. Кунин, Г.Я. Солганик, Н.М. Бондаренко, Н.Г. Гольцова и др.

Сущность тавтологии заключается в повторении близких по значению слов для выражения одной и той же мысли.

Тавтологические сочетания, при незначительном количестве исследований, не могут считаться учеными-лингвистами достаточно изученными.

Поскольку в словосочетании взаимодействуют языковые явления разных уровней, вполне закономерной представляется и многоплановость его исследования, наличие различных направлений в изучении сочетаемости. Наиболее распространенным в настоящее время являются два основных подхода к изучению словосочетания: лексикологический (В.В. Виноградов, А.И. Смирницкий, А.А. Уфимцева и др.) и синтаксический (В.П. Сухотин, Н.Н. Прокопович, Н.И. Филичева, В.В. Бурлакова и др.).

Однако в решении проблемы сочетаемости остается целый ряд спорных и не до конца решенных вопросов. К их числу мы бы отнесли вопрос о тавтологических сочетаниях во французском языке.

Существует мнение среди лингвистов о том, что структурные модели словосочетания относятся к сфере языка, а конкретные словосочетания – к сфере речи (Моисеев: 5; Филичева: 13–14).

Выявление и описание моделей словосочетаний – одна из задач нашего исследования.

Одной из задач синтаксиса является изучение видов зависимости между словами, эти виды зависимости выявляются на материале словосочетаний как более простых единиц синтаксиса.

В основу изучения кладутся словосочетания, т.е. такие соединения двух самостоятельных слов, которые характеризуются определенными видами зависимости. Словосочетание понимается как последовательность слов, связанных единым отношением зависимости.

Структурный тип словосочетаний определяется по характеру смысловых и синтаксических отношений между компонентами. Так, можно различить: 1) атрибутивный, 2) аппозитивный, 3) объектный и 4) обстоятельственный типы.

Структурные типы словосочетаний и их формы изменяются коренным образом, когда на основе свободных словосочетаний формируются устойчивые.

Тип словосочетания выделяется нами на основе двух признаков, которые в равной степени являются релевантными: 1) лексико-грамматический характер компонентов и 2) вид зависимости между компонентами.

Языковой материал для анализа отобран методом сплошной выборки из произведений таких авторов как: А. Камю, А. де Сент-Экзюпери, Ж-П. Сартр. Отобранный материал анализировался с точки зрения разных аспектов языка.

Поставленные задачи и цели обусловили следующую структуру работы, которая состоит из введения, 3-х глав, заключения и списка использованной литературы.

Во введении обозначены цели и задачи работы, в III главе реферативно изложены основные положения теории словосочетания, глава посвящена изучению тавтологии как разновидности плеоназма, в главе рассматривается структурно-семантическая классификация существительных на материале тавтологических сочетаний русского и французского языков. В заключении обобщены основные результаты работы.

1. Словосочетание как единица синтаксиса языка

1.1 Основные положения теории словосочетания

Учение о словосочетании в отечественном языкознании остается дискуссионным. К числу спорных относятся, прежде всего, следующие три вопроса:

1. Является ли словосочетание единицей языка?

2. Может ли словосочетание выполнять номинативную функцию?

3. Что представляет собой мыслительный коррелят словосочетания? В зависимости от того, какие ответы даются на них, формулируются достаточно разноречивые определения словосочетания.

Основоположники теории словосочетания Ф.Ф. Фортунатов, А.И. Пешковский и др. рассматривали словосочетание широко. Они считали его основной единицей синтаксиса, представляющей собой предикативные и непредикативные объединения словоформ, т.е. предложения (Цветут сады) и не предложения (читать стихи). В наше время такая точка зрения развивается А.Н. Гвоздевым, Е.С. Скобликовой, В.П. Сухотиным и др.

А.А. Шахматов – выдающийся ученик Ф.Ф. Фортунатова – существенно уточняет концепцию своего учителя, доказывая, что словосочетанием следует называть лишь непредикативные объединения слов – главного и зависимого. Основной единицей синтаксиса признается предложение, а словосочетание – конструктивной единицей в составе предложения.

Словосочетание – это конструкция, возникающая в результате воплощения подчинительных связей слов. На уровне синтаксиса слова – это единица построения. Ее формальная организация – связь главного и зависимого слов. Грамматическое значение словосочетания – это отношение, возникающее между главным и зависимым компонентами. На уровне синтаксиса простого предложения – это единица строения, распространяющая и организующая его. Оно может так же, как и слово, выполнять называющую и замещающую функции.

Словосочетание входит в единицу сообщения как ее компонент, хотя может использоваться и вне сообщения как номинативная единица – в названиях, надписях и т.п. И все же основное назначение словосочетаний – быть «строительными конструкциями» для простых и сложных предложений.

Идея о разграничении учения о словосочетании и учения о предложении нашла плодотворное развитие в трудах В.В. Виноградова. Основу его учения составляют главным образом следующие положения:

· Словосочетание образует знаменательные слова, находящиеся между собой в подчинительной связи и выражающие определенные синтаксические отношения;

· Как и слово, словосочетание служит средством номинации, но лишено интонации сообщения и модально-временного плана;

· В систему коммуникативных средств языка словосочетание входит только в составе предложения.

Обоснованное В.В. Виноградовым узкое понимание словосочетания получило дальнейшее развитие в работах его учеников и многочисленных последователей – Н.Н. Прокоповича, Н.Ю. Шведовой и др. Оно стало господствующим в учебной и методической литературе. Однако выделенные выше дискуссионные вопросы теории словосочетания все же требуют своего решения.

По мнению ученых, которые словосочетания не считают единицей языка (Н.И. Филичева, Ю.В. Фоменко), так как:

во-первых, оно не способно выполнять ни одно из основных функций языка – ни номинативной, ни коммуникативной;

во-вторых, поскольку оно выражает не понятие (пусть даже расчлененное), а сочетание понятий;

и в силу этого, в-третьих, оно является не воспроизводимым, а производимым компонентом высказывания.

Первые два положения легко опровергаются В.З. Панфиловым. Подобно сложным словам, выражающим не составное, а целостное лексическое значение, не сочетание понятий, а единое понятие, которое может быть названо составным (Н.М. Годер) или сложным (Л.О. Резников, П.В. Чесноков), например, книжный шкаф, кухонный стол, читать лекцию
. Некоторые исследователи в таких случаях предпочитают говорить о сцеплении или соединении понятий.

Однако такое сцепление понятий представляется ими как единое означаемое, выражаемое раздельнооформленным означающим. При этом определенному видоизменению подвергается и само явление номинации.

В современной лингвистике обосновывается понятие номинативного синтаксиса, в соответствии с которым не только словосочетание, но и предложение можно рассматривать как номинацию особого рода, объектом обозначения которой является не предмет, а целая ситуация или ее отдельный фрагмент (Е.С. Кубрякова, Е.Л. Кривченко, О.И. Москальская, Н.Д. Арутюнова и др.). Согласно такому подходу средством номинации выступает модель, или синтаксическая схема, предложения и словосочетания. А это, в свою очередь, позволяет опровергнуть и третье положение: модель словосочетания всегда воспроизводима. Воспроизводимость же – фундаментальное свойство единиц языка.

Следовательно, конкретные словосочетания, создаваемые в речевых актах, – единицы речи, а модели, по которым они создаются, – единицы языка.

Как единицы языка словосочетания могут выполнять номинативную функцию, так как мыслительным коррелятом словосочетания выступает составное понятие. Словосочетание как номинативное средство служит расчлененным означающим единого означаемого.

При таком подходе становятся менее противоречивыми существующие определения словосочетания. Утверждение о том, что словосочетание есть только тогда, когда оно образуется не соединением слов, а в результате членения (сегментирования) предложения представляется верным лишь, видимо, в отношении словосочетания как единицы речи.

В определении Н.Ю. Шведовой речь идет о словосочетании как единице языка. Ее определение широко используется в вузовских и школьных учебниках. Словосочетание – это существующая в языке независимо от предложения некоммуникативная синтаксическая единица, образующаяся соединением двух или более знаменательных слов на основе подчинительной связи и служащая для расчлененного обозначения сложного явления действительности, например, симфонический оркестр, верность долгу, готовить завтрак и т.п. Образуются словосочетания по модели сочетаемости распространяемого (главного) слова.

Словосочетание необходимо отличать от сходных с ним образований – фразеологических единиц, предикативных сочетаний, служащих грамматической основой двусоставного предложения, сочетаний обособленного члена предложения с поясняемым словом, рядов однородных членов предложения, а также различного рода сочетаний знаменательного слова со служебным: бить баклуши; художник рисует; мальчик, играющий на скрипке; весной и летом; вопреки договоренности и т.п.

1.2 Классификации словосочетаний

Словосочетания классифицируются по нескольким параметрам: по составу, грамматически господствующему слову и лексико-семантической самостоятельности компонентов.

По составу словосочетания бывают простыми и сложными. Различие между ними определяется особенностями их строения: количеством в их составе знаменательных слов; количеством и характером типов подчинительной связи.

В соответствии с этими критериями простыми являются словосочетания, состоящие из двух знаменательных слов и построенные при помощи одного типа подчинительной связи (или согласования, или управления, или примыкания): плыть на теплоходе, надежный друг, вдохновенно играть.

Одним из двух компонентов простого словосочетания может быть семантически нечленимое сочетание: три часа борьбы, жить душа в душу
.

Сложное словосочетание состоит из трех и более компонентов – с несколькими соподчиненными или последовательно подчиненными словами. Зависимые компоненты находятся в разных подчинительных связях с главным словом: решительно заявить о своем участии; внимательный взгляд собеседника.

Иногда выделяют еще и комбинированные словосочетания, если подчинительные связи исходят от разных стержневых слов. При этом зависимое слово может быть главным для другого словосочетания: мастерски выполнить двойное сальто, мечтать учиться в классе знаменитого пианиста.
Комбинированные словосочетания могут иметь связанную структуру, если в их состав входит нерасчленимое словосочетание типа его отец с матерью, спортсмены один другого стуят
.

В целом к классификации словосочетаний существуют два подхода. Первый – «снизу» – от слова к простому словосочетанию, а от него к сложному. Этот подход определяется возможностью распространения слова или простого словосочетания:

а) стержневого слова – зависимым от него простым словосочетанием: Дом → с голубой мансардой); б) простого словосочетания – зависимым от него словом (Героический переход через Альпы: героический ← переход через Альпы и героический переход → через Альпы); в) стержневого слова → двумя грамматически не связанными между собой компонентами: Рисовать портрет карандашом
.

Второй подход – «сверху» – основывается на членимости предложения на сложные и простые словосочетания, что позволяет вскрыть закономерности порождения высказывания, все связи и отношения между словами в словосочетании и предложении.

По грамматически господствующему слову словосочетания подразделяются на:

а) именные, когда в роли главного компонента выступает любая именная часть речи: драматический актер
, очень высокий
, второй
по списку, нечто
значительное;

б) глагольные: слушать
музыку, быстро
бежать
;

в) наречные: высоко
в небе, ослепительно ярко
.

