Лев Толстой
сказал о Есенине: “Его поэзия есть как бы
разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ
его души”. Эти слова в полной мере можно
отнести и к пушкинской поэзии. И не только к
поэзии — ко всей жизни Пушкина. Все, кто
попадал в магический круг общения с великим
поэтом, наделялись сокровищами его души; он
обладал огромным духовным богатством,
которое щедро раздавал.
Круг
настоящих друзей Пушкина (не случайных
знакомых!) необычайно обширен и
разнообразен. Сам поэт — разносторонняя,
многогранная личность, и его друзья
представляли собой людей “с лица необщим
выражением”. Среди них Жуковский, Карамзин,
Баратынский, Вяземский, Гоголь. Искусство
соединило его с людьми разных поколений:
Карамзин был старше Пушкина на 30 лет (хотя
писатель не являлся близким другом Пушкина,
он принимал живое участие в его судьбе, ценя
пушкинский талант), Гоголь был младше
Пушкина на 10 лет. Но то, как Пушкин относился
к своим собратьям по перу, — в высшей
степени удивительно и великолепно.
Он не считал их своими соперниками, он
восхищался каждой чужой удачной строчкой.
Если в стихотворении была хоть капля
таланта — он принимал его с восторгом.
Пушкин совершенно искренне сравнивал свой
поэтический дар с даром Кюхельбекера: “Мой
брат родной по музе, по судьбам!” А Дельвига
он готов поставить выше себя:
Свой дар,
как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений
свой воспитывал в тиши,
Служенье
муз не терпит суеты;
Прекрасное
должно быть величаво...
В
посвящении Дельвигу Пушкин писал:
...вздохну в
восторге молчаливом,
Внимая
звуку струн твоих.
Вот еще
свидетельство того, насколько Пушкин был
лишен творческой зависти и тщеславия и как
он умел восторгаться успехами других: “Что
за прелесть эта Эда! Оригинальности
рассказа наши критики не поймут. Но какое
разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий
говорит по-своему. А описание лифляндской
природы! а утро после первой ночи! а сцена с
отцом!” — чудо! — так оценивал поэт
произведение Баратынского.
Эти же
дружеские чувства обнаруживаются в письме
Плетневу по поводу альманаха “Северные
цветы”: “Я дал в них Моцарта и несколько
мелочей. Жуковский дает сказку. Пиши
Баратынскому, он пришлет сокровища”.
Пушкин сам
любил “упиваться гармонией своей или чужой”,
главное — насладиться прекрасными
творениями, ему было не важно, кому они
принадлежат. Пушкинская удивительная
распахнутость навстречу родственным ему
душам, душевная щедрость, скромность видны
и в оценке поэзии Жуковского:
Его стихов
пленительная сладость
Пройдет
веков завистливую даль,
И, внемля им,
вздохнет о славе младость,
Утешится
безмолвная печаль
И резвая
задумчивая радость.
Пушкин был
бунтарем, потому что был гением. Принято
считать, что декабристы повлияли на поэта, у
них он позаимствовал идеи о свободе,
равенстве, братстве. Но не только разговоры
друзей-декабристов, но и чтение книг, и
собственные размышления, философский поиск
сформировали мировоззрение Пушкина. Пушкин
был самостоятельным мыслителем. Он, как
поэт, как гений, как личность, словно
магнитом притягивал к себе людей. Он дружил
с Чаадаевым — совершенно удивительным
человеком, выдающимся философом. “Ты был
целителем моих душевных сил”, — скажет о
нем Пушкин. Между ними была дружба ума и
чувств: два интересных друг другу человека,
два мыслителя, две стихии сталкивались
между собой, спорили, обогащались
интеллектуально.
Пушкин
прекрасно чувствовал в людях и поэтический
талант, и ум. После встречи с Пестелем он
записал в своем Дневнике, что это умнейший
человек, какого он только видел. Поэт оценил
значение Пестеля в декабристском движении:
На руль
склонясь, наш кормщик умный
В молчанье
правил грузный челн.
В “Арионе”
Пушкин публично заявил о своем месте “на
челне”, о своей дружбе с декабристами: “А я
— беспечной веры полн — пловцам я пел...” Он
помянул их в стихотворении “19 октября 1827”:
“Бог помочь вам, друзья мои...” Поэт делал
все, что мог, чтобы помочь декабристам в
ссылке. Беспрестанно напоминал о них
Николаю I. А
встреча с осужденным Кюхельбекером около
Б
фельдфебелю, что напишет царю, если тот не
даст ему проститься с другом и дать ему на
дорогу денег! Потом Пушкин пытался
напечатать стихи Кюхельбекера... С самой
надежной оказией — с женами декабристов —
полетели в Сибирь к “преступникам”
страстные и теплые послания Пушкина. Там
прочитал адресованное ему стихотворение
Иван Иванович Пущин.
