В
Риме в храме Согласия Цезарь произносит речь. Он много воевал и наконец
вернулся в Рим. Рим могуч, он внушает страх всем народам. Для вящей славы Рима
осталось только покорить парфян и отомстить им за победу над Крассом. Поражение
в битве с парфянами легло позорным пятном на Рим, и Цезарь готов либо пасть на
поле брани, либо доставить в Рим пленного парфянского царя. Цезарь недаром
собрал цвет Рима в храме Согласия. Он ждет от римлян согласия и готовности
выступить в поход против парфян. Кимвр возражает: сейчас не до парфян;
гражданская резня, начавшаяся при Гракхах, не утихает, Римская империя залита
кровью: «сначала нужно дома / Порядок навести и мстить за Рим / Не раньше, чем он
прежним Римом станет». Антоний поддерживает Цезаря: не было случая, чтобы
римляне не отомстили за гибель римского полководца. Если не отомстить парфянам,
многие покоренные народы решат, что Рим дрогнул, и не захотят терпеть его
господство. Поход на парфян необходим, остается только решить, кто поведет
войска, но кто при Цезаре посмеет назвать себя вождем? «Рим» и «Цезарь»
означают ныне одно и то же, и тот, кто сегодня хочет подчинить общее величие
личным интересам, — изменник. Слово берет Кассий. Он противник военного похода,
его волнует судьба отчизны: «Да будет консул консулом, сенат — / Сенатом и
трибунами — трибуны, / И да заполнит истинный народ, / Как прежде, форум».
Цицерон говорит о том, что он по-прежнему верен мечте об общем благе, мире и
свободе. В Римской республике давно уже перестали чтить законы. Когда в Риме
восторжествует порядок, то не понадобится оружие, «чтоб врагов / Постигла
участь туч, гонимых ветром». Брут начинает свою речь с того, что он не любит
Цезаря, потому что, по его мнению, Цезарь не любит Рим. Брут не завидует
Цезарю, ибо не считает его выше себя, и не испытывает к нему ненависти, ибо
Цезарь ему не страшен. Брут напоминает Цезарю, как услужливый консул хотел
надеть на него царский венец, но Цезарь сам оттолкнул его руку, потому что
понял, что народ — не такая бездумная масса, как ему хотелось бы, народ может
какое-то время терпеть тирана, но не самодержца. В душе Цезарь не гражданин, он
мечтает о царском венце. Брут призывает Цезаря стать не угнетателем, а
освободителем Рима. Он, Брут, — гражданин и хочет пробудить в душе Цезаря
гражданские чувства. Антоний осуждает Брута за дерзкие речи. Цезарь хочет,
чтобы вопрос о походе на парфян был решен здесь, в храме Согласия, а для
решения остальных вопросов предлагает собраться завтра утром в курии Помпея.
Цицерон
и Кимвр ждут своих единомышленников — Кассия и Брута. Они понимают, что родине
грозит опасность и медлить нельзя. Цицерон видит, что Цезарь, убедившись, что
всеобщий страх для него надежнее, чем любовь продажной черни, делает ставку на
армию. Ведя римских воинов в бой с парфянами, он наносит Риму последний удар.
Цицерон жалеет, что он уже старик и не может биться за родину с мечом в руках.