По лексико-семантической самостоятельности компонентов различают:

а) членимые словосочетания, если каждое слово в его составе является структурно и семантически достаточным для функционирования в роли самостоятельного члена предложения;

б) нечленимые словосочетания, если семантическая недостаточность стержневого компонента восполняется зависимым компонентом: хотел стать учителем, начал читать. Нечленимые словосочетания играют роль одного члена предложения. Словосочетания первого типа называются синтаксически свободными, а словосочетания второго типа – синтаксически несвободными.

1.3 Синтаксические связи и отношения в словосочетании

Грамматическая зависимость компонентов – главный формальный признак словосочетания. Такая зависимость слов внутри словосочетания называется подчинительной связью. По характеру грамматической зависимости компонентов выделяют несколько типов подчинительной связи.

Согласование
– тип подчинительной связи, при котором грамматические формы зависимого компонента уподобляются грамматическим формам стержневого компонента: горный поток – горного потока; детские впечатления – детским впечатлениям. Согласование может быть полным, если зависимое слово полностью уподобляется форме грамматически господствующего слова (см. примеры выше), и неполным, если уподобление ориентировано лишь на отдельные формы стержневого слова (город Москва; на семи ветрах). Согласование характерно для языков с развитой системой словоизмерения (например, для языков флективного типа).

Управление
– тип подчинительной связи, при которой грамматические формы зависимого компонента обуславливаются грамматическими, словообразовательными и лексическими свойствами стержневого компонента: преподнести подарок матери, увлечение живописью, быстрее ветра. Употребление зависимого компонента в той или иной форме определяется здесь требованиями грамматически господствующего слова. Если рассматриваемая связь является необходимой и полностью предопределяется (предсказывается) лексико-грамматическими свойствами главного слова, то такое управление называется сильным
(сказать правду). Если же такая связь факультативна, не является обязательной, поскольку форма зависимого слова не обусловливается лексико-грамматическими свойствами главного слова, то такое управление называется слабым
(играть с ребенком в шахматы, на скрипке и т.д.).

Примыкание
– тип подчинительной связи, при которой зависимое слово, будучи не изменяемым, присоединяется к стержневому слову по смыслу: сидеть, согнувшись, бежать вприпрыжку.

Возможна и другая классификация грамматических связей между словами. В ее основе лежит возможность или невозможность развертывания (свертывания) словосочетания. По этому критерию различают атрибутивную и комплетивную связи.

При атрибутивной связи развертывание неограниченно, а свертывание возможно до определенного компонента. Под атрибутивный тип синтаксической связи подводятся согласование и примыкание.

В отличие от атрибутивной, комплетивная связь характеризуется невозможностью развертывания и свертыванием до определенного компонента (как при атрибутивной связи). К комплетивному типу синтаксической связи относится примыкание.

Согласно принятой концепции, вне словосочетания между словами возможна предикативная связь (между главными членами предложения; она выступает в каждом предложении глагольного типа). Между функционально равноправными словами или частями сложносочиненного предложения устанавливается координационная (копулятивная, сочинительная) связь.

Следует также отметить, что в классической ориенталистике (востоковедении) выделяют особый тип синтаксической связи слов в словосочетании – изафет
(от араб алъ идāфāту «присоединение, добавление, дополнение»). Изафет – определительный тип атрибутивной связи слов в словосочетании, характерный для иранских и тюркских языков. В тюркологии, например, называют изафетом
словосочетания, оба компонента которых выражены именами существительными. Один из компонентов в таких словосочетаниях – определяемое, а другой – определение. Определение а) характеризует определяемое по материалу, форме, полу, профессии; б) может выражать неопределенное родовое понятие или в) отношение принадлежности.

Синтаксические отношения
– между компонентами словосочетания составляют его грамматическое значение. Доминирующую роль в выражении синтаксических отношений играет зависимый компонент, который может означать признак предмета, объект действия или признак действия. В первом случае выражаются атрибутивные (определительные) отношения:

холодная зима, желание играть, инструмент отца; во втором объектные отношения: читать газету, рассказы о подвигах, вплотную к стене; в третьем случае выражаются обстоятельственные отношения: по-детски искренен, выступать при любой погоде, всегда радостный, одеваться со вкусом.

Кроме названных основных типов синтаксических отношений иногда выделяют субъектные (действие + субъект действия) и комплетивные (восполняющие) отношения (главный компонент не может употребляться без распространителя: рассказ гостя и начать рассказывать).

Грамматическое значение словосочетания (атрибутивное, объектное, обстоятельственное) – результат взаимодействия лексических и грамматических значений главного и зависимого компонентов при доминирующей роли последнего. Грамматическая же форма словосочетания определяется словоизменительными свойствами опорного слова. Система словоизменительных форм грамматически господствующего слова обусловливает парадигму словосочетания. Ср.: корзина с грибами, корзины с грибами, корзине с грибами, корзину с грибами, корзиной с грибами, в корзине с грибами. Исходная форма парадигмы словосочетания совпадает с начальной формой стержневого слова.

Словосочетание нередко рассматривают в сопоставлении с синтагмой.

Учение о синтагме оформилось в трудах Л.В. Щербы, В.В. Виноградова, А.С. Мельничука и др.

Синтагма – это, в отличие от словосочетания, исключительно речевая единица. Она обладает линейным характером; Выделяется в результате интонационного и смыслового членения предложения: Солист исполняет сложную арию. Интонационно здесь выделяют две синтагмы – солист исполняет
и сложную арию
, – которые не совпадают с членением предложения на словосочетания: исполняет арию, сложную арию. Предикативные сочетания, как известно, собственно словосочетаниями не являются (Шигаревская: 177).

2. Тавтология как языковое явление и стилистический приём

Тавтология (греч. tautologнa, от tautу – то же самое и lуgos – слово) – содержательная избыточность высказывания, проявляющаяся в смысловом дублировании целого или его части. Тавтология внешне напоминает плеоназм и иногда называется порочным плеоназмом (Балли, 169), но тавтология, в отличие от плеоназма, – всегда принадлежность речи, не входит в систему и норму языка, она необязательна и свидетельствует обычно о недостаточной логичности и языковой грамотности говорящего, допускающего тавтологию неосознанно, не как стилистический прием. Тавтология может быть явной, лексической, т.е. выраженной в повторении одних и тех же или близких по смыслу слов (например, «яснее ясного», «плачет, слезами заливается», фр. «prйvoyance de l׳ avenir» – предвидение будущего), и скрытой, пропозициональной, т.е. проявляющейся в смысловой тождественности логического субъекта и предиката предложения («неустойчивый человек часто меняет убеждения и склонности»; здесь предикатная часть дублирует смысл субъектной части).

Иногда тавтология закрепляется во фразеологических выражениях: Il est toujours par voies et par chemins, где voies et chemin – синонимичны; в русском языке в конструкциях с тавтологичным инфинитивом («читать не читал, но знаю») или тавтологичным деепричастием («лежмя лежать»).

Такие случаи тавтологии свойственны разговорной и народнопоэтической речи и отличаются от просторечных ошибок-тавтологий своей стилистической окрашенностью. Такого рода экспрессивная тавтология возникает иногда в результате метонимического употребления слов, вызывающего их смысловое сближение. Например, в поздней латыни: super vinum et epulas – во время попойки и пиршества, где vinum – вино и epulas – угощение, яства выступают в расширенном значении.

В научном и официальном стилях тавтология недопустима. Тавтология – термин, который применительно к области речевой культуры имеет несколько разных осмыслений. Так, например, В.А. Виноградов определяет тавтологию как «содержательную избыточность высказывания, проявляющуюся в смысловом дублировании целого или его части» (Виноградов: 501).

О.С. Ахманова определяет тавтологию как «неоправданную избыточность выражения» (Ахманова: 467).

Д.Э. Розенталь и М.А. Теленкова говорят о трех значениях термина тавтология:

1. Тождесловие, повторение сказанного другими словами, не вносящее ничего нового.

2. Повторение в предложении однокоренных слов.

3. Неоправданная избыточность выражения (Розенталь, Теленкова: 352).

С.Е. Никитина и Н.В. Васильева определяют тавтологию как «смысловое дублирование высказывания или его частей», указывается также на то, что тавтология может быть ошибкой или стилистическим приемом (Никитина, Васильева: 135).

Предельно лаконично (и предельно широко поэтому неопределенно как «избыточность выражения) определена тавтология в «Общей риторике» Т.Г. Хазагерова и Л.С. Шириной (ОРСРП:258).

Ю.А. Бельчиков определяет тавтологию как тождесловие и обращает внимание на то, что она может быть следствием речевой небрежности как явление избыточности речи и стилистическим приемом. Перечень этих приемов весьма обширен: тождесловие, «основанное на употреблении однокоренных слов, на повторении (лексической редупликации) уже выраженного смысла, на повторении звуков». К тавтологии же относятся такие характерные для фольклора выражения как жили-были, давным-давно и т.д. Отмечается, что тавтология выступает в составе различных сочетаний однокоренных слов или одного и того же слова. К тавтологии он относит также повторение уже выраженного смысла с помощью синонимических обозначений; аналитические способы выражения высокой степени качества путем повторения исходного прилагательного (большой – большой) или его основы осложненной приставкой пре – (большой – пребольшой) (Бельчиков: 553).

Сопоставление приведенных определений и примеров тавтологий говорит об отсутствии единой дефиниции тавтологии как стилистической фигуры. Для получения дефиниции тавтологии как стилистической фигуры, по-видимому, следует оставить в стороне все случаи словообразовательного, фразеологизированного и грамматикализованного повтора, как не имеющие отношения к фигуративному построению речи; синонимический повтор, покрываемый понятием плеоназма, и разные варианты лексического повтора, имеющие свои терминологические обозначения. Тогда на долю тавтологии как стилистической фигуры останется частичное смысловое дублирование через повтор однокоренных слов:

1. Il chante toujours la mкme chanson.

2. Et maintenant, quand je me souviens ce souvenir, j ׳ ai peur.

3. Il fait comme le chien du jardinier qui ne mange point de choux et n ׳ en laisse pas manger aux autre.

4. Il n ׳est voisin qui ne voisine.

Перечисленные случаи повтора однокоренных слов имеют следующие общие для них всех признаки:

1. Необычность с точки зрения среднестатистической речевой нормы и, одновременно, стилистическая и прагматическая мотивированность, что ставит их как фигуру речи в оппозицию к аналогичным по структуре стилистически и прагматически дефектным построениям;

2. Повторяющиеся однокоренные слова не находятся в отношениях синтаксической однородности и сочинительной связи;

3. Повторы такого рода не являются избыточными ни с денотативной, ни с коннотативной точек зрения.

Таким образом, тавтология как фигура речи представляет собой стилистически мотивированный повтор однокоренных слов, находящихся в пределах предложения в отношениях непосредственного или опосредованного подчинения или соподчинения, а также взаимного подчинения. Общая функция этой стилистической фигуры – акцентирование того понятия, которое заключено в корневой части повторяющихся слов. По-видимому, благодаря этой особенности тавтология довольно широко используется не только в художественной прозе и поэзии (включая песенное творчество), но и в публицистике.

O triste, triste йtait mon вme

А cause, а cause d׳une femme (P. Verlaine).

В поэтической речи тавтология применяется для усиления эмоционального воздействия. Широко употребляются некоторые тавтологические словосочетания в разговорной речи, например «passer de bouche en bouche», «а tort et а travers», «jeter feu et flamme».