Мой первый
друг, мой друг бесценный!
Молю святое
провиденье:
Да голос
мой душе твоей
Дарует то
же утешенье,
Да озарит
он заточенье
Лучом
лицейских ясных дней!
Пущин и
Пушкин. Они были совершенно разными — лед и
пламень, но дружба их была прекрасной:
искренний, бескорыстный, огненный Пушкин и
кристально чистый Пущин. “Тот, кто любит
Пущина, тот уж непременно сам редкий
человек” — так сказал о нем Рылеев. Пущин
отказался от заграничного паспорта и
возможности скрыться после поражения декабристского восстания. Это человек,
перешедший из гвардии в Московский
надворный суд, для того чтобы воплощать в
жизнь идеи декабристов. Он организовал на
каторге артель — денежную казну в помощь
нуждающимся товарищам. Проведя в Сибири
тридцать один год, он возвратился после
амнистии в Россию, ничуть не изменив своим
принципам. Вот что такое Пущин, вот что
такое “положительно прекрасный человек” в
числе ближайших друзей Дельвига,
Кюхельбекера, Глинки. Белинский писал: “Есть
всегда что то особенно благородное, кроткое,
нежное, благоуханное и грациозное во всяком
чувстве Пушкина. В этом отношении, читая его
творения, можно превосходным образом
воспитать в себе человека”. Эту эпическую
норму воплощали в себе и люди, окружавшие
поэта. Пущин не побоялся посетить ссыльного
поэта в Михайловском, а когда Пушкина убили,
написал: “Если
бы я был на месте Дантеса, то роковая пуля
встретила бы мою грудь: я бы нашел средство
сохранить поэта-товарища, достояние России”.
Когда в 1820
году Пушкину грозила опасность ссылки в
Сибирь или в Соловки, Кюхельбекер встал на
защиту друга — публично выступил с чтением
стихов, в которых царские угрозы назвал
шипеньем змеи. Кюхельбекера спас Дельвиг:
отдал ему свое место при богатом вельможе,
уезжавшем за границу. Примеров
самоотверженной дружбы и взаимовыручки
можно привести множество. Лицейское
братство стало легендой:
Друзья мои,
прекрасен наш союз!
Он как душа
неразделим и вечен...
Пушкинские
стихи к лицейским годовщинам являют Iсобой
образец настоящего культа дружбы, верности
своей молодости. Сам поэт глубоко переживал
разлуку с друзьями: “Печален я — со мною
друга нет”. И он сочувствует тому, кто будет
когда-нибудь один, “в пустыне, встречать их
праздник...”. О том, какое место занимают
друзья в сердце поэта, очень точно
свидетельствуют строки:
И в жизни
сей мне будет утешенье:
Мой
скромный дар и счастие друзей.
Но не
меньшее место в его сердце и стихах
занимает любовь к женщине. Поэт утверждает:
“Любовь одна — веселье жизни хладной”. И
сейчас неважно, каким адресатам посвящены
строки чистого пламени, а важно то, как
говорит поэт о женщине: “божественная”, “твои
небесные черты”. Это обожествление образа
любимой с особой силой звучит в
торжественном сонете:
Исполнились
мои желания,
Творец Тебя
мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей
прелести чистейший образец.
Любовь
составляет основу души поэта — “и сердце
любит оттого, что не любить оно не может”. И
мы до сих пор восхищаемся пушкинскими
шедеврами, гимнами любви, будь то
наполненное счастьем встречи с
возлюбленной послание к Керн или
трогательное нежное прощание “Я вас любил:
любовь еще, быть может...”. “Вы знаете,
друзья, могу ль на Красоту взирать без
умиленья, без робкой нежности и тайного>
волненья” — так поэт сказал о причине
возникновения своего чувства. Его лирику
называют энциклопедией любви и чувств.
Пушкинская страсть передается каждому
читателю — “Любимая — жуть! Когда любит
поэт, влюбляется бог неприкаянный” (Пастернак).
Читая стихи
Пушкина, мы действительно чувствуем
запечатленные в них “сокровища его души”,
чувствуем красоту этих сокровищ.