Подоспевший Кассий с горечью говорит, что у Цицерона уже не осталось достойных
слушателей, но Цицерон возражает: народ всегда народ. Сколь бы человек ни был
ничтожен наедине с собой, на людях он неизменно преображается. Цицерон хочет
произнести речь перед народом. Диктатор опирается на силу, Цицерон же опирается
на истину и потому не боится силы: «Повержен будет Цезарь, / Как только будет
он разоблачен». Кимвр уверен, что Цицерон не сможет взойти на форум, ибо путь
туда закрыт, а если бы и смог, то его голос потонул бы в криках подкупленных
людишек. Единственное средство — меч. Кассий поддерживает Кимвра: не надо
ждать, пока трусливый народ объявит Цезаря тираном, надо первыми вынести ему
приговор и привести его в исполнение. Лучшее средство — быстрейшее. Чтобы
покончить с рабством в Риме, достаточно одного меча и одного римлянина, зачем
же заседать и тратить время на колебания? Появляется Брут. Он опоздал, потому
что говорил с Антонием. Цезарь послал Антония к Бруту, чтобы договориться о
встрече. Брут согласился встретиться с Цезарем здесь же, в храме, ибо считает,
что Цезарь-враг страшнее, чем Цезарь-друг. Кассий говорит, что он, Кимвр и
Цицерон единодушны в ненависти к Цезарю, в любви к отчизне и в готовности
погибнуть за Рим. «Но планов получилось три: / В гражданскую войну отчизну
ввергнуть, / Иль, ложью ложь назвав, разоружить / Народ, иль Цезаря прикончить
в Риме». Он спрашивает мнения Брута. Брут хочет попытаться переубедить Цезаря.
Он полагает, что жажда чести Цезарю дороже, чем жажда царства. Брут видит в
Цезаре не злодея, а честолюбца. Во время Фарсальской битвы Брут попал к Цезарю
в плен. Цезарь сохранил ему жизнь, и Брут не хочет отвечать на добро
неблагодарностью. Брут считает, что один лишь Цезарь может вернуть сегодня Риму
свободу, могущество и жизнь, если вновь станет гражданином. Брут верит, что у
Цезаря благородная душа и он станет защитником законов, а не их нарушителем.
Если же Цезарь останется глух к его доводам, Брут готов заколоть его кинжалом.
Цицерон, Кимвр и Кассий уверены, что Брут слишком высокого мнения о Цезаре и
план его несбыточен.
Антоний
докладывает Цезарю, что Брут согласен встретиться с ним. Он ненавидит Брута и
не понимает, почему Цезарь терпит его. Цезарь говорит
— единственный, кто его достоин. Цезарь предпочитает побеждать не оружием, а
милостью: простить достойного врага и заручиться его дружбой лучше, чем
уничтожить его. Так в свое время Цезарь поступил с Брутом, так намерен
поступать и впредь. Он хочет во что бы то ни стало сделать Брута своим другом.
Когда приходит Брут, Антоний оставляет их вдвоем. Брут взывает к разуму Цезаря.
Он заклинает его снова стать гражданином и вернуть Риму свободу, славу и мир.
Но Цезарь непременно хочет покорить парфян. Он столько воевал, что хочет
встретить смерть на поле брани. Цезарь говорит, что любит Брута, как отец. Брут
же испытывает к Цезарю все чувства поочередно, кроме зависти: когда Цезарь
проявляет себя как тиран, Брут его ненавидит, когда в Цезаре говорит человек и
гражданин, Брут испытывает к нему любовь и восхищение. Цезарь открывает Бруту,
что он его отец. В доказательство он показывает Бруту письмо его матери
Сервилии, подтверждающее, что Брут — её сын от Цезаря. Брут ошеломлен, но это
известие не изменяет его убеждений. Он жаждет спасти родину или погибнуть.
Цезарь надеется, что Брут одумается и завтра поддержит его в сенате, иначе он встретит
в Цезаре не отца, а господина. Брут призывает Цезаря доказать свою отцовскую
любовь и дать ему возможность гордиться своим отцом, иначе ему придется
считать, что настоящий его отец — тот Брут, который дал Риму жизнь и свободу
ценой жизни собственных детей. Оставшись один, Цезарь восклицает: «Возможно ль,
чтоб единственный мой сын / Отказывался мне повиноваться / Теперь, когда весь
мир покорен мне?»