Иногда ненужные повторы в речи, свидетельствующие о бедности языка говорящего, приводят к тавтологическим ошибкам. А.П. Сковородников определяет такую тавтологию как «вид речевых ошибок, состоящий в непреднамеренном и не оправданном стилистическим контекстом повторении в пределах одного или соседних предложений одних и тех же или однокоренных, близких по звучанию слов (Сковородников: 704): Le narrateur commence narrer sa narration.

Специалисты в области филологии отмечают, что тавтология «очень частая и устойчивая ошибка на всех этапах обучения языку», причины которой: «психологическая – тенденция к повторному использованию слова, языковая – бедность словаря, неумение пользоваться синонимами» (Азимов, Щукин: 350).

Термин «тавтология» в пейоративном значении иногда используется расширительно, как «неоправданная избыточность выражения» (Розенталь, Теленкова: 352): La plus meilleure dйcision (в форме meilleure уже заключено значение превосходной степени). В таком значении термин «тавтология» совпадает с одним из значений термина «плеоназм».

2.1 Тавтология как разновидность плеоназма

словосочетание тавтология плеоназм язык

Предметом лексической стилистики является речевая избыточность, возникающая при повторной передаче одной и той же мысли, например:

Nos sportifs sont arrivйs aux compйtitions internationalles pour participer aux
compйtitions
dans lesquelles participиrent non seulement nos sportifs, mais les
sportifs йtrangers.
– Наши спортсмены прибыли на международные соревнования для того, чтобы принять участие в соревнованиях, в которых будут участвовать не только наши, но и зарубежные спортсмены (выделенные слова лишние).

Иногда проявление речевой избыточности граничит с абсурдностью: Труп был мертв и не скрывал этого. Такие примеры многословия стилисты называют ляпалиссиадами. Происхождение этого термина небезынтересно: он образован от имени французского маршала маркиза Ля Палиса, погибшего в 1525 г. Солдаты сочинили о нем песню, в которой были слова: Наш командир еще за 25 минут до своей смерти был жив. Нелепость ляпалиссиады – в утверждении самоочевидной истины.

Ляпалиссиады придают речи неуместный комизм нередко в таких ситуациях, которые возникли в результате трагических обстоятельств.

Речевая избыточность может принимать форму плеоназма. Плеоназмом (от гр. pleonasmos – излишество, избыток, чрезмерность) называется употребление в речи близких по смыслу и потому излишних слов, избыточность выразительных средств используемых для передачи лексического или грамматического смысла высказывания (l’essence principale – главная суть, l’ordinaire de tous les jours – повседневная обыденность, pressentir d'
avance – предчувствовать заранее, le trйsor de valeur – ценные сокровища, l'
obscuritй sombre – темный мрак и т.п.).

Плеоназм проявляется в повторении или синонимичном дублировании лексем (лексический повтор) и грамматических форм (грамматический плеоназм), а также в более пространном выражении того, что может быть выражено короче (к последнему случаю применим термин «периссология» от греч. Perissologia – многословие, который иногда употребляется как синоним термина «плеоназм»). Плеоназм реализуется как в пределах предложения, так и в более широком контексте; в последнем случае плеоназм может проявляться в изосемии (смысловой близости) целых предложений, дублирующих некий общий смысл (ЛЭС: 180).

По своей природе плеоназм может быть:

а) обязательным – обусловленным системой или нормой языковой,

б) факультативным, стилистическим – обусловленным экспрессивными целями высказывания.

Обязательный плеоназм широко представлен в грамматике, например, в системе согласования (дублирования грамматических значений существительного в формах зависимых от него слов), в некоторых конструкциях глагольного управления (дублирование пространственных значений глагольных префиксов в предлогах) или двойного отрицания и т.д.

Стилистический (экспрессивный) свойствен разговорной, публицистической, художественной речи, особенно фольклору, где плеанистические эпитеты и сравнения могут кристаллизоваться в устойчивые поэтические формулы.

С понятием плеоназм тесно смыкается понятие тавтологии, которая иногда считается разновидностью плеоназма.

Часто плеоназмы появляются при соединении синонимов (embrassa et baisa – расцеловал и облобызал; long et dure – долгий и продолжительный; courageux et vaillant – мужественный и смелый; nйanmoins, cependant – тем не менее, однако; si, par exemple – так, например).

Еще А.С. Пушкин, считая краткость одним из достоинств произведения, упрекал П.А. Вяземского в письме к нему за то, что в его сказке «Черта местности» речь одного из героев «растянута», а фраза «Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм» (Пушкин: 124).

Плеоназмы обычно возникают вследствие стилистической небрежности автора. Например:

Les gardes forestiers gardent non seulement la taiga, mais ils ne permettent pas mкme que les plus riches dons de la nature sont perdus inutilement. – Местные работники леса не ограничиваются только охраной тайги, но и не допускают также, чтобы напрасно пропадали богатейшие дары природы.

При стилистической правке выделенные слова необходимо исключить.

Однако следует отличать такое проявление речевой избыточности от «мнимого плеоназма» (Голуб: 21) или экспрессивного плеоназма (Балли: 169), к которому автор обращается сознательно как к средству усиления выразительности речи. В этом случае плеоназм становится ярким стилистическим приемом: Не вернется вспять время, когда история нашей страны переписывалась в угоду лживой идеологии (из газеты).

Разновидностью плеоназма является тавтология (из гр. (auto – то же самое, logos – слово). Тавтология как явление лексической стилистики может возникать при повторении однокоренных слов (raconterunconte – рассказать сказку, questioner une question – спросить вопрос, renouver de nouveau – возобновить вновь), а также при соединении иноязычного и русского слова, дублирующего его значение (памятные сувениры, впервыедебютировал, необычный феномен, движущий лейтмотив).В последнем случае иногда говорят о скрытой тавтологии.

Повторение однокоренных слов, создающее тавтологию, – очень распространенная ошибка (Les piйtons! Passez la rue sur les passages de piйtons! – Гражданепешеходы! Переходите улицу только по пешеходным переходам!). Употребление однокоренных слов создает ненужное «топтание на месте» (Голуб: 23).

Однако повторение однокоренных слов не всегда следует рассматривать как стилистическую ошибку. Многие стилисты справедливо считают, что исключать из предложений однокоренные слова, заменяя их синонимами, не всегда необходимо: в одних случаях это невозможно, в других это может привести к обеднению, обесцвечиванию речи. Несколько однокоренных слов в близком контексте стилистически оправданы в том случае, если родственные слова являются единственными носителями соответствующих значений и их не удается заменить синонимами. Как избежать, скажем, употребления однокоренных слов, когда надо сказать: На кустах расцвели белые цветы; Книга отредактирована главным редактором!

В языке немало тавтологических сочетаний, употребление которых неизбежно, так как в них используется терминологическая лексика (словарь иностранных слов, le brigadier de la premiиre brigade – бригадир первой бригады и т.п.). Приходится мириться с таким, например, словоупотреблением: enquкter une enquкte; кtre malade de maladie de Basedow и т.п.

Тавтология, возникающая при сочетании русского слова и иноязычного, которые совпадают по значению, обычно свидетельствует о том, что говорящий не понимает точного смысла заимствованного слова. Так появляются сочетания юный вундеркинд, мизерные мелочи, внутренний интерьер, ведущий лидер, интервал перерыва и т.п. Тавтологические сочетания подобного типа иногда переходят в разряд допустимых и закрепляются в речи, что связано с изменением значений слов. Примером утраты тавтологичности может быть сочетание период времени. В прошлом лингвисты считали это выражение тавтологическим, так как греческое по происхождению слово период значит «время». Однако слово период постепенно приобрело значение «промежуток времени», и поэтому выражение период времени стало возможным. Закрепились в русской речи также сочетания монументальный памятник, реальная действительность, экспонаты выставки, букинистическая книга и некоторые другие, потому что в них определения перестали быть простым повторением основного признака, уже заключенного в определяемом слове. Не требует стилистической правки и тавтология, возникающая при употреблении аббревиатур в научном и официально-деловом стилях, например: systиme SI [т.е. «система Система Интернациональная» (о физических единицах)].

Тавтология, как и плеоназм, может быть стилистическим приемом, усиливающим действенность речи. В разговорной речи используются такие тавтологические сочетания как вносящие особую экспрессию. Тавтология лежит в основе многих фразеологизмов:

Coыte que coыte, de deux jours en deux jours, а qui mieux mieux, а la guerre comme а la guerre, etc.

Особенно важное стилистическое значение приобретают тавтологические повторы в художественной речи, преимущественно в поэтической:

O mon Dieu, vous m׳avez blessй d ׳ amour

Et la blessure est encore vibrante,

O mon Dieu, vous m׳avez blessй d ׳ amour.

Встречаютсятавтологическиесочетаниянесколькихтипов: сочетанияставтологическимэпитетом Tout est pour le mieux dans le meilleur des monde possible. Тавтологические сочетания в тексте выделяются на фоне остальных слов; это дает возможность, прибегая к тавтологии, обратить внимание на особо важные понятия: L׳illйgalitй йtait lйgalisйe. Важную смысловую функцию несет тавтология в заголовках газетных статей: «Крайности Крайнего севера» – «Les extrкmes du Nord extrкme», «Случаен ли несчастный случай?» – «Est-il accidental cet accident?».

Тавтологический повтор может придавать высказыванию особую значительность, афористичность: Tout est bien qui fini bien. Как источник речевой экспрессии тавтология особенно действенна, если однокоренные слова сопоставляются как синонимы (Qui se ressemble s’assemble), антонимы (apprendre – desapprendre).

Как и всякие повторы, тавтологические сочетания повышают эмоциональность публицистической речи: Седьмая симфония (Шостаковича) посвящена торжеству человеческого в человеке… – La septiиme symphonie de Shostakovitch est consacrйe au triomphe de l׳

humanitй en homme….

В экспрессивно окрашенной речи тавтологические повторы, как и повторение звуков, могут стать выразительным средством фоники.

Возможность каламбурного столкновения однокоренных слов позволяет использовать тавтологию как средство создания комизма, сатирической окраски: Permettez-moi vous ne permetter pas cela; Писатель пописывает, а читатель почитывает). Как средство комизма используют тавтологию и современные авторы юмористических рассказов, фельетонов, шуток; Коровка, прозванная божьей, безбожно истребляет картофельные посадки. – «ЛГ»).

2.2 Предложение тавтологического тождества

В системе языка следует дифференцировать предложения типичного и тавтологического тождества, отличающиеся как семантикой и прагматикой, так и лексико-морфологической природой базисных компонентов, например, Paris est la capitale de la France. Le frиre – c ׳est le frиre.

В предложениях первого типа члены отождествления лексически различаются, тогда как во вторых – составляющие лексически тождественны. Данное тождество является основным признаком предложений рассматриваемого типа. Лексическое различие компонентов в предложениях типичного тождества детерминирует различную их интерпретацию и возможность отнесения к предложениям классификации, идентификации, детерминации, а иногда к квалификативно-оценочным – в зависимости от семантики второго терма отождествление (Бондаренко: 13).

В.Г. Гак выдвигает в качестве главного признака предложений тождества равнообъемность термов отождествления (Гак: 124).Данный признак не может считаться основой образования предложений тавтологического тождества. В предложениях типичного тождества равнообъемность устанавливается между различными лексемами, а в предложениях тавтологического тождества она образуется между лексически тождественными компонентами. Лексическое тождество термов не означает их равнообъемности. Различие объема содержаний термов раскрывается на коммуникативном уровне. Если бы предложение утратило свою коммуникативную значимость, то второй терм был бы семантически тождествен первому, и им сообщалось бы то, что сообщается и первым термом, а предложение утратило бы свою коммуникативную значимость. Предложение тавтологического тождества как коммуникативная единица создается для сообщения не тождественного, а различного содержания обоих компонентов.

Обычно тавтология определяется как «повторение одних и тех же или близких по смыслу слов, напр. «яснее ясного»…» (БСЭ:483)

А.М. Пешковский назвал предложения данного типа идеальными предложениями тождества (Пешковский: 272). Он указал на некоторые семантические и прагматические аспекты этого типа предложений:

а) более узкое значение второго существительного, чем предполагаемое у собеседника;

б) функцию второго имени – обратить внимание слушателя не него и побудить воспринимать его именно так, как понимает говорящий (Пешковский: 271).

Конструкции тавтологического тождества встречаются реже по сравнению с предложениями типичного тождества. Первые характерны для диалогической речи и представляют собой обобщения, к которым приходит говорящий в результате познавательной деятельности. В виду этого они отличаются лаконичностью. Обобщающий характер данных высказываний обусловливает их сращение и функционирование в качестве фразеологических единств: Trop est trop; Се qui est dit est dit; Ce qui est йcrit, est йcrit (пословица). Предложения рассматриваемого типа распространены в устном народном творчестве:

Тавтологическое тождество реализуется в структуре всех трех единиц синтаксиса: словосочетания, простого и сложноподчиненного предложений:

Lе monstre des monstres (Mauriac);

Pour le peuple, la Patrie est toujours la Patrie (NМ);

Tout ce qu'elle йtait, elle l׳
йtait(Rolland).

Чaщe всего оно реализуется в структуре простого предложения. Одна из основных конструктивных особенностей данных предложений состоит в том, что они построены по типичной атрибутивной схеме детерминации или классификации: s + Vс + Ats
. Лексически тождественные члены тождества должны быть соединены связкой «быть» или другим глаголом в функции атрибутивного:

… mais un voleur est un voleur (NM);

La maison reste la maison (NM).

Оба компонента тождественны не только лексически, но и морфологически. На синтаксическом уровне морфологически тождественные компоненты занимают различные синтаксические позиции.

В функции термов отождествления выступает чаще всего имя существительное, т.е. акту отождествления подлежат в основном отдельные предметы и события. В функции термов отождествления могут выступать и другие части речи, но в таком случае необходимо их абстрактное опредмечиваие, реализуемое на уровне языка посредством транспозиции:

Lе savoir est toujours le savoir (Merle).

Субстантивные прилагательные или наречия в качестве термов отождествления чаще всего, представляют нормативную характеристику предмета или процесса:

Что хорошо, то хорошо.

Тавтологическое тождество качества может обозначаться структурой как простого, так и сложноподчиненного предложения, например, Се qui est beau, est beau, а тождество объектов в целом обозначается структурой только простого предложения.

Обобщенное значение предложения тавтологического тождества образуется за счет морфологических особенностей составляющих. Существительное оформляется обычно при помощи определенного артикля в единственном числе: Pour le peuple, 1a Patrie est toujours la Patrie (NM).

Если в обычных атрибутивных предложениях имя предикатива используется без артикля, то в предложениях данного типа форма предикатива тождественна форме подлежащего. Несмотря на это их семантика различна: первым компонентом передаются обобщенные свойства предмета, вторым обозначаются как константные признаки, так и новый, исходящий от говорящего и реализующий его интенцию. Данный признак может получать в контексте обозначение через отдельное имя, а чаще остается принадлежностью фоновых знаний говорящего. Для его вычленения необходимо знать новое содержание, которое вкладывается лицом в понятийное содержание предмета. Именно через второй терм тождества проявляется коммуникативная функция всего высказывания. На решающее значение имени предикатива в определении содержания предложения анализируемого типа обращает внимание А.К. Рахманкулова. В структуре синтаксического целого имя второго терма представляет рему.

Термы тавтологического тождества семантически и, следовательно, коммуникативно отличаются: первый имеет обобщенное значение, а второй реализует и индивидуализированное значение, обусловленное восприятием общего, поэтому в его семантике наличествует наряду с общим и частное, соответствующее интенции говорящего. Частное представляет существенную для субъекта качественную сторону предмета. Таким образом, хотя второй терм отождествления имеет предметную функцию, в позиции предикатива он приобретает квалификативное назначение. Предикативу вообще свойственно представлять качественно новую сторону объекта (Бондаренко: 16).

Интенция говорящего, реализуемая посредством второго терма, иногда подчеркивается восклицательной формой предложения:

Море – это море!

Коммуникативное воздействие на слушающего, а также взаимосвязь между участниками акта коммуникации, осуществляется через второй терм предложения. Коммуникативную перспективу речевого акта обеспечивает данный компонент, именно он обусловливает развертывание речевой цепи, в виду необходимости конкретизации намерения говорящего, материализуемого во втором члене отождествления.

Неопределенный артикль редко встречается перед термами отождествления:

Si un delinquent me volait, cela m'attristerait, mais un voleur est un voleur (NM).

Существительное un voleur, имея отрицательное значение, не может создавать предложение тавтологического тождества с определенным артиклем.

Анализ показал, что данные предложения строятся в основном при помощи имен положительной оценки, что согласуется с сентенциозным в какой-то степени их характером. Употребление определенного или неопределенного артикля также неслучайно: определенный артикль чаще используется перед существительными положительной оценки, а неопределенный – перед именами антропонимов, в основном отрицательной оценки, не исключая и обратное явление.

Имя отождествления может оформляться при помощи определенного артикля множественного числа:

Les affaires sont les affaires (пословица).

Аналогично артиклю единственного числа первой его формой актуализируется обобщенное значение имени, второй – как обобщенная сущность предмета, так и индивидуальное, новое качество, исходящее от субъекта речи.

В функции термов отождествления могут выступать наряду с нарицательными и собственные имена:

Claude Piйplu devient Claude Piйрlu (L'Humanitй);

Shakespeare restе Shakespeare.

Несмотря на тождественную синтаксическую структуру, примеры различаются семантикой второго терма. Семантику предложений определяет значение предиката-связки. В первом примере вторым термом сообщается, что данное приобретает ту качественную положительную характеристику, которую оно имело в прошлом. Высказывание имплицирует и отрицательную манифестацию лица, относящуюся к другим темпоральным его координатам. В целом предложениями с предикатом devenir сообщается о приобретенных лицом признаках, с предикатом rester – именуются константные свойства тождественного предмета. Во втором примере первым именем сообщаются типичные и обобщенные признаки, характеризующие драматурга и известные всем. Обобщенность признаков имени собственного аналогична обобщенности признаков имени нарицательного. Следовательно, несмотря индивидуализированное значение имени собственного оно имеет и обобщенное значение. Вторым термом имени собственного передается новое, дополнительное свойство, которое имеет в виду говорящий. Качество, предицируемое второму имени, характеризуется интенсифицирующей степенью.

Семантика глагола-связки играет большую роль в определении нового значения, приобретенного вторым именем тождества. В окружении лексически тождественных компонентов глагол-связка проявляет полностью его первичное семантическое значение. Следует подчеркнуть, что новое качество, приобретенное вторым термом отождествления, легче раскрывается в предложениях со связкой «быть», чем в предложениях с другими атрибутивными глаголами. Конструкции с формой «быть» характеризуются большей степенью обобщенности и потому чаще функционируют как сращенные выражения. Для определения нового качества второго терма существенны как контекстуальные связи, так и прагматические данные. В предложениях с другими связками значение второго терма может определяться через содержание самого высказывания. Такие предложения более индивидуализированы, они не достигли той степени абстрагирования, что конструкции со связкой «быть».

Глагол-связка обычно представлен настоящим временем, что согласуется с генерализирующим значением высказывания. Панхроническое время сопровождается иногда темпоральным локативом «всегда», согласующимся с настоящим временем глагола: Le savoir est toujours le savoir. Темпоральный атрибут подчеркивает истинностный характер общения.

Изменение глагола-связки имен отождествления влечет за собой изменение логико-семантического отношения между термами:

Abоme appelle abоme;

L'argent attire 1'argent (поcловицы).

Предложение данного типа построены по субъективно-объектной модели. Функция объекта действия второго терма детерминирует иное логико-семантическое отношение между лексически тождественными компонентами: с логической точки зрения он представляет следствие первого, в результате чего между компонентами существует причинно-следственное отношение, которое детерминировано семантикой глаголов. В предложениях с данным логическим отношением используются предикаты, отвечающие примерно следующему значению: повлечь за собой, т.е. показывать результат определенного действия: attirer, appeler. Глагол appeler в данном лексически тождественном окружении приобретает значение глагола attirer, хотя их актуализация осуществляется в структуре различных пословиц. Предложения аналогичного типа составляют особую подгруппу конструкций в системе предложений тавтологического тождества.

К предложениям анализируемого семантического типа близки конструкции, построенные по модели экзистенциальных предложений: Dans chaque abandon, il у a l'abandon (L'Humanitй).

Лексически тождественными являются имена области экзистенции и объекта экзистенции. Данное тождество обусловливает причинно-следственное отношение между термами. Семантика тождественного имени в данном случае различна: имя в первой позиции представляет частное, что подчеркивается семантикой детерминатива, во второй – общее, что также акцентируется природой детерминатива. Порядок имен общего и отдельного иной, чем в типичных конструкциях рассматриваемых предложений.

Предло

жения тавтологического тождества встречаются в начале, а чаще в конце определенного абзаца или другого микроконтекста:

А chаque fois que nous, lieux, кtres, nous nous quнttons, se rйpиte un c'est – comme si. C'est comme si nous quittions nos enfants ou, enfants, йtions quittйs ou que nos enfants nous quittent. Dans chaque abandon, i1 у a 1'abandon (L'Humanitй).

Предтекст является экспликативом последнего предложения, посредством которого обобщается информация микротекста. Экспликация компонента abandon производится при помощи синонимического коррелята quitter.

Наблюдается существенное различие семантики тавтологического тождества на уровнях словосочетания и простого предложения. В сочетаниях типа Le monstre des monstres (Maupassant). первый терм имеет индивидуализированное значение, поскольку оно контекстуально определено как отрицательное лицо, включаемое в класс объектов, представленных формой множественного, которая репрезентирует дискретное множество, что также имеет значение для локализации оцениваемого лица среди реальных, а не обобщенных, абстрактных предметов. По сравнению с первым именем предложения, имеющего обобщенное значение, в рамках словосочетания данное имя обладает индивидуализированным значением. Рематическую функцию выполняет в таком случае имя не второго, а первого терма. Сочетанием в целом сообщается о превосходной степени качества контекстуально обусловленного имени. Интенсифицирующее значение качества приобретает второй терм не только в сочетаниях с именами квалификативного порядка, но и в предложениях с нарицательными именами нейтральной лексики.