Цицерон
вместе с другими сенаторами уезжает из Рима: он старик, и в нем уже нет былого
бесстрашия. Кимвр и Кассий расспрашивают Брута о его беседе с Цезарем. Брут
рассказывает им о том, что он сын Цезаря. «Чтоб кровь от этого пятна очистить /
Ужасного, до капли должен я / За Рим её пролить». Бруту не удалось переубедить
Цезаря. Кимвр и Кассий считают, что Цезаря надо убить. Брут идет за советом к
своей жене Порции — дочери великого Катона. Порция, чтобы доказать свое
мужество, отсекла себе мечом грудь и стойко переносила боль, так что её муж
даже не знал об этом. И только после этого испытания она осмелилась попросить
Брута доверить ей свои тайны. Кимвр и Кассий восхищаются мужеством Порции.
Антоний
приходит к Бруту. Цезарь передает ему, что надеется на голос крови, который
повелит Бруту любить и уважать человека, давшего ему жизнь. Брут спрашивает,
готов ли Цезарь отказаться от диктаторства, возродить законы и подчиняться им.
Брут просит Антония передать Цезарю, что завтра в сенате надеется услышать от
него перечень действенных мер по спасению отечества. Брут в такой же мере
жаждет спасти Рим для блага римлян, как и спасти Цезаря ради Рима. После ухода
Антония заговорщики решают привлечь на свою сторону еще несколько достойных
римских граждан.
В
курии Помпея собираются сенаторы. С улицы доносятся крики толпы. Кассий говорит
Бруту, что по его знаку заговорщики с мечами набросятся на Цезаря. Появляется
Цезарь. Он спрашивает, почему многие сенаторы не пришли на собрание. Брут
отвечает: «Те, что сидят в сенате, / Пришли из страха; тех, кого здесь нет, /
Рассеял страх». Брут произносит речь, где превозносит достоинства Цезаря,
одержавшего верх над собой и над чужой завистью. Он поздравляет Цезаря,
желающего стать гражданином, равным среди равных, как прежде. Брут объясняет
собравшимся, что говорит от имени Цезаря, поскольку он и Цезарь теперь одно,
ведь он — сын Цезаря. Цезарь потрясен вдохновенной дерзостью Брута. Он говорит,
что хочет сделать его своим преемником. Цезарь не отступил от своего решения
отправиться в поход на парфян. Брута он хочет взять с собой, а после победы над
врагами Рима он готов отдать себя в руки своих врагов: пусть Рим решает, кем он
хочет видеть Цезаря: диктатором, гражданином или вовсе никем. Брут в последний
раз взывает к Цезарю, но Цезарь объявляет, что тот, кто не подчинится ему, —
враг Рима, бунтовщик и предатель. Брут обнажает кинжал и потрясает им над
головой. Заговорщики бросаются к Цезарю и разят его мечами. Брут стоит в
стороне. Израненный Цезарь ползет к статуе Помпея и испускает дух у её подножия
со словами: «И ты… мой мальчик?..» На крики сенаторов сбегается народ. Брут
объясняет народу, что Цезарь убит, и он, Брут, хотя его кинжал не обагрен
кровью, вместе с другими убил тирана. Народ хочет покарать убийц, но они
скрываются, в руках народа лишь Брут. Брут готов к смерти, но напоминает народу
о свободе и призывает тех, кому она дорога, возликовать: Цезарь, который мнил
себя царем, спит вечным сном. Слыша вдохновенные речи Брута, народ проникается
к нему доверием, а услышав, что Брут сын Цезаря, оценивает все его
благородство. Брут оплакивает Цезаря, ибо чтит его достоинства, равных которым
не сыскать. Он готов к смерти, но просит дать ему отсрочку. Исполнив свой долг
освободителя и гражданина, он покончит счеты с жизнью над гробом убитого отца.
Народ готов идти за Брутом. Размахивая мечом, Брут ведет за собой народ на
Капитолий, чтобы изгнать изменников со священного холма. Народ вслед за Брутом
повторяет: «Свобода или смерть!», «Смерть или свобода!»