Таким образом, предложения анализируемого типа представляют тавтологию не только в лексическом, но не в семантическом и коммуникативном аспектах. Они не избыточны, а отражают одну из форм познания или явления окружающего мира.

3. Структурно-семантическая классификация существительных на материале тавтологических сочетаний русского и французского языков

В данной главе мы попытаемся выявить возможности классификации существительных по формализованным типам элементарного контекста, одним из которых являются тавтологические сочетания.

Под тавтологическими сочетаниями понимаются соединения соединительной и подчинительной связью, имеющие один и тот же корень во всех знаменательных компонентах и являющиеся различными формами одного и того же слова, например, от корки до корки, во веки веков; flanc a`flanc, cфte a`cфte.

Наиболее характерным свойством тавтологических сочетаний является их способность образовываться по определенным моделям. Модели можно рассматривать как устойчивые или переменно-устойчивые образования, имеющие, как правило, единую структурно-семантическую характеристику (Солганик, 1976:117). Тавтологические сочетания создаются по моделям, состоящих из двух переменных лексических компонентов. Необходимым структурным членом большинства моделей является предлог, выполняющий функцию постоянного компонента (Гольцова, 1976:75).

Анализ тавтологических сочетаний, наиболее часто встречающихся в языке, позволил выделить 11 моделей в русском языке и 5 моделей во французском языках.

Модели русского языка:

1. S1
+P+S4
ухо на ухо, слово в слово, нога за ногу

2. S1
+P+S2
кровь от крови, час от часу

3. S1
+S5
туча тучей, чин чином

4. S1
+P+S5
рука с рукой, нос с носом

5. S5
(S1
)+P+S3
лицом к лицу, плечом (плечо) к плечу

6. P+S2
+P+S4
с рук на руки, из уст в уста

7. P+S6
+S2
в конце концов

8. S1
+P+S3
капля по капле, ухо к уху

9. P+S4
+S2
во веки веков, навеки веков

10. P+S2
+P+S2
от корки до корки

11. P+S2
+P+S3
от слова к слову, от случая к случаю

Модели французского языка:

1. S+Conj+S fagot et fagot

2. S+P+S cфte ả cфte, flanc ả flanc

3. P+S+P+S de main en main, d`annйe en annйe

4. S+P+Conj+S+P bras dessus bras dessous

(S+P, S+P)

5. Art+S+P+S un corps а un corps

Все перечисленные тавтологические сочетания обладают семантической целостностью (Бушуй, 1968:132), которая создается за счет переосмысления значения тавтологических сочетаний по сравнению с суммой значений компонентов, его составляющих, в результате утраты компонентами своей самостоятельности. Компоненты данных тавтологических сочетаний теряют предметную семантику и становятся наречными (Галенко, 1955:48). В тавтологизмах русского языка предметная семантика поддерживается категорией падежа.

Тавтологические модели и отдельные тавтологические сочетания обладают семантическими признаками, характеризующими их как единицы, в которых заложены наиболее абстрактные свойства. Это вытекает из того, что одновременно тавтологические сочетания образуют тавтологические оппозиции, в которых реализуется абстрактный семантический признак. Разные существительные, входящие в тавтологические сочетания, образуют разные абстрактные признаки.

В тавтологических сочетаниях русского языка выделены следующие признаки:

1) последовательности – со дня на день, от корки до корки и т.д.

2) совместимости – с глазу на глаз, душа в душу, и т.д.

3) параллельности – двор о двор, стремя в стремя и т.д.

4) направленности – рука с рукой, рука в руку и т.д.

5) точности – голос в голос, точка в точку и т.д.

6) обоюдности – зуб за зуб, кровь за кровь и т.д.

7) оценочности – шутка шуткой, чин чином, свинья свиньёй и т.д.

В тавтологических сочетаниях французского языка выделены следующие семантические признаки:

1) последовательности – de jour en jour, pas a`pas

2) совместимости (параллельности) – tкte ả tкte, cфte ả cфte, flanc ả flanc

3) направленности – nez а nez

4) точности – mot а mot

5) обоюдности – њil pour њil, dent pour dent

В результате исследования эквивалентности / неэквивалентности различных тавтологизмов были выделены нами следующие группы бинарных тавтологических сочетаний:

1. Моноэквиваленты (Кунин, 1972:90), т.е. тавтологизмы, тождественные в русском и французском языках:

носом к носу – nez а nez

с места на место – de place en place

капля по капле – goutte а goutte

На уровне отдельных наречных сочетаний полная эквивалентность чаще всего встречается у тавтологических сочетаний, компоненты которых обозначают время:

de jour en jour – изо дня в день

de l`annйe en annйe – из года в год

Эквивалентность характерна также для тавтологических сочетаний, компонентами которых являются соматизмы:

Coude а coude – плечом к плечу

nez а nez – нос к носу

cфte ả cфte – бок о бок

de bouche en bouche – из уст в уста

2. Русские тавтологические сочетания, имеющие семантические соответствия во французском языке, но не совпадающие по структуре – это частичные эквиваленты. Их можно рассматривать как семантические эквиваленты. Тавтологизм дверь в дверь
имеет значение «в непосредственной близости, непосредственно друг против друга». Во французском языке этому тавтологизму соответствует l`un contre l`autre; чин чином
– comme cela se doit.

B данном случае можно говорить о сходстве (часто тождественности) значений, сочетаемости, стилистической окраски и т.д., но структурные различия не позволяют считать подобные тавтологизмы полными эквивалентами.

3. Русские тавтологические сочетания, не имеющие соответствий во французском языке: тучa тучей, шутка шуткой, точка в точку и т.д.

4. Французские тавтологические сочетания, имеющие соответствия в русском языке, но не совпадающие по структуре:

Deux joueurs sont manche а manche – Партнеры квиты

Такие тавтологические сочетания являются частичными эквивалентами и для них характерны те же процессы, которые присущи второй группе рассматриваемых тавтологизмов.

Наиболее многочисленной из всех вышеперечисленных групп тавтологических сочетаний является группа тавтологизмов, обладающих семантическим признаком последовательности. Характерной особенностью этого признака является то, что он предполагает следование одного отрезка за другим. Существительные, входящие в состав данных сочетаний, не содержат в себе признак обоюдности. Такие тавтологические сочетания употребляются в разных контекстах в произведениях русской и зарубежной литературы. Широкое употребление тавтологических сочетаний подтверждает наличие этого признака в большой группе сочетаний.

Частным видом признака последовательности можно считать признаки темпоральности, например,

в конце концов, с секунды на секунду;

а la fin des fins, de temps en temps;

постепенности:

от слова к слову, нога за ногу;

mot а mot, goutte а goutte;

линейности:

шаг за шагом, пункт за пунктом;

pas а pas, point pour point.

В тавтологических сочетаниях французского языка семантический признак заложен до некоторой степени в самом значении словарной единицы; например, тавтологизмы, в состав которых входят существительные с компонентами main, face, pied и т.д. обладают признаком параллельности. Тавтологические сочетания, имеющие признак параллельности, чаще всего состоят из соматических компонентов и обозначают физические и психические процессы, связанные с человеком:

Плечо к плечу – coude а coude;

Носом к носу – nez а nez;

Лицом к лицу – face а face.

Соматические тавтологизмы являются эквивалентными в русском и французском языках.

Перечисленные выше тавтологические сочетания уже существуют в языке. Но способность тавтологических сочетаний образовываться по моделям делает возможным создание в речи новых сочетаний, ранее не зафиксированных в языке:

с суток на сутки, ухо с ухом, звук в звук;

oreille а l`oreille, son au son.

Созданные по аналогии с существующими, тавтологические сочетания могут обладать семантическими признаками, указанными выше. Новые тавтологические сочетания также могут не реализовать никаких семантических признаков, тогда их возникновение в языке невозможно.

Наличие определенных семантических признаков, характеризующих тавтологические сочетания, было проверено с помощью элементарного психолингвистического эксперимента, предполагавшего подстановку в реально существующие в языке тавтологические модели других, близких по семантике существительных.

Наличие семантических признаков проверяется также при помощи лексических диагностических вставок, которые можно подобрать к каждому признаку, как для русских, так и для французских тавтологизмов. Подобные парафразы свидетельствуют о том, что именно эти признаки характеризуют группы тавтологических сочетаний.

Для тавтологических сочетаний русского языка можно выделить следующие трансформации:

для признака последовательности – «один за другим, постепенно»:

Это была медленная пытка, отравляющая жизнь капля за каплей (постепенно) (Мамин-Сибиряк, Д.Н. Любовь.);

для признака совместности (параллельности) – «рядом»:

Разложив на газете разрумяненные пирожки и разлив вино, они уселись плечом к плечу (рядом)… (Федин К.А. необыкновенное лето);

для признака прецизионности(точности) – «точь-в-точь»:

Две тысячи лет тому назад эти предметы были точка в точку (точь-в-точь) в таком же виде, как и теперь (Куприн А.И. Болото);

для признака обоюдности – «без придачи», «месть»:

Там за добро – добро. И кровь за кровь (месть)

(Лермонтов М.Ю. Измаил-Бей);

для признака оценочности – «как положено»:

Честь по чести (как положено) распрощался, на часы взглянул: идут! (Твардовский А.Т. Василий Теркин).

Для тавтологических сочетаний французского языка выделены следующие лексические парафразы:

для признака последовательности (суксессивности) – «graduellement»:

L`eau qui tombe goutte а goutte finit par entamer le granit (Лобанова, 1961:62);

для признака совместности (параллельности) – «cфte ả cфte»:

Pendant ces quarante annйe oщ nous avons souffert flanc а flanc, tu a trouvй la force d`йviter toute parole… (Mauriac, 1975:100);

для признака направленности – «ensemble»:

Un corps а un corps (Лобанова, 1961:46);

для признака прецизионности – «exactement»:

Mot а mot (Лобанова, 1961:124);

Для признака обоюдности – «vengeance»:

Жil pour жil, dent pour dent (РФС, 1999:405);

для признака оценочности – «comme il faut»:

Pas de nouvelles, bonnes nouvelles (Лобанова, 1961:128).

Проведенный анализ позволяет нам сделать вывод о возможности построения системы признаков, согласно которой в языке возникает семантическае таксономия существительных.

3.1 Речевая избыточность и экономия

Умение найти точные слова для наименования тех или иных понятий помогает добиться краткости в выражении мысли, и, напротив, стилистическая беспомощность автора нередко приводит к речевой избыточности – многословию. На многословие как на большое зло неоднократно обращали внимание ученые – лингвисты, писатели: «…Крайне трудно найти точные слова и поставить их так, чтобы немногим было сказано много, «чтобы словам было тесно, мыслям – просторно»» (Горький, с. 409).

Многословие проявляется в различных формах. Нередко можно наблюдать навязчивое объяснение всем известных истин.

Исследуемый материал позволил нам выделить 4 основных типа относительной избыточности и экономии языковых средств в структуре французского высказывания и его перевода:

I. Повтор слова или сочетания слов как переспрос или уточнение.

П. Дополнительное выражение подлежащего.

III. Дополнительное выражение сказуемого.

IV.Дополнительное выражение прямого дополнения.

I. Известным средством усиления воздействия на слушателя является повторение какого-либо компонента высказывания: либо того же самого слова, либо группы слов, так как «…повторы и синонимия имеют определенное значение, тогда как с точки зрения общеязыкового общения они выступают как чистая избыточность» (Лотман: 135).

Во французской разговорной речи распространены повторы не только оценочных, вопросительно-отрицательных частиц и междометий, но возможен повтор механический, без изменений, повтор, выражающий высокую степень эмоционального отношения; повторяется любой компонент или целый сегмент фразы. Это чистая, абсолютная избыточность, повторение без изменения функции слова.

– C'est assez. Tu реuх кtre tranquille. C'est fini, fini, pour toute lа vie fini. (R. Rolland, p. 8)

– Довольно! Ты можешь быть спокойной, с ним кончено, кончено навсегда!

Часто встречается повтор-переспрос или уточнение, который включает целую группу компонентов субъектно-объектной группы и играет выделительную роль в высказывании.

– Tu as de l'argent du moins? Bien sыr. – Bien sыr? Bien sыr? on dit зa… (J. Laffitte, p. 15)

– А деньги у тебя есть? Конечно. – Конечно? Все вы так говорите…

Особую коммуникативную значимость и эмоциональность придает высказыванию повтор части фразы в цепочке высказываний одновременно с повторным указанием субъекта этой части фразы.

– Est-ce que M. Panisse navigue? – Разве г-н Панис плавает?

Non, pas si bкte. II fait des voiles, Нет. Он не такой дурак,

lui. II fait des voiles pour que le Панис. Он шьет паруса,

vent emporte les enfants des чтобы ветер уносил не

autres. (M. Pagnol, p. 48) его детей.

Механический повтор части фразы, не содержащей основных компонентов, ведет к еще большему эмоциональному звучанию высказывания, хотя и не изменяет его семантического выражения.

Явление синонимического повтора компонентов распространено как во французском высказывании, так и в русском; французская фраза стремится больше к повтору неизменного состава повторяемого, тогда как для русского языка более характерна тенденция к привлечению синонимических рядов. При сопоставлении высказываний с повторяющимися компонентами можно говорить об относительной избыточности средств выражения во французской фразе, где повтор представлен чаще, чем в идентичной русской.

II. Избыточность компонентов французского высказывания представляет перед нами прежде всего в виде некоторых «узаконенных» грамматикой конструкций, традиционно присущих французскому языку. Здесь, прежде всего, надо отметить субъект двусоставного предложения.

Он может быть выражен дважды в силу обязательного присутствия перед предикатом личного местоимения, которое не может быть акцентировано. Желая логически выделить субъект действия, говорящий вторично называет его, отделив от первого другими компонентами высказывания; повтор осуществляется в виде местоименных форм.

Это структурно обусловленный повтор основного компонента – агента действия.

Употребление самостоятельного субстантивного местоимения зa (cela) как дополнительное выражение подлежащего непосредственно после подлежащего, выраженною существительным в виде репризы, – также характерное явление для французской разговорной речи. Кроме того, возможно такоеупотребление неопределенного субстантивированного местоимения за, при котором лишь общая речевая ситуация и остальные компоненты фразы позволяют понять, какое именно существительное заменено этим местоимением.

– Et за vous repond, qu'on la laisse, зa voudrait qu'on ne dise rien. (J. Anouilh, p. 19)

– А потом еще просит оставить ее в покое, хочет, чтобы я молчала!

Обычным во французской разговорной речи является выражение субъекта действия комбинацией личного и неопределенно-личного местоимений nous, on; иногда эта плеонастическая структура включает третий указатель на субъект действия – существительное.

– Nous, on est habituй, on trouve зa naturel, on est presque tous les soirs en rйunion. (J. Laffitte, p. 65)

– Мы все понимаем и находим естественным, что почти каждый вечер у нас собрания.

Кроме повтора местоимений французское высказывание прибегает к помощи существительного как дополнительного выражения субъекта действия; существительное выносится в сегмент (обособляется) и на него падает логическое ударение.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что местоименные формы французского языка, являясь плеонастическим элементом фразы, избыточным для понимания содержания высказывания, тем не менее, играют важную роль во фразе, выступают как оформители синтаксической группы глагола или существительного, как их актуализаторы, подчеркивая некоторые их категории, которые выражены недостаточно четко: род, число, лицо.

III. Рассмотрим избыточность и экономию в выражении предиката во французском высказывании, сопоставляя eго с предикатом идентичного русского сообщения.

Простейшим проявлением структурной избыточности в коммуникативном плане является повтор предиката. Поскольку высказывание представляет собой цепочку фраз, связанных ситуацией, вторичное употребление предиката имеет целью выделить действие, которое уже было названо; второй глагол не несет нового семантического значения.

– Je vais prendre avec ton риrе des dispositions pour t'enfermer, pour t'empкcher de voir cette… (J. Cocteau, p. 48).

– Мы с отцом примем меры, чтобы тебя изолировать, запереть, помешать тебе видеться с этой…

Языковая избыточность в выражении предиката чаще проявляется в русских высказываниях, идентичных французским, норме и данном случае предстают как более экономные.

Кроме того, очевидно стремление русской фразы не только количественно расширить выражение предиката, но и качественно, включив синонимичный ряд сказуемых. Это оправдано, «…ибо в силу языковой избыточности всегда имеется возможность определенного выбора между теми или иными формами грамматического выражения для адекватного семантического содержания» (Лотман: 194).

Интересным представляется явление во французском высказывании, представляющее собой цепочку конструкций (однородных членов, групп сказуемое–дополнение). Действие названо один–два раза, а затем мысленно присутствует, хотя и отделено от первых конструкций противопоставлением или паузой. В идентичном русском высказывании действие обычно называется еще раз в конце фразы. Таким образом, французское высказывание выступает как относительно экономная конструкция, а русское – как избыточная.

В русском высказывании повтор глаголов в репликах часто служит формальным средством выражения общей реакции на акцию-реплику, ответом на общий вопрос, заменой краткой формулы ответа «да» или «нет».

– Alors, зa ne va pas; n'est ce pas? – Non. (S.P. 20) – Est-ce que зa vaut le travail que tu у as mis. – Mais oui. (F. Sagan, p. 178)

– Ну, как? Не клеятся дела? – He клеятся. – А что, это стоит того труда, что ты потратил? – Конечно стоит.

Французское высказывание может не содержать предиката, представленного в русском сообщении идентичного содержания, лишь потому, что действие подразумевается из ситуации; предикат предполагается в высказывании, мы можем его восстановить, исходя из других компонентов фразы, которые являются дополнением или характеристикой действия.

– C'est tout la premiиre fois. (J. Anouilh, p. 14) – А demain, а la mкme heure, Monsieur le Prйsident. (F. Sagan p. 44)

– Вот и все, что произошло в первый раз. – До завтра, я приду к обычному часу.

Несовпадения структур французских и русских высказываний мы наблюдаем также во фразах, сказуемое которых обозначает движение. Выражение характеристики действий или дополнения к нему позволяет в русской фразе опускать компонент, обозначающий само действие.

– Mais partez devant; je vous rejoindrai. (E. Вourdet, p. 30) – Alors, qu'est-ce que vous veniez faire ici? (R. Сlair p, p. 236)

– Идите. Я сейчас. – Тогда что вы тут делали?

Русское высказывание понятно без предиката, а во французском, таким образом, он избыточен. Здесь мы встречаемся с так называемым нулевым предикатом в русском сообщении, где подразумеваемый предикат имеет характеристику действия, выраженную наречием «сейчас», которое уточняет время неназванного действия (будущее) или же действие выражается через один из двух глаголов.

– Et зa ne vous fait rien quand vous voyez passer les autres? (M. Pagnol, p. 15) – Bonne journee? – Тгиs. – Et toi? (S.P. 28) – En plein bois. II a fallu faire une route. Rien autour. Une fortune а gagner. (J. Laffitte, p. 39)

– И вас не трогает, когда высмотрите на других? – Удачный был день? – Очень. А у тебя? – И находится это в гуще леса, пришлось проложить дорогу, но кругом ничего нет. Там можно здорово разбогатеть.

Русская эквивалентная фраза содержит предикат, «привязывающий» действие к определенному временному отрезку: «был», «находится», «можно».

V. Во французском высказывании действие почти всегда имеет уточняющие или характеризующие его дополнения и обстоятельства. Это происходит потому, что предикат французской фразы стремится быть грамматически оформленным, структурно завершиться объектной группой. В русском высказывании эти компоненты не присутствуют, они ситуативно подразумеваются; французское высказывание, таким образом, содержит избыточные элементы дополнений.

VI.

– Tu sais, nous ne l'avons pas su exactement. C'est une domestique qui a racontй la scиne. (J. Anouilh, p. 318)

– Представь, мы сами точно не знаем. Нам рассказывала служанка.

Компонент дополнения, выраженный местоимениями-дополнениями, как правило, не переводится в русском идентичном высказывании; то же самое можно сказать о неопределенно-указательном местоимении «за» в роли прямого дополнения. Предикат же французской фразы требует заполнения «вакантного» места прямого дополнения, и почти в каждой предикатной группе присутствует повторяющийся (т.е. избыточный) компонент прямого дополнения.

– J'si la зa quelque part Я читал в газетах.

dans les journaux. (J. Laffitte p. 26)

Выделенные нами четыре синтаксических типа относительной избыточности и экономии языковых средств во французском высказывании основаны на повторяемости компонентов фразы, но в разном грамматическом оформлении (кроме 1-го типа – повтора без изменения функции). Мы смогли обнаружить определенные тенденции в характере несовпадений французского высказывания и его перевода на русский язык.

Рассматривая случаи избыточного употребления компонентов структуры фразы, мы увидели, что максимальное количество (2/3 общего числа) «лишних» слов и словосочетаний падает на компоненты, сопровождающие и уточняющие главное, содержащееся в ядре фразы – субъектно-предикативной группе.

Следует отметить широко распространенное повторное употребление сказуемого французского высказывания без изменения, т.е. того же самого «набора понятий». Такой характер избыточности связан с большой эффективностью французской разговорной речи. Высказывание на французском языке выступает более экономным, чем идентичное русское, лишь при употреблении назывных конструкций, где предикат легко восстанавливается из ситуации.

В области прямого и косвенного дополнения французское высказывание демонстрирует явную тенденцию лишний раз уточнить направленность, действия, его связь с предыдущими событиями и последующими, с ситуацией. Тяготение предиката французского высказывания к возможно полной оформленности и является причиной большой избыточности компонентов в конструкциях французской разговорной речи, поскольку базируется на отсутствии флексий в языковой системе. Русское идентичное высказывание выступает в данном случае экономным именно в силу своей развитой системы флексий. В целом действие во французском сообщении почти всегда сопровождается избыточной характеристикой. Однако наличие во французском высказывании неопределенных и неоределенно-личных местоимений и наречий приводит к появлению экономной французской фразы, где характеристика действия вытекает из ситуации; русская же идентичная фраза обязательно будет включать в себя уточняющий действие компонент, который и будет здесь избыточным.

Французская разговорная речь, непринужденная и эмоциональная, часто содержит компоненты, конструктивно необходимые в ней для связи с адресатом, с предыдущими репликами, но не несущие нового смысла, не связанные непосредственно с сообщением. Эти вставки избыточны во французском высказывании, их нет в идентичной русской фразе. Такие «междометные» компоненты, как non, quoi, tiens, занимают первое место среди избыточных компонентов во французском высказывании; многие из них (например, последняя) являются десемантизированными глагольными формами.

Что касается повторов частей фразы без изменения функции, то мы встречаем в этой группе повторение не только основных и второстепенных компонентов, но и целых групп компонентов и частей фразы. Повторы усиливают эмоциональное содержание высказывания, но конструктивно являются избыточными элементами фразы, подчеркивают ее асимметрию при сравнении с идентичной русской.

3.2 Тавтологизмы в художественном тексте

Основным критерием выделения тавтологичных слов служит частота их употребления и смысловая нагруженность.

В этой главе исследуются произведения, близкие по тематике, кругу проблем и философской направленности, написанные в 30-е – 40-е годы XX века. Это романы: «Военный летчик» А. Сент-Экзюпери, «Тошнота» и «Дороги свободы» П. Сартра, «Чума» А. Камю и его философское эссе «Миф о Сизифе» – Анализируются только философские отступления.

П. Сартр часто прибегает к тавтологическому повтору. Иногда это так называемый простой повтор основного ключевого слова. Например, в отрывке, представляющем собой часть абзаца:

Le mot d'Absurditй naоt а prйsent sous ma plume; tout а l'heure, au jardin, je ne l'ai pas trouvй, mais je ne le cherchais pas non plus, je n'en avais pas besoin: je pensais sans mots, sur les с h о s e s, avec les c h о s e s. (1)

L'absurditй, ce n'йtait pas une idйe dans ma tкte, ni un souffle de voix, mais ce long serpent mort а mes pieds, ce serpent de bois. (2)

Serpent ou griffe ou racine ou serre de vautour, peu importe. (3)

Et sans rien formuler nettement, je comprenais que j'avais trouve la clef de l'Existence, la clef de mes Nausйes, de ma propre vie. (4)

De fait, tout ce que j'ai pu saisir ensuite se ramиne а cette absurditй fondamentale. (5)

Absurditй. encore un mot; je me debats contre les mots; lа-bas, je touchais la chose. (6)

Mais je voudrais fixer ici le caractиre absolu de cette absurditй. (7)

(La Nausйe, p. 182–183.)

Слово absurditй встречается пять раз в семи соседних предложениях. В трех из них оно создает анафору (1, 2, 6), в двух – стык (5, 6), разделенный лишь эпитетом, который, в свою очередь, создает повтор с нарастанием: absurditй fondamantale/Absurditй… Это же слово открывает первое предложение периода Le mot d'Absurditй… и заканчивает последнее предложение, – кольцо повторов. Кроме повтора основного слова absurditй, в отрывке дважды встречается антитеза слов mot–chose (I, 6), вынесенных в конец ритмических групп и образующих определенную симметрию троекратного повтора (синтаксический и лексический параллелизм): sans mots, sur les choses, avec les choses (1);

Кроме того, наблюдается почти полное равенство ритмических групп во втором случае:…encore un contre les mots,… je touchais la chose (6).

В срединном и основном по смыслу предложении отрывка слово absurditй перерастает в ключевые слова-символы:

la clef de l'Existence, la clef de mes Nausйes, de ma propre vie. Синтаксически они выделены параллелизмом, подчеркнутым тройным ритмическим повтором групп.

И в предложениях (2 и 3) слово absurditй выделено повтором заменяющей его метафоры serpent в тавтологичных сочетаниях: ce long serpent, ce serpent de bois.

Иногда повторяется целое предложение, ставшее тавтологичным. Например, трагедия проигранной войны и сознание своей вины и ответственности, которые преследуют Матье даже во сне, переданы повтором фразы: La guerre etait perdue. С неотступностью навязчивой и она возникает шесть раз в пяти предложениях:

Mathieu dormait et la guerre йtait perdue. Jusqu' au fond de son sommeil, elle йtait perdue. La voix le rйveilla en sursaut: il gisait sur le dos, les yeux clos, les bras collйs au corps et il avait perdu la guerre. II ne se rappelait plus trиs bien ou il йtait, mais il savait, qu'il avait perdu la guerre. (…) Nous avons perdu la guerre, on nous 1'avait confiйe et nous l'avons perdue. (La mort dans l’ame, I partie, p. 48–49).

По форме это – тавтологичный повтор, воспроизводящий парадигму глагола perdre в пассивной и активной форме: la guerre йtait perdue… elle йtait perdue, il avait perdue la guerre, nous avons perdue la guerre, но у Сартра он обретает выразительность, редкую по силе, эмоциональной и смысловой загруженности. П. Сартр часто выделяет ключевое слово повтором однокорневых слов. Таким образом, повтор однокорневых слов, даже нейтральных стилистически, достигает большой выразительности.

Las et vieux, ils continuaient d'exister, de mauvaise grвce, simplement parce qu'ils etaient trop faibles pour mourir, parce que 1a mort ne pouvait leur venir que de l'extйrieur: il n'y a que les airs de musique pour porter fiиrement leur propre mоrt en soi comme une nйcessite interne; seulement ils n'existent pas. (1).

Tout existant naоt sans raison, se prolonge par faiblesse et meurt par rencontre. (2).

Je me laissai aller en arriиre et je fermai les paupiиres. (3).

Mais les images, aussitфt alertйes, bondirent et vinrent remplir d'existences mes yeux clos: l׳existence est un plein que l׳homme ne peut quitter. (4). (La Nausйe, p. 188)

В приведенном отрывке одно из основных понятий философии экзистенциализма l'existence выделено повтором однокорневых слов: exister, n'existent pas, tout existant, d'existences, l'existence, стоит ритмически в очень сильной позиции – в начале ритмической группы, вынесенной в конец периода, и подчеркнуто антитезой mourir, также усиленной повтором однокорневых слов: meurt (2), la mort, leur propre mort – в пределах одного предложения (1), причем leur propre mort представляет собoй повтор с нарастанием.

Лексическое выделение однокорневых слов сочетается с ритмико-синтаксическим. Так, все они оказываются ритмически в сильной позиции – в конце (1, 2, 3, 4) или в начале ритмических групп (4).

В следующем отрывке из трилогии «Дороги свободы» слово tristesse, передающее душевное состояние одного из героев книги (Бориса) после поражения Франции, усилено в последнем предложении абзаца повтором трех слов одного корня: tristesse, triste, tristement. Каждое из них стоит в самой сильной ритмической позиции – в конце ритмической группы, под ударением; последнее слово абзаца выделено оксюмороном и образует отдельную синтагму. Оксюморон представляет собой один из наиболее сильных лексических способов выделения слов, при котором оказываются выделены по контрасту оба слова, образующие фигуру: se rejouit tristement

Bien entendu, il condamnait sйvиrement la tristesse, mais, quand on йtait tombй dedans, c'йtait le diable pour en sortir. (…) Dans la tristesse, ce sont les raisons de se rйjоuir qui deviennent tristes et l׳on se rйjоuit tristement. (La mort dans l'вmе, I partie, p. 69).

В прозе А. Камю значительно чаще встречаются повторы слов, выделенных синтаксически и ритмически, чем повторы однокорневых слов. Так, например, весь отрывок из «Мифа о Сизифе» (эссе об абсурде) построен на антитезе двух слов absurde–bonheur.

On ne decouvre pas 1'absurde sans кtre tentй d'йcrire quelque manuel du bonheur. (1). (.,). Le bonheur et 1'absurde sont deux fils de la mкme terre. (4). Ils sont insйparables. (5). L'erreur serait de dire que le bonheur nait forcйment de la decouverte absurde. (6). II arrive aussi bien que le sentiment de 1'absurde naisse du bonheur. (7).

Во всех предложениях отрывка способы выделения тавтологичных слов идентичны: каждое из них стоит в ритмически cильной позиции – в конце ритмических групп (1) или в начале (4). В предложениях 6 и 7 антитеза тавтологичных слов и лексический повтор naоt, naisse сочетаются с синтаксическим параллелизмом.

В романе «Чума» эта тенденция усиливается: число повторов растет. Вот, например, как выделяется слово в пределах одного абзаца:

Les flйaux, en effet, sont une chose commune, mais on croit difficilement aux flйaux lorsqu'ils vous tombent sur la tкte. (3).

I1 у a dans de autant de le monpestes que de guerres. (4).

Et pourtant pestes et guerres trouvent les gens toujours aussi dйpourvus. (5).

Quand une guerre йclate, les gens disent: «Зa ne durera pas, c'esl trop bкte». (8).

Et sans doute une guerre est certainement trop bкte, mais cela n'empкche pas de durer. (9).

La bкtise insiste toujours, on s'en aperceverait si l׳on ne pensait pas toujours а soi. (10).

Nos concitoyens а cet йgard йtaient comme tout le monde, ils pensaient а eux – mкmes, autrement, dit ils йtaient humanistes: ils ne croyaient pas aux flйaux. (11).

Le flйau n'est pas а la mesure de l'homme, on se dit done que le flйau est irrйe1, с' еst un mauvais rкve qui va passer. (12).

Mais il ne passe pas toujours et, de mauvais rкve en mauvais rкve, ce sont les hommes qui passent, et les humanistes, en premier lieu, parce qu'ils n'ont pas pris leurs prйcautions. (13).

Nos concitoyens n'йtaient pas plus coupables que d'autres, ils oubliaient d'кtre modestes, voilа tout, et ils pensaient que tout йtait encore possible pour eux, ce qui supposait que les flйaux йtaient impossibles. (14).

Ils se croyaient libres et personne ne sera jamais libre tant qu'il у aura des flйaux. (17).

В приведенном отрывке ключевое слово les flйaux (с вариантом le flйau) употреблено семь раз и выделено ритмически.

Повтор слова le flйau заменен и усилен двойным повтором конкретизирующих его значение синонимов pestes et de guerres на границе соседних предложений (4, 5): …autant de pestes que de guerres. // Et pourtant pestes et guerres…

Дальнейшee развитие темы войны неразрывно связано с эпитетом bкte, повтор которого образует возрастающую градацию: bкte – certainement trop bкte – La bкtise и заканчивается афоризмом, где слово La bкtise стоит в сильной ритмической позиции – в начале ритмической группы. Война жестока и бессмысленна – trop bкte –, поверить в неё невозможно. И снова возвращается более абстрактный термин le flйau, усиленный эпитетом irrйel и метафорой mauvais rкvе qui va passer. Тройной повтор метафоры в двух соседних предложениях (12, 13) и употребление глагола passer в пределах одного предложения в двух разных значениях («проходить» и «умирать») создает игру слов и возвращает к реальности: первыми жертвами войны оказываются гуманисты, которые отказывались в нее верить. Тема войны переплетается с темой ответственности, вины («coupables») и свободы. Невозможность свободы, пока существуют бедствия и войны, подчеркнута нагнетанием отрицаний внутри одной ритмической группы: personne ne sera jamais librе / tant qu'il у aura des flйaux (финал абзаца).

В ином стилистическом ключе решена тема войны в основном романе Экзюпери, посвященном войне и написанном в горниле войны, – «Военном летчике» (1942 г.). Анализируются четыре последние абзаца первой главы этой книги.

Гибнут экипажи – без видимой пользы. За три недели потеряно семнадцать экипажей из двадцати трех. И данные разведки, полученные такой ценой, – бесполезны: их невозможно и некому передать. Каждый из летчиков сознает бессмысленность гибели товарищей и собственную обреченность Анализируемый отрывок передает размышления автора перед вылетом.

Для всего отрывка характерно постепенное нарастание образности и пафоса: от сознательного снижения героики, иронии – до трагизма Библии. Есть определенная общность в строении абзаца, характере лексических и ритмических повторов.

В первом абзаце: J'attendrai la nuit, si je suis vivant, pour reflechir, придаточное предложение членит фpазу на три ритмические группы. В самой сильной позиции оказываются три основные смысловые слова: la nuit, vivant, reflechir

Во втором абзаце изменен порядок слов и смещены ритмические и смысловые акценты: в самой сильной позиции оказывается все придаточное предложение, вынесенное в начало фразы: Si je suis vivant, j'attendrai la nuit pour reflechir.

В третьем абзаце дан лишь приблизительный повтор, решенный в торжественном и замедленном ритме Библии: Quе vienne la nuit, pour que se montre а moi quelque йvidence, qui mйrite l'amour.

Развернутый повтор этой же мысли в конце четвертого абзаца (и финале главы) раскрывает смысл глагола reflechir и идею всей книги:

J'attendrai la nuit, si je puis vivre encore, pour m'en aller un peu а pied sur la grande route qui traverse notre village, enveloppй dans ma solitude bien-aimйe, afin d'y reconnaitre – pourquoi je dois mourir.

Во всех четырех абзацах выдержана определенная однотипность лексических повторов. Чаще всего это простой повтор:

а) внутри одного предложения: Je pense… je pense beau de choses. Le Groupe va nous perdre comme on perd des bagages… (a. 1, пp. 2,10).

б) соседних предложениях: J'attendrai la nuit, si je suis vivant, pour

rйflйchir. Mais vivant… (a. 1, пр. 3, 4). Elle n׳est qu׳un signe de desordre. Un effet de desordre. (a. 1, np.8, 9). Si je suis vivant, j'attendrai la nuit, pour rйflйchir. La bien-aimйe. La nuit, la raison dort (…) (a. 1, np. 4, 5, 6).

Слово la nuit, кроме троекратного лексического повтора, усиленно необычным определением bien-aimйe (повтор с нарастанием), образует самое короткое и единственное эллиптическое предложение абзаца (5).

в) реже встречается повтор в предложениях, отстоящих друг от друга на одно-два предложения. В третьем абзаце слово аmour – одно из ключевых слов-символов всего творчества Экзюпери – повторено четыре раза:

…la nuit, celui-lа qui s'est disputй retrouve l'Amour. (1). Car l'amour est plus grand que ce vent de paroles. (2). (…) L'amour, on ne le discute pas. (4). II est. (5). Que vienne la nuit, pour que se montre a moi quelque йvidence qui mйrite l'amour. (6).

В предложении 4 слово l'amour выделено репризой. И следующее за ним самое короткое предложение абзаца – II est представляет собой смысловую репризу слова l'amour.

г) иногда ключевое слово повторяется из абзаца в абзац как правило, это одно из основных ключевых слов, например veritй:

Ma veritй est en morceaux (a.II, np. 8). Pour que je souhaite servir quelque veritй impйrieuse. (a.III T, пр. 8) или одно из основных слов темы, например, jе pense; а. I. Je pense… je pense beaucoup de chose (2); а. II. Et ce n'est pas que je ne pense sur la guerre, sur la mort, sur le sacrifice, sur la France, tout autre. (1); а.III Pour que'je pense civilisation, sort de l'homme, goыt de l׳amitiй dans mon pays (7).

Развитие мысли от абзаца к абзацу представляет восходящую градацию: от мыслей о собственной почти неизбежной гибели (mission sacrifice… si je suis vivant) – до проблемы войны, смерти, самопожертвования, судеб человека и цивилизации, поисков той «властной истины», ради которой стоит жить и умереть.

При сравнении исследованных текстов заметна разница в способах выделения тавтологичных слов. Общим является повтор или повтор с нарастанием основногослова и сочетание лексических способов выделения слов с ритмико-синтаксическими. Но при этом:

1) для П. Сартра характерны тавтологичные повторы отдельного слова, предложения-лейтмотива и особенно часто – повторы однокорневых слов в пределах одного предложения;

2) для А. Камю характерен тавтологичный повтор основных слов, выделенных ритмически;

3) у А. де Сeнт-Экзюпери доминируют тавтологизмы как синтаксические повторы, обилие параллельных и симметричных конструкций, образующих сложные ритмические фигуры.

Заключение

Итак, подводя итог, мы пришли к выводу, что словосочетание признается особой единицей синтаксиса наряду с предложением, от которого словосочетание отличается рядом признаков. Словосочетание отвлекается от предложения и имеет номинативную функцию, т.е. служит для называния предметов, признаков, процессов. Словосочетание образуется на основе свойств частей речи, не имеет интонацию предложения и не может состоять из слов, связанных предикативным отношением, т.е. из глагола в личной форме с его подлежащим, так как сочетание этих слов уже предикативно и создает предложение.

Под тавтологическими сочетаниями понимаются соединения с соединительной и подчинительной связью, имеющие один и тот же корень во всех знаменательных компонентах и являющиеся различными формами одного и того же слова. Наиболее характерным свойством тавтологических сочетаний является их способность образовываться по определенным моделям. Модели можно рассматривать как устойчивые или переменно-устойчивые образования, имеющие, как правило, единую структурно-семантическую характеристику. Тавтологические сочетания создаются по моделям, состоящих из двух переменных лексических компонентов. Необходимым структурным членом большинства моделей является предлог, выполняющий функцию постоянного компонента.

Французская разговорная речь, непринужденная и эмоциональная, часто содержит компоненты, конструктивно необходимые в ней для связи с адресатом, с предыдущими репликами, но не несущие нового смысла, не связанные непосредственно с сообщением. Эти вставки избыточны во французском высказывании, их нет в идентичной русской фразе. Такие «междометные» компоненты, как non, quoi, tiens, занимают первое место среди избыточных компонентов. Во французском высказывании; многие из них (например, последняя) являются десемантизированными глагольными формами.

При сравнении исследованных текстов заметна разница в способах выделения тавтологичных слов. Общим является повтор или повтор с нарастанием основногослова и сочетание лексических способов выделения слов с ритмико-синтаксическими. Но при этом:

1) для П. Сартра характерны тавтологичные повторы отдельного слова, предложения-лейтмотива и особенно часто – повторы однокорневых слов в пределах одного предложения;

2) для А. Камю характерен тавтологичный повтор основных слов, выделенных ритмически;

3) у А. де Сeнт-Экзюпери доминируют тавтологизмы как синтаксические повторы, обилие параллельных и симметричных конструкций, образующих сложные ритмические фигуры.

При анализе структуры тавтологических словосочетаний нами выведено 5 моделей во французском языке:

1. S+Conj+S fagot et fagot

2. S+P+S cфte ả cфte, flanc ả flanc

3. P+S+P+S de main en main, d`annйe en annйe

4. S+P+Conj+S+P bras dessus bras dessous (S+P, S+P)

5. Art+S+P+S un corps а un corps

Основными семантическими компонентами в тавтологических сочетаниях оказались существительные-соматизмы, и существительные, обозначающие временные отрезки.

Что касается повторов частей фразы без изменения функции, то мы встречаем в этой группе повторение не только основных и второстепенных компонентов, но и целых групп компонентов и частей фразы. Повторы усиливают эмоциональное содержание высказывания, но конструктивно являются избыточными элементами фразы, подчеркивают ее асимметрию при сравнении с идентичной русской.

При сравнении исследованных текстов заметна разница в способах выделения тавтологичных слов. Общим является повтор или повтор с нарастанием основногослова и сочетание лексических способов выделения слов с ритмико-синтаксическими.

Таким образом, тавтология как фигура речи представляет собой стилистически мотивированный повтор однокоренных слов, находящихся в пределах предложения в отношениях непосредственного или опосредованного подчинения или соподчинения, а также взаимного подчинения. Общая функция этой стилистической фигуры – акцентирование того понятия, которое заключено в корневой части повторяющихся слов.

Тавтологические сочетания, обладающие интонационной слитностью, представляют собой средства языковой избыточности, которая составляет одну из характерных черт устной разговорной речи и служит для повышения экспрессивности или же простого «украшения» художественной речи.

Список литературы

1. Балли. Ш. Общие лингвистика вопросы французского языка. – М.: ИЛ, 1955.

2. Балли. Ш. Французская стилистика. – М.: УРСС, 2001.

3. Бархударов Л.С. О лексических соответствиях в поэтическом переводе // Тетради переводчика. Вып. 2. – М.: Междун. Отношения, 1964.

4. Бондаренко А.Ф., Малеки С.Г. Предложения тавтологического тождества // Дериватология и динамика в романских языках. – Кишинев: ШТИИНЦА, 1989.

5. Бондаренко Н.М. Проявление относительной экономии и избыточности структурных компонентов французского высказывания в сравнении с русским высказыванием // Вопросы лингвистики и методики преподавания иностранных языков. Вып. 6. – М.: МГУ, 1982.

6. Виноградов С.И. Пленазм // Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник. – М.: Наука, 2003.

7. Вопросы лексикологии и стилистики французского языка. – М.: МГПИИЯ, 1981.

8. Гак В.Г. Беседы о французском слове. – М.: Междун. отношения, 1966.

9. Горький М. Собрание сочинений: В 30 т. – М., 1953. – Т. 24

10. Исследования в области русской и английской филологии. Вып. 14. – Волгоград: ВГПИ, 1961.

11. Лопатин В.В. О тавтологических ошибках // Русский язык в школе – 1964. – №3.

12. Мамытбеков К.М., Вайнер Л.Р. Словосочетания в языке и речи // Семантико-фонетические и грамматические явления в иностранном языке. – Алма-Ата: КПИ, 1985.

13. Моисеев А.И. Некоторые вопросы теории словосочетания // Филологические науки. – 1977. – №2.

14. Оленич-Гнененко М.Д. Ритмико-синтаксические способы выделения ключевых слов // Вопросы филологии и методики преподавания германских и романских языков. – Воронеж: ВУ, 1973.

15. Плеоназм // Матвеева Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. – М.: Флинта: Наука, 2003.

16. Плеоназм и тавтология // Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. – М.: Айрис-Пресс, 2004.

17. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М., 1977. – Т. 9.

18. Реферовская Е.А. Теоретическая грамматика современного французского языка – М.: Просвещение, 1982.

19. Сковородников А.П. Тавтология // Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник. – М.: Наука, 2003.

20. Тавтология // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Наука, 1990.

21. Тавтология // Толковый словарь иностранных слов. – М.:ИЛ, 1980.

22. Тимофеев Б.Н. Правильно ли мы говорим? – Л.: Лениздат, 1961.

23. Филичева Н.И. О словосочетаниях в современном немецком языке. – М.: Высш. шк., 1969.

24. Шигаревская Н.И. Очерки по синтаксису современной французской разговорной речи. – Л.: ЛГУ, 1970.